Графоман

      Чарли с чувством боли и невыразимой обиды смотрел на отредактированный Говардом текст рассказа, который уместился на одном листе формата А4. Хотя, пожалуй, правильнее было бы сказать, что он смотрел на то, что от него осталось. Большая часть текста была грубо зачеркнута плотной горизонтальной штриховкой. Сквозь густой слой чернил старой перьевой ручки лишь местами виднелись оригинальные строчки, поверх которых были написаны исправления, имевшие крайне мало общего с тем, что писал и хотел передать в своем творении Чарли. Лишь в нескольких местах все же сохранились отрывки печатного текста, причем те, которые казались Чарли наиболее пресными, неинтересными и не особо, по правде сказать, нужными.       Даже учителя в школе никогда не были столь жестоки к его творениям.       И все же, несмотря на то, что такая критика была стандартным приемом его дальнего родственника, Чарли не мог отказать себе в том, чтобы раз за разом приходить к нему, ибо Говард был чертовски хорош не только в том, что касается сверхъестественного, о чем он в свое время так много писал, выдавая свои рассказы за вымысел, но и в плане, собственно, литературы. Хотя в душе при этом боролись весьма противоречивые чувства. С одной стороны Чарли надеялся, что обилие критики поможет ему стать относительно качественным полупрофи. С другой стороны его не оставляло более разумное, пожалуй, осознание того, что графомания, которая была для него исключительно хобби, скоро перестанет доставлять удовольствие и перестанет хоть как-то оправдывать убийство на нее время.       — И главное… — словно смакуя эффект, который произведут его слова, произнес Говард, — персонажи.       Это свое слабое место Чарли всегда признавал и именно поэтому на эту критику обиделся меньше всего.       — У персонажа должна быть личность. Должны быть не только достоинства, но и недостатки. И о них нельзя забывать на протяжении всего повествования. Так же нельзя преувеличивать и достоинства в тех или иных ситуациях. К тому же, если действие длится достаточно долго, персонаж должен меняться на всем его протяжении. Он должен не всегда поступать правильно и далеко не всегда испытывать по поводу этого соответствующие эмоции.       — Я не помню у тебя ни одного столь хорошо проработанного, «живого» персонажа, — не выдержав, вдруг перебил Говарда Чарли. — Не стоило ли тебе самому поработать над этим, как и над попыткой написать что-то серьезное и качественное, не относящееся к «ужастикам»?       Тут уже Чарли подумал, что немного перегнул палку и возможно даже отчасти слегка пустился в «истерику», дав волю пафосу и эмоциям. При этом его наверно даже больше заботил тот факт, что он именно «пустился в истерику», чем то, что мог задеть чувства своего родственника.       — Я не практикую уже около ста лет, — неприятно ухмыльнулся Говард. Хоть с годами он и научился лучше скрывать свои эмоции, было видно, что Чарли все же удалось его задеть за живое. — И я никогда не отрицал, что не совершенен. А тебе стоит приложить массу усилий, чтобы достичь уровня рассказиков, которые печатают в местной газете, которую уже лет десять почти никто не читает.       — «Почти», — не зная, что можно сказать в такой ситуации с неопределенной интонацией произнес Чарли, так же ощущавший обиду, которая теперь примешивалась к чувству раскаяния по поводу того, что он, возможно, сам сказал лишнего.       — Я продолжу работать над тем, о чем ты сказал, — с готовностью сказал он, поняв, что дальнейшую беседу вряд ли удастся построить в приятных тонах, и вышел за дверь.       Говард ухмыльнулся. Он подошел к окну и устремил взгляд на понуро удаляющегося от его дома Чарли. Особых надежд он не подавал, однако, если продолжит практиковаться, возможно из него выйдет какой-то толк. Пусть даже и самый минимальный. Вот только не забросит ли? Окажется ли достаточно упорным и достаточно способным к обучению?       Парнишка в какой-то момент остановился, словно почувствовав на себе взгляд и обернулся. Заметив в окне мрачную фигуру Говарда, глядящего на него, Чарли натянуто улыбнулся ему и, ускорив шаг, двинулся прочь.       Когда Чарли скрылся из виду, Говард еще раз неприятно ухмыльнулся и отошел от окна. Словно как-то помрачнев, он вышел из комнаты, тяжело поднялся по лестнице, добрался до своего кабинета, уселся за стол и, включив компьютер, открыл один из недавних документов со свежим, едва начатым текстом. И без помощи Чарли он уже давно задумался о том, чтобы постараться уделить больше внимания личностям персонажей и их взаимоотношениям и в последнем своем произведении пытался заняться именно этими моментами, однако, результат пока что не особо устраивал.       Писательство было чем-то вроде привычки. Можно было бросить его на какое-то время, но затем, спустя год, другой, он всегда возвращался к своему увлечению. Возможно, он перестал публиковаться, но писать не переставал никогда.