Боги тоже умеют любить.

      Ткань Реальности дрожит и деформируется, покрываясь глубокими трещинами. Они змеятся, расходясь все дальше и дальше от центра, где открывается зияющая черная дыра Гарганты. Отвратительно-жизнерадостное ярко-голубое небо раскалывается прямо у меня над головой, выпуская наружу таящихся по ту сторону кошмарных тварей, а я лишь усмехаюсь, глядя на это жуткое и, вместе с тем, сюрреалистическое зрелище.

Волки уходят в небеса, Горят холодные глаза. Приказа «верить в чудеса» - Не поступало.

      Через мгновение меня охватывает луч света. Он обрушивается сверху как лавина, как обжигающе-ледяной душ. Сразу же возникает странное ощущение, как будто мириады прожорливых жучков вгрызаются в каждую нервную клеточку тела. И Шинигами, думавшие, что пленили меня, разбегаются в разные стороны, пытаясь одновременно укрыться от страшного света и не зайтись в крике. Одновременно с этим происходит резкое смещение гравитации. Сначала мелкие камушки, а затем и целый пласт горной породы под моими ногами отрываются от поверхности холма.

И каждый день другая цель: То стены гор, то горы стен. И ждет отчаянных гостей Чужая стая.

      Возносясь в расколотые небеса в луче бледного света, который, в сущности, светом и не является, я позволяю себе холодную ухмылку и короткий взгляд вниз, на врагов, столпившихся на вершине холма. Готей-13. Я смотрю в их перекошенные бессильной яростью лица, в пылающие «праведным» гневом глаза, но вспоминаю лишь ее одну. Ту, чью грудь я пронзил своим клинком. Ту, которую оставил валяться в луже крови на полу в Зале Совета 46-ти.

Не помнят слов, не видят снов, Переросли своих отцов. И, кажется, рука бойцов Колоть устала.

      Хинамори. Вспоминаю ее милое, приветливое и открытое лицо с гладкой, словно фарфоровой кожей. Длинные, спускающиеся ниже плеч темно-каштановые волосы, которые так приятно освободить от стягивающей их в пучок длинной кремовой нити и перебирать между пальцами их шелковистую мягкость. Вспоминаю ее большие, невероятно глубокие и выразительные глаза имеющие насыщенный карий цвет, который вполне можно сравнить с цветом темной сакуры, распустившейся поздней весной. Необычный оттенок глаз придает ее мягкому взгляду толику загадочности, делая его интригующим. Вспоминаю ее тихий ровный голос, который приятно слышать и когда она отчитывается о проделанной работе, и когда нашептывает на ухо всякие романтические глупости, и когда стонет подо мной, распластанная на мягком футоне. Вспоминаю ее гибкое, изящное и хрупкое тело, всегда с отзывавшееся на ласку с потрясающей чувственностью.

Позор и слава в их крови, Хватает смерти и любви, Но сколько волка не корми - Ему все мало.

      Говорят, боги не умеют любить. Я усмехаюсь всей абсурдности этого заявления. Что они могут знать о любви божественной, если им неведома любовь земная? Они говорят, боги не умеют любить. А я, благодаря Хинамори знаю, что это не правда. Ведь я действительно любил ее. Любил ее доброжелательное почти детское личико, ее добрую и лучезарно-теплую улыбку, которой она готова согреть всех вокруг, ободрить, поддержать, стать первым солнечным лучиком в череде постоянных неприятностей. Я любил ее лишенную резких движений, плавно-неторопливую походку; ее лёгкие движения, сопровождающиеся грацией и размеренностью. Благодаря этой походке она будто плыла над землёй, похожая на чернокрылую бабочку. Гибкое, легкое, свободное, но не похожее на других создание.       Да, такой я ее любил. Вот только этой любви никогда не было достаточно. Все-таки, Хинамори была слишком наивна, она стала жертвой созданной мной иллюзии. Как и все остальные, бесспорно. Однако у нее одной во всем Сообществе Душ была возможность заглянуть под маску, которую я вынужден был являть этому миру двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, двенадцать месяцев в году. Ведь только наедине с ней я позволял себе ненадолго ослабить концентрацию и проявить хотя бы тень своих истинных эмоций. Но она не замечала этого. Даже не предпринимала попыток приглядеться к своему тайчо, полностью поглощенная своей любовью и восхищением. «А там, где есть восхищение, нет места пониманию«». Это огорчало, хотя и не уменьшало моей любви к Момо.

Спиной к ветру, и все же Вырваться может Чья-то душа. Спасет, но не поможет. Чувствую кожей, Пропащая...

      Но любовь божественная жестока и всегда связана с тяжелыми испытаниями веры и самопожертвованием. Именно такое испытание я и устроил Хинамори. Оставив ее в Сообществе Душ, тяжело раненную но живую, я дал ей шанс измениться. Взглянуть на мир ясным взглядом, незамутненным наивными подростковыми иллюзиями. Дал ей возможность задать, наконец, правильные вопросы и получить на них правдивые ответы.       «За что, Айзен-тайчо?». «Почему вы сделали все это, Айзен-тайчо? Ведь должна же быть причина?!». «Неужели вы ничего ко мне не чувствуете, Айзен-тайчо?». «Неужели вы никогда меня не любили?!». Все эти, пока еще не высказанные вопросы я прочел в красивых карих глазах Хинамори, когда она нашла в себе силы оторвать взгляд от окровавленного лезвия, пронзившего ее грудь и взглянуть мне в лицо. Когда она увидела меня настоящего.       Вынести этот ее взгляд оказалось далеко не так просто, как я рассчитывал. В нем было столько боли и непонимания, что он обжигал, словно удар плети. И так хотелось как-то заслониться, закрыться, отвести глаза. То, что должно было быть всего лишь разрушением иллюзий Хинамори, в действительности оказалось чем-то совершенно иным. Падением... Да. Пожалуй. Глядя в побелевшее от шока лицо этой милой девочки, моей девочки, я сознавал что пал в ее глазах. Пал в глазах человека, успевшего стать родным.       Однако, мне удалось заставить себя успокоиться. «То, что возвысилось, может пасть. А то, что пало - возвыситься». Да, я пал в глазах Момо. Ее вера в меня уничтожена, ее иллюзии - разбиты, а любовь - безжалостно растоптана. Но так и должно быть. Айзену-Капитану нужна была добрая, наивная, восторженная Хинамори. Айзену-Владыке, коим я ныне собираюсь стать, нужна другая Хинамори спокойная, холодная, готовая исполнить любой приказ, даже если это он будет означать смерть других Шинигами или холофикацию тысяч сотен душ.       И я дал ей шанс стать такой, пройдя сквозь это болезненное откровение и ад душевных терзаний.       Кто-то потом обязательно скажет: «Это жестоко!» или «Он никогда ее не любил»!. Но это не так. Любил. И она любила меня. Я знаю это. И Хинамори тоже это знает. А потому не будет слушать то, что ей расскажут обо мне Шинигами. Нет, она сильная, и постарается сама справиться с этим. Будет думать, будет анализировать, будет пытаться понять. И, конечно же, тренироваться чтобы стать сильнее. А потом, во время задуманной мною Зимней Войны мы встретимся вновь чтобы, расставить все точки над «i». Либо ее любовь ко мне окажется сильна, либо... впрочем, об этом сейчас мне совсем не хочется думать. Это будет потом...       — А пока, прощай, Хинамори-тян, и до новой встречи. - стены Гарганты схлопываются, словно створки огромной раковины, отрезая меня от ненавидящих взглядов Шинигами да и от всего Сообщества Душ. Оставляя нас троих наедине с вечной ночью Уэко Мундо. И приходится отодвинуть эти мысли на задний план и заняться делами.