Неизвестная переменная

      Осознать всё было… сложно. И это очень мягко говоря. Благо времени на это оказалось намного больше, чем кто-либо предполагал. Сеченов был занял разбирательствами и проверками, Петров был отправлен в положенный ему жёлтый дом, Лариса скрылась и скорее всего покинула территорию СССР, а Нечаев… Нечаев не знал, что теперь делать. Без воспоминаний, без понятия о том, кто он, с женой в теле робота, с перчаткой с одним из величайших людей внутри и с ребёнком на руках. А, и ещё с экспериментальной кобылой, что теперь всюду где могла следовала за ним. Весёлый выходил набор…              И как бы Сергей не хотел смеяться или плакать над ситуацией, не выходило ни первое, ни второе. Мысли бегали в голове, устраивая венецианский бал-маскарад, сжигая остатки терпения и рассудительности. И никакие советы Харитона, никакие мягкие слова Кати, не помогали, лишь больше смущали и заставляли всё больше злиться. П-3 не был человеком, что много думал о чувствах. Он был человеком простым, не желающим себя жалеть, но когда всё твоё сознание вопит о неправильности и желании просто всё бросить и, развернувшись, уйти в закат, то от омерзения хотелось скривиться при взгляде в зеркало. (О разбитом зеркале на первом этаже Нечаев тогда никому не сказал)              Сергей пытался вернуться к работе. Как-никак, а погром роботов был колоссальным: чинить, чистить, восстанавливать, выбрасывать нужно было много чего. Но осознание, что тот, кого он привык звать отцом и на кого П-3 привык работать, отнял у него не только личность, но и от души поглумился над почти умершей женой, заставляло бить стены до кровавых костяшек. А сидеть на месте было просто не выносимо.              И когда уже желание лезть на стены достигло пика, помощь пришла оттуда, откуда не ждали. Баба Зина явилась на порог Сеченского кабинета, зло хмурясь и сжимая кулаки. Сергей тогда сидел с Олей перед дверьми кабинета, позволяя Кате разбираться и разговаривать с Дмитрием Сергеевичем. У него не было никакого иного желания, кроме как ещё раз вдарить ему в живот. Но это ничем не помогло бы, а потому супруги приняли решение, что Катя, как самая спокойная и рассудительная на данный момент, выяснит всё, что только можно. И найдёт способ вправить мозги Волшебнику без вопиющих актов насилия.              — Сидишь, касатик? — спросила наигранно-весёлым тоном пенсионерка, медленно приближаясь к огромным дверям в кабинет. Нечаев только удивлённо кивнул, качая на руках почти уснувшую девочку, — ну сиди, сиди.              Женщина уверенно вошла в помещение, не удосужившись прикрыть дверь. «Близняшки» обернулись к вошедшему, а Сеченов лишь криво улыбнулся, стараясь скрыть нервозность. Но стоило ему лишь открыть рот в приветствии, как в лицо мужчине прилетел веник. Катя тут же испуганно выкрикнула «Мама!», в то время как Таня удивлённо замерла. Сергей, что украдкой заглядывал в кабинет, лишь шире открыл глаза, наблюдая как величайший учёный столетия убегал от матерящейся старухи, грозно замахивающейся веником. Катя тут же попыталась успокоить мать, но грозное «Цыц!» заставило её замереть, прижимая руки к груди. «Пиздец», — подвёл итог Нечаев, ещё несколько минут наблюдая сию картину. Лёгкий и немного нервный смешок соскользнул с его губ, когда он понял, что не чувствует к Сеченову ничего, кроме немного детского чувства удовлетворённости, что его сейчас отходят веником, как десятилетку.              Когда же злой и боевой настрой пенсионерки схлынул, она уверенно вскинула голову, заявляя, что забирает своих детей с собой. Сеченов, скрывшийся на тот момент за своим креслом, лишь кивнул, не имея никакого желания противостоять. Он прекрасно знал, что Зинаида Муравьёва спокойно могла спокойно пустить ему пулю в лоб, но лишь пару раз пару раз попала по нему веником. И он был благодарен за такой вид мести, правда. (Хотя и было чертовски стыдно, гордость была уж и так сильно задета)              А Баба Зина, взяв под локоть Катю и кивнув Тане, пошла на выход. Проходя мимо Нечаева, она свободной рукой схватила его, уводя его за собой, тихо бормоча. Сергей лишь ошарашенно глядел по сторонам, даже на пару минут забыв про свои мечущиеся из стороны в сторону чувства.              ***              На Кондоре стало легче. Немного. Мысли в голове мужчины всё ещё вертелись калейдоскопом, сознание пыталось открыть доступ к воспоминаниям, а его руки тряслись как у профессионального алкоголика. Однако повседневная рутина, что казалась чем-то совсем чужеродным, стала медленно, но верно дарить чувство стабильности и спокойствия. Хотя Сергею порой казалось, что слишком уж с ним нянчатся, носясь с ним как с хрустальным. Даже кобыла, что была гордо наречена Машкой, карим глазом и мягким носом старалась его огородить от болезненный чувств.              В один из дней Баба Зина вернулась на летающий аппарат с огромным мешком, вручая его в руки П-3. Внутри оказалась одежда, женская и мужская. Тогда Нечаев лишь моргнул, не предавая этому значения, молча возвращаясь в дом, где тут же переоделся, оставляя вещи на диване для «Близняшек». Но стоило ему увидеть себя в гражданском, а не в специальном комбинезоне, как что-то рухнуло глубоко внутри. Остаток дня он лишь молча выполнял поручения пенсионерки, растерянным взглядом смотря вокруг, словно он впервые видел мир. Что это было он и сам себе ответить не мог. Лишь понимал, что та эмоциональная пауза стала неким переходом для него. В лучшую или худшую сторону, увы, Сергей не знал.              А вот девчонкам обновки понравились. Катя тут же выцепила из общего мешка отдалённо знакомое Сергею голубое платье, отказываясь вновь ходить без одежды. Таня же равнодушно качала головой, но даже она надела белую футболку и длинные до колена шорты цвета хаки. Порой её можно было поймать у зеркала, забавно крутящейся вокруг своей оси и следящей за каждым жестом в отражении. А вот маленькой Оле досталась забавное длинное платьице, что девочка удивлённо укая могла начать жевать от скуки.              В общем и целом жизнь уходила в незнакомое для Сергея русло. Может он когда-то и знал, но сейчас он лишь растерянно порой смотрел по сторона, продолжая жить и осмыслить новую реальность. Нечаев порой ловил полный немого сожаления и сочувствия взгляд Бабы Зины, слышал неровно дрожащий от боли голос Кати, но он не сильно реагировал на это. Внутри откуда-то была уверенность, что всё будет хорошо. Если не сейчас, не в этот конкретный момент, но будет.              Сейчас Сергей учился снова быть собой, пытался вспомнить хоть что-то. Катя училась владеть новым тело и стремилась к мужу и матери, как к единственным константам своей новой жизни. Таня училась быть Таней, а не Левой. Баба Зина училась вновь любить и воспринимать своих детей. А маленькая Оля просто росла, теребя за нос свою спасительницу кобылу Машку.              В один из вечеров Нечаев выдохнул, понимая, что для него всё самое тяжёлое и болезненное наконец-то закончилось.