Глава 3
Сырое подземелье казематов казалось узникам еще более холодным и мрачным от ощущения безнадежности. Полураздетых и избитых, их просто приволокли сюда и бросили на грязные камни темницы, после чего еще несколько раз пнули полубесчувственные тела и оставили в таком виде, захлопнув тяжелую решетку.
Тюремщики даже не потрудились оставить охрану, зная, что пленники сломлены морально и физически одним лишь фактом своего полнейшего поражения, крушения всех надежд на успех Революции.
Один из узников всхлипывал, скорчившись в углу и держась окровавленной рукой за грудь. Поломанное ребро пробило легкое, и жить ему оставалось недолго, если это и имело хоть какое-то значение в сложившейся ситуации.
Надежды нет, смирись.
- Мак-ксимильен…
- Тише, Огюст. Не говори много – тебе станет только хуже. – Один из узников подполз к своему умирающему брату и осторожно приобнял мужчину, судорожно выхаркивающего сгустки крови.
- О-ни побед-дили…
- Нет. – В голосе избитого заключенного была спокойная уверенность, контрастировавшая с его внешним видом. – Мы сделали все, что могли – все, что было нужно. Мы показали, что свобода – это не просто сказки для детей и повод для насмешек тиранов. Мы сокрушили их уверенность в своей неуязвимости и показали это всему народу. Я уверен, что сейчас не только во Франции, но и повсюду в Европе, а потом и по всему миру, люди узнают и запомнят – сражаться и побеждать рабство возможно не только в мечтах. В будущем нас еще будут вспоминать, как первых, открывших путь, Огюст… Огюст?
Легкая улыбка навечно застыла на лице брата, чьи мучения были окончены. Максимильен аккуратно положил его на спину, сложил руки на груди и провел ладонью по лицу, закрывая покойному веки. Они все равно откроются через несколько минут из-за мышечного спазма, но этот жест был последним ритуалом, который Макс проводил слишком часто за последние годы.
Остальные пленники молча наблюдали за этой сценой, Жорж и Луи, Филипп тихо молился.
- Братья... - начал было Максимильен, но внезапно в камеру буквально вломились четверо в военной форме и с пистолями на поясах.
Один из них, здоровенный детина, поигрывавший в руке обитой стальными бляшками дубинкой, медленно подошел к арестантам и перевел взгляд на их лидера.
- Максимильен Мари Изидор де Робеспьер… ты хоть понимаешь, какую кашу заварил? Осознаешь, сколько крови пролилось по твоей вине и сколько еще прольется? Все еще думаешь, оно того стоило, идиот?! – Лицо говорившего искажал непритворный гнев вперемешку с отвращением.
- Да, без сомнений, палач. А ты сам-то никогда не задумывался, что само понятие рабства ненормально? Никто не рождается рабом, и нет никаких причин делать других рабами, это просто не имеет смысла, и чем дальше тем больше и больше всем будет понятно, что…
-
ХВАТИТ, - голос одного из четверки как-будто завибрировал в черепных коробках всех присутствующих. Его лица не было видно за темным капюшоном, но интонация выдавала раздражение.
Произнеся единственное слово, мужчина молча развернулся и вышел из камеры, это его тяжелых шагов постепенно затихло в полумраке темницы.
Робеспьер посмотрел в ничего не выражавшие глаза здоровяка, достававшего пистоли вместе с остальными двумя слугами.
Сервиторы.
— Суда не будет?
— Не будет.
Три выстрела сотрясли затхлый воздух подземелья, и еще одна попытка человека вырваться из собственных оков завершилась неудачей.
Не завершилась. Запомни.
Одно из многих видений, участником которого – главным героем – ощущал себя Адан Дайсон, снова нахлынуло на него, когда проекция Лаэрны закончила диалог и начала развеиваться в воздухе. Все что она до этого
говорила – точнее передавала прямо в сознание плотнейшим пакетом данных – для Адана воспринималось скорее как возвращение воспоминаний, чем новые знания.
Теперь он знал, что больше никогда ничего не забудет.
Теперь он знал, что каждое видение приблизит его к самому себе.
И видений будет еще много.
Запустился таймер обратного отсчета.
***
Ирмат не видел корабль Инквизиции снаружи – пикт-экраны внешнего обзора не включались при полете через атмосферу – но внутри роскошь убранства просто поражала воображение.
Стены из темно-синего мрамора, украшенные золотой лепниной, каждый изгиб коридоров оформлен в виде арки из переплетающихся люминесцентных трубок, а самым экзотическим –
восхитительным – элементом интерьера были высаженные повсюду растения. Вблизи это были не особо примечательные розовые стебли с красными бутонами, переплетающиеся друг с другом, как лозы сцинтийского удавника. Но при непрямом взгляде казалось, что они медленно, ритмично двигаются, как будто лаская друг друга, а на самой границе слуха раздавался шепот, неразборчивый, но пробуждавший у Гоззира ярчайшие воспоминания о
допросах подозреваемых и последующих
отдохновениях от праведных трудов.
— Понравились наши цветочки, Ирмат? – раздался голос Лиры.
Арбитр начал оборачиваться, чтобы ответить, как вдруг увидел ковылявших по коридору сервиторов, внешне почти не отличавшихся от обычных людей, за исключением показательно удаленных глаз и кистей рук.
— Э… это странновато? – пробормотал он.
— Ничего особенного – низшие слуги недостойны удовольствия от созерцания и осязания красоты нашей обители, их дело – лишь служение.
— Понятно, - пожал плечами Гоззир. Он уже успел пообщаться с некоторыми представителями знати, и подобные заскоки не были чем-то из ряда вон, хотя от Инквизиции такого не ожидалось. – А что это за вид растений?
— О, это уникальные творения нашего магоса-биологис. Вряд ли ты с ней познакомишься – она уже много лет предпочитает общество своих питомцев, и не покидает лабораторию. Впрочем, это не так уж и плохо – ее внешний вид… может несколько смутить
неподготовленный разум. Кстати, вот мы и у цели. – Лира провела рукой перед картиной, изображающей совершенно лысую женщину с алебастровой кожей, прикрывавшую глаза ладонями, и часть стены плавно скользнула вглубь, открывая небольшое помещение с металлическими стенами.
— Это камера психической изоляции, здесь мы можем быть уверенны в отсутствии внешнего варп-воздействия. А еще в случае… непредвиденных осложнений, ничего не вырвется наружу. – Милая –
обворожительная – улыбка инквизитора абсолютно не соответствовала смыслу сказанного. – Не волнуйся, арбитр, в моих планах не стоят твои пытки или убийство. Думаю, ты не пожалеешь о сегодняшнем визите, - промурлыкала Лира, мягко подталкивая Ирмата ко входу.
И снова он почувствовал себя в полной безопасности, желание довериться было абсолютным и даже перемешивалось с
предвкушением будущих событий.
— По воле вашей, леди инквизитор, - как в полусне ответил он и вошел в камеру.
Дверь за ними закрылась так же бесшумно, как и открывалась, и помещение залил неяркий голубоватый свет. Инквизитор Вайтария щелкнула пальцами, и прямо из металлического пола плавно сформировались пара изящных диванов, стол с богатым набором яств и явно пахнущий лхо кальян. Как будто этого было мало, на одной из стен проявилась пикт-запись каких-то переплетающихся телами обнаженных ксеносов, похожих и одновременно непохожих на ненавистных человечеству эльдар, разве что конечностей у них было побольше, а о симметрии создавшая их природа понятия не имела. В довершение всего начала тихо играть музыка, окончательно расслабившая Гоззира, и он просто присел на диван, приглядываясь к угощениям.
— Итак, арбитр Гоззир, - начала инквизитор – для начала мы сделаем вот это. – И одним резким движением сорвала с его плеча аквилу, которая сразу отправилась в мусоросжигатель, появившийся вместе со столиком.
Двуглавый орел сгорел в плазменном пламени так быстро, что Ирмат даже не успел сообразить, что произошло.
— Вот, теперь мы можем быть уверенны, что говорим наедине. – На лице Лиры явно читалось облегчение.
Она прилегла на соседний диван, поднесла заранее наполненный бокал амасека к губам и медленно сделала глоток, после чего где-то минуту не переставая затягивалась кальяном.
Гоззиру показалось, что это какой-то фокус, но леди Вайтария наконец-то вынула мундштук изо рта и выдохнула ему прямо в лицо поистине огромное облако ароматнейшего дыма, в котором запах лхо был лишь одной минорной нотой из целой симфонии.
— А теперь я расскажу тебе, почему ты выжил в том взрыве, и какое славное будущее, превосходящее все твои нынешние мечтания, ждет тебя, если ты проявишь достаточное желание
возвыситься. Для начала посмотри на меня еще раз.
Ирмат Гоззир взглянул на Лиру Вайтарию новыми глазами.
И, почти не удивившись самому себе, он не закричал от увиденного, а лишь похотливо улыбнулся и потянулся к кальяну сам.
***
Извилистые коридоры тоннелей Подулья несколько удивили Артеллуса своей пустотой и ненормальной тишиной – обычно такие места были буквально заполнены лязгом и жужжанием давно не ублаженных духов старых машин и шорохом мелких тварей, питающихся всякими отходами, и друг другом.
Вначале логис пробирался через обычные груды мусора и останков, но по мере приближения к источнику аномалии, казалось, что любая активность – органическая и машинная – затухает или стремится покинуть это место.
«Похоже на парию», - подумал Артеллус. Он не понаслышке знал об этих представителях человеческого вида. Чрезвычайно редкий феномен, скорее всего свойственный только людям – разумное существо, рожденное с так называемым «отрицательным присутствием» в варпе. Один на миллиард, хотя, возможно, и не такие редкие, но мало кто доживал до совершеннолетия. Побочным эффектом почти полного иммунитета к эфирным воздействиям была аура, вызывающая отвращения у всех разумных существ вокруг, и чем большим психическим потенциалом обладал разумный, тем сильнее он чувствовал присутствие парии, вплоть до физической боли и невозможности нормально мыслить у инициированных псайкеров. Инквизиция вкладывала немало ресурсов в поиск подобных людей, но заполучить «пустого», как их еще называли, живым было нелегко – зачастую сами родители убивали такого ребенка еще в младенчестве, настолько силен был эффект.
Магос Нумеон, как исследователь варп-угроз, однажды был ознакомлен с воздействием парии в присутствии представителя Инквизиции, и иногда до сих пор размышлял о возможной природе такой мутации. Занимательным фактом являлось то, что самые точные приборы не показывали никаких аномалий в окружающем варпе, эффект проявлялся лишь на разуме присутствующих, а также нивелировал любые попытки прямого псайкерского воздействия вплоть до уровня «бета». Сам же человек оказался вполне зарядным апатичным мужчиной с тенью грусти во взгляде и выполнявшим любые приказы.
Нумеон помнил, что лично он при приближении слабо ощущал какие-то изменения в своих эмоциях, но отнес это на счет высочайшего уровня аугментации нервной системы и заменой большей части участков мозга на электронные импланты.
И вот сейчас он начинал испытывать нечто похожее – чем ближе он был к аномалии, тем спокойнее становился эмоциональный фон, и так бывший под контролем, хотя и несколько напряженный перспективой новых открытий.
Сверившись с эхолокатором, магос уже было направился в очередной полуразрушенный коридор, как вдруг невдалеке раздался мощный взрыв, и ударная волна чуть не сбила его массивное тело с нижних манипуляторов. Активировав атомантический щит, Артеллус приготовился спешно отступать, но ни атаки, ни обрушения свода подземелья не произошло, и он продолжил движение.
Метров через сто техножрец вышел в небольшой заполненный едким дымом зал, посреди которого на куске рокрита сидел высокий человек и задумчиво разглядывал свою руку, не обращая никакого внимания на явно токсичный для простого смертного воздух.
«Предположительно центр аномалии. Уровень окружающего варп-фона: 0.00034% от нормы. Уровень угрозы: не определен. Предположение: начать коммуникацию, сохраняя полную боеготовность. Приоритет на защитных мерах», - все эти данные молниеносно были обработаны полуорганическим мозгом Артеллуса, и он медленно подошел к человеку, просчитывая варианты начала диалога. Что-то подсказывало, что силовой захват «аномалии» - не самое эффективное и рациональное решение в данной ситуации.
Впрочем, человек первый вышел из задумчивости и спокойно взглянул в лицо магосу, не выказав никаких эмоций от резкой встречи с как минимум необычным гостем.
- …А, техножрец. Магос, как я погляжу, - констатировал он, явно не удивившись. – Приветствую вас, мое имя Адан Дайсон.
«Уровень угрозы: предположительно нейтральный. Коммуникация возможна без дополнительных протоколов».
- Я – Артеллус Нумеон, логис Адептус Механикус, - начал он идеально смодулированным голосом. – В данном секторе была зафиксирована аномалия эфирной природы, и мои сенсоры привели меня в это место. Адан Дайсон, вы можете предоставить информацию по инциденту с недавним взрывом?
Дайсон встал с рокрита и оглянулся на недавно образовавшийся завал.
- Взрыв? Это было самоуничтожение Схрона, там не осталось ничего для извлечения так любимых вами данных. – В улыбке мужчины не было ни капли насмешки. Скорее, понимание и одобрение. – Впрочем, я могу поделиться с вами немалыми знаниями в обмен на одну услугу. Для начала одну, - уточнил Дайсон.
«Коммуникация налажена успешно. Аномалия подтверждена. Риск дальнейшего общения: неизвестно».
- Какую информацию вы можете предоставить и что желаете получить взамен?
- Для начала нам нужно срочно покинуть эту планету, да и систему в целом. У вас же есть корабль, способный к варп-прыжкам? Взамен я… например, расскажу вам об Омниссии.
Больше всего Артеллуса шокировало не такое легкомысленное заявление, а понимание того, что Адан Дайсон не лжет.
*****
Уважаемые господа инвесторы!
Я знаю, как вы рассчитываете на скорейшее получение результатов и какие огромные средства вложили в наши исследования. Поверьте, нет ничего более желанного для нашего коллектива и для меня лично, чем открытие этой тайны нашей вселенной. С момента первого обнаружения войда в далеком ХХ веке, астрономы практически не продвинулись в объяснении данного феномена.
С величайшим сожалением я вынужден сообщить вам, что ни одна разработанная нами за последние четыре века математическая модель не может хотя бы приблизительно объяснить механизм возникновения такого феномена. Был бы я поклонником развлекательной литературы, то сказал бы, что некая сущность просто пожрала миллионы галактик в разных местах наблюдаемой вселенной, но я считаю себя ученым, поэтому признаю свое поражение, и не буду выдвигать никаких претензий, если вы решите закрыть нашу исследовательскую программу.
Отрывок из выступления профессора Кани Эшто –
главы Олимпийского Астрономического Сообщества Академии наук Ганимеда.
23 сентября 2387 г.