Одновременно проклят и благословен

С болью во всём теле и заторможенными мыслями Люк пытался найти любую возможность провалиться в спокойную тьму забвения, мрачно задаваясь вопросом, куда же ушли все хорошие воспоминания. Может быть, это было наивно, но он думал, что погрузиться в воспоминания будет проще, чем смотреть в лицо реальности. Однако сны не давали ему ничего, кроме слабого утешения и пересмотра самых тяжелых времён его жизни. Возможно, это были наркотики, возможно просто усталость, но он теперь он мог доверять своему разуму не больше, чем этим имперцам. Если бы он мог погрузиться в воспоминания о гонках в Каньоне Нищего, о дружеских обьятиях, о кратких моментах отдыха после того, как Восстанию с трудом удавалось вырвать у Империи ещё одну победу... возможно он бы справился. Но его сознание бесцельно блуждало вдалеке от этих счастливых моментов и, казалось, вся его боль и страдание вылилась в самые грустные воспоминания о худших моментах в жизни. Безусловно, первым, что всплыло в уме, были свежие и болезненные воспоминания о Беспине. Жестокие, наполненные отрицанием и гневом, они проигрывались в уме с нереальной скоростью. После Беспина они ускорялись назад, в прошлое, касаясь каждого мгновения боли, каждого момента горя и, какая-то неуверенная, маленькая рациональная часть Люка признала структуру в потоке воспоминаний - постоянно повторяющуюся тему одиночества и незащищённости. Старые воспоминания проносились перед мысленным взором, вновь открывая старые раны. Татуин промелькнул перед ним: раскалённый свет и невыносимая жара. Сознание задерживалось там, и время от времени он чувствовал, как будто лежит голый на обжигающем песке под ослепляющим светом двух солнц, раздражаясь из за собственной уязвимости. Тогда...другое воспоминание проникло в его ум. Песок под спиной похолодел, небо потемнело и появились звёзды. Люк содрогнулся, он знал, что будет дальше. Это было неизбежно: все пути в его памяти вели к этому моменту много лет назад, моменту, когда он впервые почувствовал, как боль одиночества сжимает сердце. Ему послышались шаги за спиной и знал, кто это был - его тётя. Она пришла поговорить с ним. Дыхание перехватило в груди и он должно быть двинулся в своём прерывистом сне, потому-что резкая боль от полученных в реальности травм пробежала по спине. Но он был далеко от действительности, в ловушке сновидений. * * * Дыхание Вейдера сбилось прямо в середине шага и внезапная, острая боль прошила грудь, заставляя сократиться каждый мускул, кричать каждый нерв. На мгновение Вейдер задался вопросом, не нарушен ли корпус доспеха. И тогда, так же внезапно, боль ушла. Потеря её была почти так же тяжела, как и сама боль. Если бы не выброс адреналина, принесённый болью, он возможно потерял бы равновесие. На заднем плане слышался монотонный голос адьютанта, в общих чертах обрисовывающего исходный проект относительно "Исполнителя". Вейдер жестом заставил его замолчать, сосредоточился на своём внутреннем центре, сконцентрировался...и ничего не нашёл. Озадаченный, он сосредоточил внимание наружу и нашёл... Ничего. Он сжал кулаки. - ...Милорд? Он отмахнулся от человека, развернулся и направился в свои покои. Вслед ему неслось слабое "Эээ...милорд?", но он не обратил на это внимания. Ничего, он ничего не нашёл в Силе и это было глубоко неправильно. После становления Империи и уничтожения джедаев, Вейдер чувствовал только тихое эхо и лёгкие колебания, когда он обращался к Силе. Потом, три года назад, спокойная, чистая пустота внезапно нарушилась - скорее всего в тот момент, когда его сын первый раз обратился к Силе и осветил её, как сверхновая звезда. С момента открытия, что его сын жив, Вейдер всегда мог потянуться и мельком взглянуть на яркое присутствие. Это было, как прикосновение к пламени, обжигающее при его первых попытках. Тем не менее, со временем Вейдер научился смотреть на него, не будучи ослеплённым Светом и эта способность хорошо служила ему в розысках мальчишки. А теперь оно ушло. Дверь в его покои тихо скользнула, закрываясь за ним и Вейдер позволил себе мгновение дикой паники. Только мгновение, а затем он остановился. Палпатин не мог действовать настолько быстро. Они говорили днём ранее: Вейдер только что прибыл на "Исполнитель". Даже если бы Император знал, где скрывается Люк, он не успел бы добраться до него так быстро. А это означало...что? Вейдер не знал и это бессилие вызывало ярость. Мощь, неистовая и голодная пронеслась сквозь него после осознания потери и раздался звон разбитого стекла. Он поднял голову на звук. Трещины пересекали стеклянные двери в его внутренние покои, змеясь через матовую имперскую эмблему, как будто в дверь ударили чем-то тяжёлым. Он согнул руку, сжимая кулак...ярость давала дикую власть. Но - нет. На этот раз гнев ему не поможет. Яркая вспышка осветила прихожую и Вейдер посмотрел в иллюминатор вовремя, что бы увидеть, как звёзды вытягиваются в линии, превращаясь в водоворот гиперпространства. Знакомый вид успокаивал и Вейдер почти нерешительно, снова потянулся к Силе. По-прежнему ничего. Или, может быть...не совсем ничего. Нахмурившись и с чуть сильнее забившимся сердцем Вейдер потянулся дальше. Кажется он смог что-то увидеть, всего на мгновение: свет быстро погас. Но всё равно, это уже кое-что. Прижав ладонь к поверхности иллюминатора, он направил свои чувства наружу. И увидел снова. На сей раз он поймал и другие ощущения тоже - услышал пронзительный крик тускенского рейдера, эхом отзывающийся через бесконечное море дюн, почувствовал сильный горьковатый запах гидропонной жидкости и обжигающий горло сухой воздух пустыни. Как охотник, который чует добычу, Вейдер схватился за это, почувствовал стимулирующую волну триумфа... ...и погрузился в хаос. * * * Рука опустилась и заботливо сжала его плечо. Люк не смотрел на тётю: закусив губу, он ударил кулаком по холодному песку. Он не будет плакать. - Люк? - тихо позвала его тётя и не получив никакого ответа, кроме всхлипа, присела рядом с ним на корточки, обняв за плечи. - Иногда полезно поговорить. Люк чувствовал, как дрожит челюсть и сопротивлялся желанию расплакаться. Во имя звёзд, ему пять лет! В таком возрасте не плачут! Он сжал кулаки. Беру вздохнула. - О, Люк...мне очень жаль, что ты так узнал об этом. * * * Дико крутящиеся чувства встали на место настолько внезапно, что его потрясло до самой глубины. Зрение, обоняние, осязание и слух заявили о себе одновременно и на мгновение Вейдер подумал, что сходит с ума. И тогда женский голос дотянулся до него через всю эту суматоху. - ...жаль, что ты так узнал об этом. Вейдер почувствовал, что его чувство реальности тянется по направлению к голосу. Ему понадобилось совсем немного времени и в конечном счёте он узнал этот мягкий тон. А так же вид вокруг. Вейдер глубоко вдохнул холодный вечерний воздух. Ферма Ларсов была туманной тенью в иллюзорном лунном свете, но всего в нескольких метрах от него были чётко видны две фигуры: женщина Ларс и очень маленький Люк, чьи волосы в свете звёзд казались белыми, словно кость. Это сон, понял Вейдер. Или возможно, воспоминания - причём не мои. В порыве гнева Люк встал и двинулся прочь от опекунши. Он не ушёл далеко, остановившись в паре шагов от Вейдера и, очевидно, не замечая его присутствия. Мелкая дрожь его плеч дала Вейдеру понять, что мальчик плачет. Почти не осознавая, что он делает, Вейдер сделал шаг вперёд. Он не был уверен, что ему делать. Заявить о своём присутствии? Узнать, что случилось? Успокоить? Конечно нет. Он задержал шаг, когда женщина приблизилась, желая утешить. - Почему вы не сказали мне? - спросил Люк дрожащим голосом, беспорядочно сжимая и разжимая кулаки. Женщина вздохнула. Она не казалась способной предложить что-либо разумное и Вейдер заметил мимолётное выражение вины на её лице. - Вы должны были мне сказать - должны были сказать, что мой отец умер! * * * -...мой отец умер! - со слезами выкрикнул Люк. И когда он произнёс это вслух, он почувствовал, что сделал сказанное реальным, предал свои мечты. Раньше, когда его одноклассники охали и ахали над историями о его героическом отце, его учительница забеспокоилась, решив что он живет в фантазиях, отвела его в сторонку и попросила не рассказывать сказки..., он не понял сначала, решил, что она спятила, как бывало со взрослыми в полуденный татуинский зной. Но она упорствовала, не понимая, что просто Люк не знает, о том, что рассказывает сказки, как и о том, что его дядя и тётя запретили любое упоминание о его родителях, о том, что Люк придумал сны о них и в основном об отце...мечтал, что он вернётся к Люку из Центральных миров, где он работал...в любой день, в любое время...придёт домой, что бы забрать его... И учительница терпеливо объяснила, что мёртвые не возвращаются за своими детьми. И Люк почувствовал себя...сломанным. Разрушенным. Уничтоженным. Потому что отец всегда был тайной, заветной мечтой. Возможно папа придёт с татуинскими торговцами; высокими, улыбчивыми людьми с блестящими глазами и состраданием размером с Галактику. Или, возможно, папа был добившимся успеха бедняком, выбравшимся из трущоб в космос - с бластером на бедре и кучей всяческих трюков и фокусов в запасе. Не имело значения, какую историю выбрать, одно Люк знал точно - его отец придёт за ним. В любой день. Возможно его тётя почувствовала это, потому что она прижала Люка к себе и у него не было никаких сил сопротивляться. Он вцепился в её юбку, спрашивая себя, как же он теперь будет проводить ночи, теперь, когда у него не было отца, которого можно видеть во сне. - Люк, посмотри туда. - через некоторое время сказала его тётя и и показала на звёзды. Люк безучастно уставился на них. - Я знаю, что это больно...твой отец умер...но ты знаешь, что происходит, когда кто-то умирает? Он уходит туда - к звёздам, Люк. И... * * * - ...твой отец там. Смотрит на тебя. Он всегда будет там, наблюдая за тобой. В недоверии гнев быстро хватил Вейдера, хотя глаза Люка и заблестели от идеи. Это была ложь, что бы успокоить ребёнка - красивая сказка, подслащенная неправдой. И подумать только - он действительно был там - всё время. Но никогда не приглядывался: он просто не знал, куда смотреть. - Он - звезда? - неуверенно спросил Люк и что-то неприятно человечное болью отозвалось в Вейдере из-за надежды в голосе мальчика. Внезапно, с болезненной ясностью, Вейдер смог понять, насколько управляли мальчиком его мечты об отце и в какой хаос он привел мир сына своим откровением на Беспине. - Звезда на небе, - согласилась Беру и Вейдеру захотелось возразить, даже накричать на неё за то, что она так играет судьбой ребёнка. Люк неуверенно улыбнулся и она выглядела удовлетворённой этим, хотя не требовалось никаких способностей к Силе, что бы увидеть, насколько глубокая боль исходила от мальчика. Он пристально смотрел на небо, словно стараясь что-то прочесть в звёздном узоре - пытаясь осмыслить всё это. И не мог. Вейдер снова шагнул вперёд и на сей раз потянулся, что бы коснуться молодой версии Люка. Его палец достиг светлых волос и... * * * ...и внезапно Люк похолодел. Его взгляд метнулся вверх - и сердце ушло в пятки потому что там, огромный как жизнь, значимый, как песочные дюны, как его дядя и тётя - был Вейдер. Тянущийся к нему. - Люк. - сказал Вейдер. * * * - Люк, ты должен... ...а затем он коснулся головы мальчика и разрушил видение. Пустыня ушла так же резко, как появилась, и... * * * ...и Люк очнулся со сдавленным криком. Он сел, вытянувшись в струнку, несмотря на боль, которую это вызывало и часто дышал. Стены маленькой камеры, казалось рванулись к нему и пыточный дройд пронзительно пискнул от его внезапного движения. Сигнал, словно молоток эхом отозвался в ушах. Я не сплю, - подумал он практически с благодарностью. Тогда открылась дверь и имперец, который всем здесь заправлял, вошёл, пренебрежительно осмотрев его сверху вниз. - Хорошо, что ты вернулся к нам, - презрительно фыркнул он и повернувшись к дройду, добавил, - Я уже устал от этой задержки. Возобновите допрос немедленно. Я хочу получить ответы - и быстро. - и дройд медленно повернулся к Люку. Так или иначе, сквозь гул репульсоров дройда, Люку почудился другой звук - дыхание Вейдера и его голос: - Люк, где... И затем, с первым же уколом дройда, голос исчез и Люк полностью отдался борьбе.