От девушки, которая всегда отводила глаза.
p.s. Мое имя — Анна. Я пробежалась по строчкам глазами и, лишний раз не думая, запечатала его в конверт. Следующим утром я отправила письмо вместе с другими. До этого я не писала никому. После матери я осталась сиротой, писать было некому. Я ужасно нервничала, поэтому занимала себя работой и беседами с солдатами. Я подскакивала каждый раз, когда говорили о новой порции писем с фронта. Я, честно говоря, потеряла надежду в ожидании, начала думать, что ошиблась, перепутала, заразилась ложной надеждой. С грустной улыбкой смотрела, как Маргарет читала десятки писем от своего любимого мужа. «Я жив, любимая», — гласило одно за другим. Мое имя не произносили три недели. Но однажды утром почтальон назвал и мое имя. Я сделала несколько торопливых шагов к другому концу зала, но тут же сорвалась на бег. Я выхватила потрепанную бумажку из мужских рук и кинула благодарность, а затем выбежала из здания на холод, прижимая к груди письмо. Я хотела открыть его в тишине и полном одиночестве. Мои пальцы дрожали, я развернула кусочек бумаги, и мои глаза тут же забегали по строчкам. Анна, Я прекрасно помню тебя, маленькая стеснительная мисс. Я всегда знал, что в тебе прячется что-то неистовое, волшебное. Я был прав. Даже будучи на другом континенте, ты смогла найти меня. Твоя весточка озарила мои мрачные дни. Надеюсь, твои молитвы помогут, и мы увидимся еще раз.Алфи
Я нашла его. Я расплакалась от счастья, прижав бумажку к груди. Я возвращалась к письму еще несколько раз, пока меня не позвали помочь обойти раненых. Я сложила бумагу и спрятала в карман фартука. На следующий день я отпросилась на пару часиков, чтобы поехать в город на свой страх и риск. В Камден-тауне все ещё жила мать Алфи, но когда я нагрянула в дом, адрес которого узнала еще до войны по совершенной случайности (мать Алфи была подругой женщины, с которой я работала), внутри никого не оказалось. Добродушная соседка подсказала, что миссис Соломонс уехала в Оксфорд и дала адрес, оставленной женщиной на случай возвращения сына. Через пару дней мне удалось вырваться снова. Я отправилась по адресу и разыскала пожилую женщину. Она поселилась на окраине в маленьком домике со светлыми стенами и занавесками, сотканными вручную. Сначала миссис Соломонс была недовольна вторжением на свою территорию, но стоило ей услышать имя сына из моих уст, как она пропустила меня внутрь с улыбкой на лице. Илана ни разу не получала весточки от Алфи и не могла отправить сама. Писала она плохо, да и не знала, где находится сын. Я рассказала ей о коротком письме, сообщила, что с ним все в порядке. Конечно, я опустила детали наших странных взаимоотношений. Илана и не спросила, была отвлечена радостными новостями. Женщина расплакалась под конец моей короткой речи. Она угостила меня блеклым чаем, и напоследок я обещала ей, что буду писать Алфи и сообщать ей новости по возможности. На следующее утро я отправила Альфреду новое письмо с пожеланиями от матери. Конечно, я делала это не только по доброте душевной и из-за переживаний Иланы. Я хотела писать мужчине снова и снова. Я отправляла письмо один или два раза в две недели, как только получала ответ. Иногда письма с фронта задерживались. Я думала, что общение с Алфи облегчит мне жизнь, думала, стану переживать меньше, но ситуация ухудшилась. Зная, что он находится в гуще сражений, мне было трудно закрывать глаза. «…Куда вы направляетесь?»«На восток…»
«Ты ранен?»«Со мной все хорошо, солнце…»
«До меня дошли новости о битве при… пожалуйста, напиши ответ быстрее…»
«Я жив, все в порядке…»
«Твоя мама передает привет…»
«Я хочу увидеть тебя»
«Останься в живых, прошу тебя…»«Постоянно вижу твое лицо, когда закрываю глаза…»
«Твоя Анна»
«Каждое твое письмо заставляет меня улыбаться…»
«Я храню каждое твое письмо, Алфи…»
«Жалею, что не представился
тебе раньше…»
«Я жду тебя…» Дни сливались в недели, а те в месяцы. Прошло больше полутора года с начала нашей переписки. Я больше не чувствовала себя сиротой. Хоть письма были и крошечными, написанными в спешке, я потихоньку узнавала его между строчек. Он был немногословен, но выражался прямо. Я влюбилась еще раз, но сильнее, и уже перестала скрывать это от себя. Было трудно отрицать воодушевление, которое приносило его письмо с собой. Я перестала скрывать это и от Алфи. Любой, даже самый «слепой» человек, прочитал бы симпатию и привязанность в моих словах. Все видели мои яркие улыбки и взволнованные глаза. Солдаты с усмешкой спрашивали меня о том, кого я так ждала, чьи письма перечитывала вновь и вновь. Медсестры, мои подруги, обнимали меня, когда я не получала письма, и радовались, когда получала. Я делала для них то же самое. Алфи перестал отвечать в середине сентября восемнадцатого года, тогда пришло его крайнее письмо. Я написала еще несколько в октябре. Ответа не последовало. А с фронта то и дело долетали новости о непрекращающихся победах. Беспокойство плотно окутало меня, я не могла сидеть на месте. Его окровавленное или бледное лицо представало передо мной ночь за ночью, я видела, как мужчина тонет, как падает в грязь после ранения. Я пряталась в безлюдных углах больницы и вытирала непрекращающиеся слезы. Неизвестность убивала. «Я женюсь на тебе, когда вернусь, солнце…», — это было последним, что он написал. Будто бы шутка, но Алфи редко шутил. Кому-то это казалось странным. Мы ведь ни разу не говорили вживую. Меня эти слова делали невероятно счастливой и я не стеснялась этого. Он обещал, что вернется домой. Я перебирала листы, цеплялась взглядом за слова, будто в них был ответ. Милые прозвища и утешительные слова вызывали улыбку. Но я все равно плакала. К матери Алфи, с которой мы подружились, поехать я не решалась, не была уверена в его погибели. Я бы знала, что он умер. Я бы знала. В октябре привезли новых раненых. Я, как всегда, вышла встречать их одной из первых, уже машинально разглядывая лица. Солнце едва проглядывало через облака. Я щурилась. Холодный ветер обдувал руки и колол их мелкими иголками. Подол жесткого платья слегка подлетал. И затем я увидела его, моего Альфреда, растрепанного, с забинтованными почти полностью бедром и рукой, он опирался на доктора. Он сильно повзрослел. Неудивительно — прошло четыре года. Я не могла поверить глазам, иллюзии стали реальностью. Я не раз представляла его, входящего в серое здание. Я сбежала по ступенькам к мужчине со всех ног, хотя казалось, что мир замедлился, и это будто заняло часы. На моих глазах уже выступили слёзы. Мое чудом так быстро сбившееся дыхание било по моим же ушам. — Доктор Мартин, я помогу, там не хватает врачей, — пролепетала я, не сводя глаз с Алфи. Он смотрел под ноги. Мужчина не узнал меня по голосу, он ведь никогда его не слышал. — Спасибо, Анна. — Врач ушел. Я подхватила мужчину, кладя его руку на свое плечо. Алфи был тяжелым. Через пару секунд Соломонса будто озарило, и он резко поднял голову. Мы столкнулись взглядами. Он не поверил, как и я, смотрел, не моргая. Опять нахмурился. Смешок слетел с моих губ. Я чувствовала, что мои щеки наливаются румянцем, знала, что глаза покраснели из-за соленых каплей, не смеющих скатиться вниз. — Анна, — прохрипел он и попытался пойти самостоятельно. — Даже не смейте сопротивляться моей помощи, капитан Соломонс, — мягко пролепетала я. Он послушно кивнул головой. Я быстро стерла слезы с лица, завела внутрь и провела его к свободной койке. Когда он сел, я кинулась ему на шею, стараясь не задеть рану. Алфи погладил мои волосы почерневшими от грязи руками. Он тяжело дышал. Я поцеловала его щеку. Я наконец-то могла до него дотронуться. — Ты напугал меня, Алфи, — мой голос дрожал. — Прости, солнце, у меня не было возможности послать письмо. — Я скучала по тебе, — я отпрянула и провела рукой по его щеке. Борода сильно отросла. Лицо было грязным и покрыто ссадинами. Взгляд больше не искрился, как раньше. Там таились пугающие тени. — Тебя надо умыть и перевязать раны. Я встала и хотела было отправиться за водой, но он аккуратно схватил мою руку и нежно поцеловал тыльную сторону. Глаза снова заслезились. — Спасибо, — сказал он. Я поняла, Алфи благодарил за письма. Улыбка озарила мое лицо. Я нагнулась, кротко поцеловала его, слегка задев и губы. Меня переполняли радостные эмоции. Алфи удивился. Я скрылась и вернулась через пару минут. Боялась, что он исчезнет, если я уйду надолго. Я опустилась на колени и принялась разматывать бинты, сквозь которые просачивалась кровь. — Что случилось? — спросила я. — Неделю назад мы преследовали итальянцев. Один из этих макаронников меня подстрелил. — Мне жаль, — я аккуратно провела пальчиком по коже с опаленными волосками рядом с раной. — Все в порядке, солнце, — он ухмыльнулся, наконец-то. — Я в порядке. Я заглянула в его глаза, там появился какой-то просвет. Мои губы исказились в легкой улыбке. Я перевязала раны, которые были зашиты не очень аккуратно, а потом вымыла его лицо, обработала ссадины там же, на руках, ногах, груди. Мужчина следил за моими движениями и изредка шипел, стиснув зубы, когда я задевала больное место. Раненых привезли немного, поэтому я могла посидеть с Алфи наедине, что меня пугало слегка, но и радовало. Я сжала края койки и покосилась на мужчину рядом. Соломонс посмотрел на меня в ответ. Мне очень хотелось прижаться к нему, но, кажется, вся храбрость исчезла после того, как я случайно чмокнула его в губы, не подумав. — Я не говорила твоей матери, что ты не отвечал. Думаю, мне стоит съездить к ней на днях, сообщить, что ты здесь? — Не говори моей матери ничего пока что. Когда я смогу ходить самостоятельно, я съезжу к ней сам, хорошо? — Хорошо. — Я кивнула. — Я рада, что ты здесь. Эм… не потому, что ты ранен, конечно. Алфи ухмыльнулся. — Я тоже рад тебя видеть, солнце. Он положил руку на мою щеку и начал водить большим пальцем. Я приподняла подбородок навстречу его касаниям. Мне было откровенно плевать, кто нас видит. Я бы не оторвалась от него, даже если бы меня оттягивали. Алфи смотрел в мои глаза, почти не моргая. Щеки опять порозовели. Моя рука коснулась его шеи. Мужчина притянул меня к себе и поцеловал в губы. Я вцепилась пальцами в его форму, улыбаясь. Алфи отпрянул, когда почувствовал слезы на моих щеках, и тут же вытер их. — Все в порядке, солнце. — Я знаю-знаю, — закивала я. Ту ночь я провела рядом с Алфи. Мы болтали несколько часов, пока оба не вымотались и не уснули. Я сидела на стуле, но голова моя покоилась на койке, рука — на его груди. Алфи выписали через неделю. Я отвезла его к матери. Ему было еще трудно передвигаться самостоятельно, хотя он усердно это скрывал. На прощание Соломонс прошептал «увидимся» и поцеловал мою щеку. Я продолжила работать в госпитале. У меня не было времени и причин ездить к Илане больше. Я смогла бы вырваться, но что-то сдерживало меня. Я не была уверена, что мы продолжим общение с Алфи. Необходимости в письмах не было, за его жизнь я не переживала. Но я никогда не переставала думать. Соломонс определенно стал мрачнее. Он травил разные байки о спокойных вечерах на службе, но никогда не говорил о сражениях, потерях. Мужчина выглядел одной большой хмурой тучей. Порою он молча и неподвижно сидел и пялился на стену, пока я обходила других солдат. В нём что-то сломалось. Я не была удивлена, я была не готова, что Алфи изменится. Возможно, это меня останавливало. «Ему нужно время», — говорила я себе. И я дала его мужчине, уходя в работу. В один прекрасный ноябрьский день по радио объявили, что война закончилась. Все вокруг обнимались и озарились улыбками, как и я, и вдохнули воздух полной грудью. Кто-то пел от радости и чуть ли не танцевал, кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то благодарил Господа. Вечером я вышла во двор госпиталя и расплакалась, хватаясь рукой за шею. За всю свою жизнь я не плакала так много, как за последние четыре года. Мой взгляд пал на здание позади. Серое, пропитанное кровью. Нам еще многое нужно было исправить. Война закончилась, но страдания нет. — Я уже отвык от твоей улыбки. Мне это не нравится. Я вздрогнула и посмотрела вперед. Алфи стоял в нескольких метрах, опираясь на трость. Я медленно подошла ближе. — Ты не навещала меня. Я удивился. — Думала, тебе нужно время подумать. — О чем? — О случившемся во Франции. Наши письма. Дунул ветер. Верхушки деревьев прогнулись. Серые облака бежали по небу. Холод пробрался и до костей. Тело покрылось мурашками. Алфи хмыкнул и отвернулся на секунду, будто пытаясь прогнать нежеланные мысли. — Это в прошлом. Всё закончилось. Я смотрела на него, ждала. — Где ты поселилась? — Я ночую в госпитале. — А дом? — Его разбомбили, — сказала я, хоть и сомневалась стоит ли. — Куда ты направишься после? — он кивнул на госпиталь. — Не знаю, — я не думала об этом. Мне некуда было идти. — Переедешь ко мне после распределения раненых по больницам. — Я не могу принять твое предложение, Алфи. — Почему? — он нахмурился. — У тебя будет отдельная квартирка, если не хочешь выходить за меня замуж. — Что? — я округлила глаза. — Моя благодарность за то, что писала мне, смотрела за мамой все это время. — Он приблизился ближе. — Я не отказываюсь от своих слов, Анна. Я женюсь на тебе завтра же, если дашь согласие. Но ты не должна чувствовать себя обязанной сделать это. Я помогу тебе и так. Мои руки легли на его грудь. Ухмылка блеснула на моем лице. — Я не хочу замуж завтра же, Алфи. — Мужчина занервничал. Желваки заиграли на его лице. — Подождем несколько месяцев, пока все придет хоть в какую-то норму, узнаем друг друга получше? Соломонс улыбнулся. У уголков глаз появились морщинки. — Как скажешь, солнце. Мои руки легли на его щеки, губы коснулись его. Медленно, скромно, нежно. Он обвил рукой мою талию. Такой теплый. Я положила голову на его грудь и закрыла глаза. Алфи коснулся губами моей макушки. Я могла бы провести так вечность.Конец.
Новая работа по Алфи уже в октябре! А если хотите увидеть маленький тизер новой работы и, вообще, быть в курсе новостей, вам в тг-канал. (Первая глава новой работы там выйдет раньше!)
КАНАЛ
—
https://t.me/+mBzcOytaUYRmOGJi