пять секунд, чтобы разлюбить

от ее расшитого серебряным бисером и украшенного пепельными переливающимися блестками платья болят глаза. от него же весь пол усыпан этим сверкающим мессивом. даже твои идеально черные туфли мерцают теперь под стать всей свадьбе. черный фрак, черные туфли, зализанные назад волосы — все это по-праздничному. серебристо-белое платье, белая фата, сияющее на пальчике колечко с бриллиантом семь карат — все это серьезно. здесь собралось много ваших общих друзей, как будто это очередное вручение премии муз-тв или что-нибудь еще в том же духе. девушки в прелестных платьях, мужчины в черных костюмах. еще даже не празднуют, а уже людей столько, словно сам бог спустился к ним с небес. ты сам приехал несколько минут назад, но даже не опоздал на начало, потому что пообещал ей. — поздравляю, — слишком резко выдыхаешь, когда она вдруг оказывается рядом. ее губы растягиваются в теплой улыбке, а затем она становится чуть ближе, чтобы поцеловать. слишком привычно и непринужденно. слишком неправильно, учитывая, что она совсем скоро выходит замуж. — красиво, правда? — кинув быстрый взгляд на помещение, заглядывает тебе в глаза своими щенячьими, искренне надеясь услышать пару добрых слов в ответ. осматриваешься, будто первый раз видишь это место. помещение было украшено живыми бело-золотыми розами, над потолком висели декоративные фонарики, повсюду стояли свечи, источающие романтичный желтоватый свет. в глаза сразу бросался президиум, обрамленный маленькими белыми фонариками и какими-то растениями с длинными зелеными листьями. все это кажется тебе слишком вычурным и торжественным. наверное, такой и должна быть свадьба. ты красивая. — правда, — вымученно улыбаешься, по-дружески слегка касаясь ее плеча, чувствуя кожей пальцев каждую бусинку платья. она медленно кивает, задержав взгляд на задумчивом выражении твоего лица. в ее глазах промелькнула холодная мучительная пустота, а может тебе и вовсе показалось. но все это болью отдалось в сердце, почему? ты видел, как она отчаянно пытается скрыть раздражение. ей не нравится, что ты всем своим видом показываешь пренебрежение, хотя ты даже не прилагаешь для этого усилий. ей следовало бы быть на седьмом небе от счастья за себя и за свою будущую семью, но снова появляешься ты и снова все портишь. клава старается придать своему лицу жизнерадостное и благодарное выражение, но ее глаза всегда были слишком правдивы, чтобы играть во все эти игры. ну же, давай, не мелочись. твои глаза для меня — палачи. клава в спешке отходит, так и не сказав больше ни слова, а ты и рад был немного скинуть с себя напряжение, которое она вызвала одним присутствием. — какие люди, мадам екатзе, — в шутку слегка кланяешься, приложив руку к сердцу, и улыбаешься наконец-то не наигранно, тепло обнимая девушку в облегающем черном платье, когда она подходит. когда-то давно вы познакомились благодаря славе, но катя стала по-настоящему важным человеком и хорошим другом. ты не очень любил подпускать так близко людей, особенно девушек, но она как-то быстро стала неизменной частью твоей жизни. ей ты тоже не сказал, что именно тебя гложет сегодня. и весь последний год. — грустишь? или нервничаешь? я безумно нервничаю, — катя буквально умела читать все твои чувства по глазам, но сейчас она прогадала. — веселюсь, — усмехаешься, взяв с подноса проходившей мимо официантки бокал шампанского. — егор, ты не пьешь, — она резко выхватывает бокал из твоей руки, нахмурившись. конечно, она уже давно могла догадаться, но собственные принципы не давали ей даже возможности представить, будто ты не рад за клаву и диму, будто ты и сам хотел оказаться на его месте. ведь это так абсурдно. — здесь очень красиво, да? — быстро меняет тему, потому что не хочет всерьез задумываться сейчас над твоим поведением, потому что сейчас она счастлива за подругу и потому что ты всех уже достал. — волшебно даже. ладно, егор, поболтаю с клавой, не скучай — так и не дождавшись ответа и бросив на тебя какой-то жалостливый и даже немного виноватый взгляд, катя ушла. кажется, все вокруг уловили твое настроение, потому что подходили лишь для того, чтобы поздороваться, и надолго не задерживались. не надо было нахуй приезжать, не надо было соглашаться участвовать во всем этом. дима становится рядом с тобой около сцены, а это значит, что совсем скоро ты не сможешь ничего изменить. как будто ты хоть раз попытался сделать это, хаха. у каждого в жизни наступает момент, когда он понимает, что времени уже нет. у тебя было действительно много времени, но сегодня его уже не стало. больше нет времени на то, чтобы довериться сердцу, сказать важные слова, сделать хоть что-то, что будет выше твоего эго. — привет, егор! — тепло и добродушно улыбается тебе ее бабушка, приветливо распахивая руки, чтобы обнять. — здрасьте, — сдержанно обнимаешь ее, а у самого кошки внутри скребут, особенно когда ее взгляд еще больше смягчается, а голос звучит совсем ласково: — димочка! дима широко улыбается, когда она чуть ли не вешается ему на шею и целует в щеку. — давно так не виделись, ну как вы? — искренне интересуется, пока она смотрит на него светящимися от радости и гордости глазами. отходишь чуть в сторону, искоса продолжая наблюдать за ними. все так по-семейному, так, как тебе сейчас очень хотелось бы. масленников — хороший, замечательный, невероятный, просто охуительный человек. а через несколько минут он еще и пополнит ряд этих эпитетов словом женатый. на клаве коке, черт возьми. на твоей, как бы отвратительно это не звучало, клаве коке. а ты просто свидетель. привлекательный, талантливый, харизматичный просто свидетель. и совсем скоро засвидетельствуешь то, как умрет что-то действительно важное внутри тебя. — ты в норме? — озадаченно спрашивает дима, а ты только сейчас понимаешь, что не просто искоса смотрел на него, а откровенно пялился дольше положенного. смотришь наконец ему в глаза, а они светятся от счастья. он сам сияет не хуже, чем платье его невесты. диму можно понять. ты-то знаешь, как долго они оба шли к этому дню. ты знаешь, отчего его переполняют такие светлые и трогательные чувства. но искренне радоваться за него не получается. все твое нутро сегодня противится положительным чувствам. все это: вся эта свадьба, счастливые улыбки, красивые наряды, сердечные люди и душевные разговоры — все так неправильно в твоих глазах. а они отражают все то, что язык не повернется сказать, как зеркало. дима это видит, клава тоже видит, но многозначительно делает вид, что не замечает. по крайней мере она очень старается. клава кока слишком занята, чтобы обращать внимание на твои заебы. не будь сейчас ее свадьбы, она обязательно бы присела рядом с тобой, выслушивая долгий и бессмысленный монолог, но сейчас она занята, и это так несправедливо. и, блять, она занята не только бракосочетанием и свадьбой, но и ее сердце тоже занято, а это тоже несправедливо. два ноль в ее пользу, черт возьми. — конечно, — сдержанно улыбаешься, а если точнее, пытаешься выдавить улыбку. дима хмыкает, но не придает значения и отходит от тебя, встречая новых гостей, которые, видимо, никогда не перестанут подходить и сыпать комплиментами. даже твоя натянутая улыбка выглядит не так фальшиво. перед глазами неожиданно появляется мари краймбрери, неизменная подружка клавы коки, слишком самоуверенная, чтобы обращать внимание на твою вечную насмешку во взгляде, стоит только ее увидеть. ты признавал, что ее внешний вид да и в общем-то манера держаться в обществе довольно очаровательны, но как бы близко вы не общались, друзьями так и не стали. она второй свидетель, и энтузиазма в ней явно намного больше. — не вижу радости на твоем лице, егор крид, — издевательски тянет она, но совсем по-дружески обнимает за плечи. поворачиваешь голову, уставившись в ее голубые глаза, оказавшиеся почему-то именно сейчас спасательным маяком. в них отражалось спокойное море, убаюкивающий штиль, тихая гавань. дай волю мне, море. — не пялься так, а то я не дай бог что-то надумаю, — усмехается она, но пальцы едва заметно сжимают твое плечо. что это? поддержка, понимание, жалость? откуда ей вообще хоть что-то знать… свет гаснет и на сцену поднимается джони. сука это настолько же смешно, насколько вообще ни капли не смешно. ты даже и забыл, что ему доверили начать это чертово мероприятие по разбиванию твоего сердца. джони со своей идиотской кометой, восторженные возгласы девушек, бурные аплодисменты и широкая улыбка клавы коки, когда он говорит ей о любви полностью убивает остатки твоего настроения. регистратор монотонным голосом говорит свою речь, как будто она имеет хоть капельку значения в данный момент, а твои пальцы сжимают коробочку с кольцом. пять секунд, чтобы дышать коробочку отдаешь диме как в тумане, голос клавы на секунду возвращает в реальность, но она говорит такие трепетные и нежные слова, что хочется уйти в моменте со сцены. находишь взгляд мари краймрери напротив, чтобы стать чуть увереннее и спокойнее. в ее глазах море, и в твоем сердце море тихо дышит. — властью, данной мне вами и всеми присутствующими пять секунд, чтобы пожить. четыре три две одна — объявляю вас мужем и женой. зал утопает в овациях, а твое сердце утопает в дерьме, которое ты сам там оставил. ужасный, эгоистичный, измученный и уничтоженный егор крид. что ты сделал с собой? ты никогда бы в жизни не подумал, что так сильно и отчаянно будет болеть все твое тело, когда разобьется сердце. ты никогда бы в жизни не подумал, что близкие друзья разобьют его тебе. да ты бы никогда не подумал, что клава кока причинит тебе такую боль. ты до сих пор хранишь в памяти то время, когда она единственная поддержала твой уход из блэкстара. не в том смысле, что сказала, будто не будет против твоего ухода, а в том, что выслушивала все твои переживания и опасения, бессмысленное волнение и тревогу. ты до сих пор помнил, как сильно дрожали ее руки, когда она выходила петь на сцену. как она никогда не признавалась в том, что боится публики. как она через слезы преодолевала свою усталость. как она строила из себя сильную и волевую девочку, а на самом деле была слишком хрупкой и мягкой. сейчас ты бы никогда не смог назвать ее слабой, сейчас ты до безумия гордился той, кем она стала. она же всегда была просто подругой, просто очередным человеком, с которым судьба так удачно тебя свела. клава кока всегда была чуть больше, чем подруга, но чуть меньше, чем сестра. она никогда не была любовью всей твоей жизни, хотя любимыми ты называл всех, с кем спал и пытался строить отношения, даже если они и рядом с ней не стояли. с ней всегда было по-другому. настоящие друзья ведь не могут быть любовниками. ее глаза буквально горят от счастья, когда она смотрит на масленникова, когда окидывает родственников и друзей восхищенным взглядом, когда он стирает одинокую слезинку с ее щеки. это именно то, чего она так сильно хотела. твое сердце таяло от того, как горело ее сердце. ты был безумно горд и счастлив за свою любимую девочку. за клаву высокову, которой отказали в ее мечте петь на сцене в первый раз, которой самостоятельно пришлось найти свою дорогу в блэкстаре, которой пришлось столько раз обжечься и начать сначала, но которую теперь знает вся страна. но это ли счастье? тут все погасло. ты больше не сможешь сказать ей в шутку, что в итоге вы так и останетесь вдвоем. два отчаянных человека, которым не везет в любви. клава больше не входит в эти два. ты больше не сможешь ей сказать, что, возможно, у вас есть шанс на что-то большее, чем передружба и недолюбовь. это не счастье, несчастье… — егор! — наконец приезжает слава, опоздав на час. гости уже вовсю развлекаются, втягивая тебя во все эти глупые конкурсы. никто особо не замечает твоего паршивого настроения, ведь ты хорошо умеешь скрывать эмоции. от самых близких, в том числе от клавы и димы, конечно, скрываться не получается, но это не мешает им веселиться с остальными. и ты, безусловно, не вправе их в этом винить, да и в принципе не винишь, даже не замечаешь почти. — все настолько хуево, брат? — взгляд бустера смягчается, как только он видит в твоих глазах чуть больше того, что позволено видеть всем остальным. — что, так плохо получается играть счастливого свидетеля? — невесело усмехаешься, обнимая его. слава хотя бы не избегает разговора о том, почему егор крид сегодня так подавлен и неразговорчив. — привет! ты вовремя, — клава подлетает к вам в мгновение ока, приветливо улыбаясь славе и все так же не обращая на тебя внимания. дима подходит следом за ней, пожимая ему руку. — слав, пунктуальность — твое второе имя, — дима манерно посмотрел на часы, демонстрируя дорогущие ролексы. в голову пришла мысль о том, что этот совсем нескромный подарок был сделан клавой, но ты тут же ее отбросил, потому что прекрасно знал, насколько она суеверна. — пацан молодой, она молодая, ногти красные, такая деловая, — на свой манер перепевает песню бустер, издеваясь над ними. как бы ты хотел просто прочувствовать этот вайб и веселиться с остальными. но серебристое платье клавы, кольцо на пальце и счастливое очаровательное личико никак не позволяет сделать этого. — егор, если ты не хочешь, можешь не петь сегодня, — неожиданно обращается к тебе клава, а ты растерянно смотришь на нее, не понимая, чего она хочет. ты успел забыть, что уже давно решили, что ты по приколу споешь невесту на ее свадьбе. — я понимаю, что не все пошло по плану и, возможно, тебе… — клавчик, — твоя любимая форма ее имени, — не переживай. все хорошо, я спою, как и договаривались. — так искренне и так фальшиво, что вообще никак. да возьми ты мое сердце, забери клаву этот ответ устроил или же она тоже почувствовала эту волну напряжения, потому что быстро утащила диму обратно в танцующую толпу, оставив вас со славой наедине. между нами боль навсегда — не прощаемся. бустер ничего не сказал, и ты был благодарен за это. кажется, лимит шуток на сегодня крайне ограничен. невеста зашла гостям на ура, это было слышно по свисту, громким аплодисментам и, в целом, по выросшему веселому настроению. ты мог бы сказать пару клишированных фраз, но это было бы нечестно по отношению к ней. от клавы и ее свадьбы нельзя было просто отмахнуться, тем более если ее жених — дима масленников, с которым вы тоже не абы как, а друзья. — я помню тот день, когда мы первый раз познакомились с клавой, — ты не хотел смотреть на нее, когда говоришь, но это вышло само по себе, теперь ты не мог оторвать от нее взгляда, — она зашла в ресторан в смешной шляпе и с гитарой, села напротив, и тогда я даже подумать не мог, что через много лет буду стоять на ее свадьбе и меня будет распирать от гордости за эту очаровательную девушку, которая рандомно появилась в моей жизни, но стала для меня очень важным человеком и другом. — у судьбы нет причин, без причины сводить, — ответила клава, аккуратно стирая накатившиеся на глаза слезы салфеткой. ты улыбнулся ей в первый раз так искренне за весь день, что сам чуть не расплакался. но ты не слышишь меня, я умираю, смотри. — и я помню день, когда мы познакомились с димой. это было на съемках холостяка, и дима очень поразил меня. вот тогда я точно сразу подумал о том, что мы станем хорошими друзьями. мы постоянно шутили, что холостяками не стали, а родились, но дмитрий масленников, официально заявляю, теперь не холостяк! и мне придется в одиночку нести это гордое звание. в зале послышались смешки, но ты не слышал ничего и никого, смотря только на них двоих, а все, что ты говорил, шло исключительно от сердца. ведь на самом деле ты не такой уж и хуевый человек. ты действительно рад за них, в глубине души правда рад, хотя все внутри сейчас и противилось этому. — любите друг друга и будьте счастливы! — прокричал ты, а потом вдруг заиграла медленная музыка под гитару. ведь ты не мог оставить клаву без сюрприза, ты хотел сделать что-то особенное, что-то незначительное, но такое, чтобы она запомнила. ведь это ее свадьба. — а за окном май, — тихо начинаешь ты, а гости бурно реагируют на песню, вскакивая со своих мест и доставая телефоны. не каждый день егор крид будет с таким трепетом петь песни клавы коки, — моя жизнь — рай. клава поднимается на сцену и крепко обнимает тебя. она счастлива, она плачет от счастья, а этого тебе достаточно. согревай, согревай, как никто не сможет. — шепчет на ухо «обнимай», а я с ума схожу, ай-я-яй. — вы пропеваете вместе, она дрожащим голосом, ты наконец спокойным. весь зал подпевает, а она прижимается к тебе и едва слышно шепчет «спасибо». и ты думаешь, не показалось ли тебе, но ее благодарный и ласковый взгляд говорит сам за себя. ей не хватало твоей поддержки в этот особенный для нее день, и ты повел себя как последняя сволочь, когда светил своим недовольным лицом весь вечер. но ты ничего не мог поделать с тем, что почувствовал полное опустошение, когда спустился со сцены и занял свое место за столом рядом со славой. ты понимал, что клава хотела разделить этот праздник с тобой, как с верным другом, как с близким человеком, она ебала тебе мозги этой свадьбой весь месяц, она надеялась на то, что ты будешь рядом, а ты как всегда все испортил. откуда ты мог знать, что желание постоянно видеть и обнимать ее, разговаривать с ней по ночам в фэйстайме, общаться каждую секунду на всех совместных мероприятиях — это любовь? откуда ты мог знать, что, гуляя с ней по дубаю, вдруг почувствуешь нечто трепетное, а это нечто — любовь? — только скажи, и мы сразу уедем отсюда, брат. — понизив голос, сказал бустер, похлопав тебя по плечу. — охуенно выступил, — тут же добавил он, когда рядом присела дилара. — не хочу портить вечер, — также тихо ответил ты, — она расстроится. — поверь, брат, она расстроится куда больше, если ты останешься, — усмехнулся слава, — ты себя хоть видел? тебе как будто кирпичом заехали. но слова хорошие сказал, я удивился, — слава снова посмеялся, а ты вдруг понял, чего тебе не хватает. надо просто немного выпить, тогда все пойдет само по себе, а тебе останется только плыть по течению. слава твою идею, конечно, поддержал, а остановить вас было некому, ведь катя не настолько отчаянная, чтобы подходить, когда рядом слава, постоянно флиртующий с диларой, маша давно уехала, а остальным дела нет до того, чем занят егор крид. веселится же, да и ладно. — вась! эта вечеринка начинает мне нравиться! — кто бы мог подумать, что тебя так быстро развезет, хотя на самом деле это было ожидаемо, ведь ты давно уже не пил, особенно в таких количествах. общаться с остальными гостями стало в разы проще, веселиться получалось от души. даже про клаву с димой ты забыл, как будто это и не свадьба была. оказывается, не так уж и плохо не думать совсем ни о чем. но блондинка, успевшая переодеться в менее роскошное платье, все равно постоянно была на виду. — и почему ты все еще одинок, егор крид? — явно веселая и чересчур активная девушка, чьи зеленые глаза затягивали в бездну страсти, повисла на твоей шее, имитируя, наверное, кизомбу. даже если у нее и плохо получалось, тебя все устраивало. — не нашел ту самую, — честно отвечаешь, и не надеясь, что она услышит хоть что-то в этих громких криках и музыке. — я правда не понимаю, — качает она головой, оказавшись так близко, что это начинает быть похожим на явный намек на что-то большее. сейчас ее чистые изумрудные глаза слишком манят, чтобы не понимать намеков. глаза клавы коки совсем другие. в них всегда интересно смешивается зеленый и голубой. в одно мгновение они серые, на солнце — зеленые, потом голубые. если она плачет, они светло-серые, почти каолиновые, если смеется — переходят в нежный цвет зеленого чая, который ты так любишь пить. если она напряжена — они холодные и жестокие, если расслабленна и счастлива, прямо как сейчас, — ласковые и беззащитные. где ты? я бегу за тобою. — как тебя забыть? — тихо пробормотал себе под нос, потому что внутри эти слова уже начинали жечь. — что? — переспрашивает девушка, прокричав прямо в ухо, но ты, подмигнув, по-свойски берешь ее за талию, желая продолжить танец. если забыть ее все равно не получится, то хотя бы повеселиться еще немного напоследок можно. — егор! — катя хватает тебя за плечи, слегка встряхивая. — какой же ты придурок, егор. она утаскивает тебя из толпы гостей, где ты вполне хорошо себя чувствовал, танцуя с незнакомой брюнеткой. — так все отлично, я веселюсь, как вы все и хотели, — буркнул ты, но когда она буквально усадила тебя на стул, ощутил, что все не совсем так отлично, как ты предполагал. перед глазами действительно пролетели самолетики, как будто ты набухался в говно, но ты ведь помнил, что выпил не так уж и много. оглянулся, чтобы проверить наличие бустера, но рядом его не оказалось. — во-первых, — катя явно злилась, — везде камеры. ты будешь завтра меня винить в том, что напился и творил всякую дичь? — я просто танцую, кать, — устало вздохнул ты, представив, что она твоя мать, и рассмеялся. — то есть ты не напился? и мне не надо следить за тем, чтобы ты не наделал глупостей, как будто мне больше заняться нечем? — проницательно смотрит прямо в глаза, а в ее глазах тревога. тебе даже не верится в это, не верится в то, что она может переживать просто из-за того, что ты слегка переборщил с алкоголем. это даже как-то немного странно. — ну немного напился, — отвечаешь, не задумываясь. — я же не просил тебя следить за мной, будто ты курица наседка, а я непослушное яйцо. ты сама привязалась. иди, развлекайся, тебя никто не держит. — ты идиот, егор, — резко сказала она, а затем развернулась и ушла. наверное, ты слегка переборщил со сказанным, хотя и она тоже хороша, сначала уничтожила хорошее настроение, а потом еще и обиделась. время близилось к двенадцати, а значит пора было уезжать, пока ты совсем не закопался в этом дермище мыслей, что крутились внутри. еще и слава буквально растворился, а ты все так же сидел там, где тебя оставила катя. наблюдая за клавой и димой, мило щебечущими за своим президиумом, ты едва не пропустил демонстрацию торта. а там было на что посмотреть. огромный, красивый, такой, который не захочется есть, просто чтобы не разрезать его. конечно, масленников, тративший нереальные суммы денег на съемки, совсем не скупился на свой свадебный торт. насколько тебе позволило зрение, ты разглядел на вершине две фигурки, нисколько не удивившись. гости начали раскидывать деньгами, а тебе было совсем не до веселья. пару раз ловил на себе долгий взгляд клавы, но твои проблемы она больше разгребать не будет. клава больше не приедет в три часа ночи, только потому что ты попросил ее об этом. клава больше не останется у тебя на ночь, только потому что ты боишься оставаться один на один со своими паничками. теперь она одна из них. пока ты бездумно смотрел то на нее, то на свои черные лакированные туфли, подходил тимати, чтобы попрощаться, джиган рассказывал какую-то историю, половину которой ты прослушал, юля с владом заставили пару раз подняться и потанцевать, масленников принес кусок торта и даже сел рядом, пока ты его пробовал. милохин успел покрутиться рядом, катя демонстративно прошла мимо раз пять. а затем подошла клава, и в сердце защемило от того, какими усталыми глазами она на тебя смотрела. устала наконец делать вид, что меня не существует? конечно, ты придумал это, ведь у нее было много других забот на собственной свадьбе, но куда приятнее было думать, что она специально не замечает тебя, что на самом деле она помнит о тебе каждую секунду. боже, ты уже так заебался обманывать себя… — я пьяный, — смотришь, наверное, чересчур печально на нее, думая о том, что ее глаза никогда не будут любить тебя. и голос прозвучал как-то до жути невинно и жалобно, что даже ты сам удивился. — я вижу, малыш, — она кладет свою руку на твою щеку, а ее нежный голос задевает все живое внутри, — мне жаль. ее хрупкие пальцы легко проходятся по щетине, возвращая туда, где было хорошо. где она была рядом просто так, а ты никогда этого не ценил, где тебе не приходилось мысленно прощаться с ней каждую минуту, где ты не думал о том, сколько еще страданий она может принести, даже ничего по сути не делая. по ее беспомощному взгляду ты понял, что она уже успела пропустить через себя всю твою обиду и боль. клава всегда умела делать это лучше других, она всегда чувствовала то, о чем ты никогда не говорил вслух. в этом ее мне жаль заключались ответы на все твои вопросы. клава ничего не может сделать с тем, что твое и так сто раз заклеенное сердце разбилось вдребезги. и тебе жаль, что потерял все то, что казалось так вечно. — твой жених не будет искать тебя? — с явной насмешкой в голосе говоришь ты, не отрываясь от ее очаровательных глаз не на секунду, хотя ужасно ненавидел по долгу смотреть в чьи-то глаза, особенно когда отвечают тем же. кричу, но ты не слышишь меня. — егор, перестань, пожалуйста, — подавленно отвечает она, но руку не убирает. а она так приятно холодит кожу, заставляя держаться, что если все же уберет — ты тут же растворишься. не говори, что нет чувств, если чувствуешь боль, — ты же знал, что мы встречаемся, ты знал, чем все это может закончиться. почему ты ведешь себя как последний эгоист? — она говорит мягко, но в то же время холодно и уверенно. клава причиняет непоправимый вред твоим чувствам, твоему нутру и твоей психике. она говорит то, от чего бегут мурашки. она просто говорит правду. то, о чем ты и так знал. алкоголь, веселивший тебя всего пол часа назад, начал давать обратный результат, обостряя все чувства. разбери меня по частям, посмотри, как тебя терял, удиви меня, удиви меня вновь. ты молчишь, а она расценивает твое молчание по-своему. — я не твоя вещь, понимаешь? мне не нравится, что ты ведешь себя так, будто дима забрал то, что принадлежало тебе. дружить — это ведь больше, чем просто приятное общение и неоправданная ревность. это ведь еще и про уважение, про чувства. ей безусловно обидно, поэтому она так говорит, но ее слова режут без ножа. ведь она права, так чертовски права. тебе прямо сейчас нужно, вчера было нужно и завтра будет нужно все то, что теперь принадлежит диме. ее объятия, ее забота, ее улыбка, глаза, смех, слезы. резко убираешь ее руку от лица, поднимаясь со стула. ты больше никогда не хотел бы снова влюбиться и снова почувствовать все это. в глазах клавы застыли слезы, и это ты довел ее до них в самый важный день в ее жизни. в день, которого она так ждала. но и в твоих глазах тоже слезы, хоть это не оправдывает того, что ты хуевый друг. каждому дьяволу положен свой ангел, прости, что стала моим. она нерешительно поднимает руку и медленно вытирает одну предательскую, все же не удержавшуюся и скатившуюся по твоей щеке. ты просто вспомнил, как вы смеялись, любили, страдали. интересно, она помнит, как вместе были счастливы? но любит она совсем другого. ты был свидетелем на ее свадьбе, а она стала свидетелем того, как из твоих глаз уходит что-то важное, что-то, что принадлежало только ей. у тебя было всего пять секунд, чтобы разлюбить ее, и целых десять лет, чтобы понять, что любишь. — как так получилось, а, клав? она оставляет вопрос без ответа, зная что его нет. ее сердце, ты уверен, стучит похлеще твоего. клава мучительно ожидает продолжения, она не хочет этого слышать, она боится. — как я мог не видеть? — егор… — едва выдавливает из себя, чуть ли не сжимаясь под твоим болезненным, почти одержимым, взглядом. — ты ведь любила. никогда не говорила, но любила, клав? — прекрати. ей ведь тоже больно. — булаткин, ты на моей свадьбе. если не можешь держать себя в руках, уходи. заново завоевать. я бы хотел тебя заново завоевать. — скажи, что любишь его. посмотри мне в глаза, и скажи, что все это — не ебаная ошибка. — я люблю его. егор, я люблю только его, — она хватает тебя за плечи, встряхивая. в ее глазах обида, отстраненность, желание сбежать прямо сейчас. но она никогда не сбежит, она не бросит тебя, даже если ты будешь продолжать говорить то, что сильно задевает ее. ведь клава кока знает обо всех проблемах в твоей голове. она знает о тебе так много, что тебе становится стыдно за то, что ты только что сказал. ведь даже не знаешь, воспринимает ли она тебя всерьез. — прости, — резко тянешь к ней руки, в моменте понимая, что натворил. она не заслуживает такого от человека, которому верит, которого считает другом, которого сделали свидетелем одного из самых значимых моментов ее жизни. по ее щекам бегут слезы, еще раз говоря о том, какой ты мудак. клава не верит извинениям. она еще сильнее хочет сбежать, уйти от твоих слов, от взгляда, от пустоты, съедающей ее. клава не сопротивляется твоим бережным рукам, слишком аккуратно приближающим к себе. — будь счастлива за нас обоих, клавчик. я всегда рядом, не бери в голову то, что я наговорил. я все равно люблю тебя, слышишь? — трепетно обнимаешь ее, прижимая к своей груди и вдыхая сладковатый аромат духов, — никогда не сомневайся в этом, никогда не думай, что может быть по-другому. она отстраняется только спустя минуты, наверное, две и смотрит на тебя такими доверчивыми и виноватыми глазами, что начинает мутить от переизбытка жалости к себе. и вы оба так пусты, и в пустоте очаровательны. — я не хочу потерять тебя так просто, я хочу, чтобы мы всегда были чем-то важным друг для друга, хочу, чтобы ты доверял мне, чтобы понимал, что я всегда за тебя и всегда буду с тобой, что бы ни произошло. я знаю, что ты обязательно тоже будешь счастлив, егор. — она проговорила это на одном дыхании, а твое имя в конце прозвучало особенно душераздирающе. тебя тронули ее слова, тебя вообще легко заставить расчувствоваться, тем более клаве коке. и, хотя, она была уверена, что говорит чистую правду, ты ясно понимал, что так рядом, как тебе хотелось бы, она уже никогда не будет. ты даже не знал, что столько боли может хранить в себе твое сердце.