Melancholia sine psychotici symptomata*, часть 1
25 марта 2023 г. в 18:30
»…Ну что же, смею утверждать, что краткое сие происшествие благополучно преодолено. И хотя участие мое в нем было наименьшим, радость, вполне приличествующая случаю, переполняет меня. А ведь поначалу я преисполнился самых что ни на есть горьких предчувствий, особенно узнавши, что вот уже сорок человек слегли, и с симптомами весьма и весьма нехорошими.
Новости из Старых Мышей доходят до нас с некоторым опозданием, что и понятно — и расстояние изрядное, и ладили мы всегда с панами Заблудами весьма сложно, хотя дело и давнее. Так что о вспышке заболевания в Старых Мышах узнал я случайно, когда, воспользовавшись пасмурной погодой, решил прогуляться, не дожидаясь заката, и подслушал между делом бабью болтовню у колодца, а болтали они, не больше не меньше, о том, что старомышинцы собираются опахивать на девках** то ли каждый дом у себя на селе, то ли все село разом, я не слишком понял, потому что бабы, как водится, старались одна опередить другую, и ни одна не хотела молчать и слушать.
Обозначать это могло только одно: в Старых Мышах стряслась беда. Описанные у колодца симптомы были более чем тревожны, и я понял, что надобно поспешить, надеясь, что добрые селяне ничего еще не опахали, что сделало бы мое проникновение в очаг заболевания весьма и весьма затруднительным, а потому незамедлительно устремился в путь, тем более, что и погоды мне весьма благоприятствовали: вот уж который день небо покрыто было тучами, не пропускающими солнечных лучей, но без дождя.
До Старых Мышей добрался я довольно скоро. Сгущались благодатные сумерки, и под их прикрытием я как мог быстрее осмотрел село, подвергшееся удару рока. Никаких свежевспаханных борозд, ни подготовленной сохи, ни тем более дев в белых одеждах я не увидел — если селяне и собирались что-то там опахивать, то, как водится, отложили это до завтра, а пока у них, как говорится, и конь не валялся. Это было мне, с одной стороны, на руку, ибо как бы попал я в деревню, будь она уже опоясана непрерывным рвом — надежнее, чем меловым кругом, а с другой стороны дало повод к дополнительному беспокойству: если опашут они деревню, когда я буду уже там, как выбраться мне оттуда? С голоду я бы, разумеется, в этом случае не помер, но Стах, не вернись я домой хотя бы к рассвету, наверняка бы взволновался, а чем это может завершиться — только силам ада известно.
Все было спокойно. В окнах хат горели огни, создавая картину почти идиллическую. Изредка перебрехивались нехотя собаки, однако вскоре затихли, видимо, почуяв меня. На завалинках под окнами кое-где сидели поселяне, ни один из них не выглядел больным. Разговоры они вели самые что ни на есть обыденные.
Нужную хату я нашел без труда. Войти в нее также не составило затруднения: я несколько повозился у двери, постучал раз, другой.
— Заходи, кто там? — спросили изнутри, и я счел это достаточным разрешением.
Увы, остаться незамеченным мне не удалось (надо бы все же научиться уходить в тень — порою это умение поистине незаменимо! (NB: попросить Сташека об уроке)). Сказав, что я доктор из города, приехавший по приглашению пана Заблуды-Приблудовского для помощи занедужившим крестьянам, кинулся я осматривать больных, коих оказалось четверо, и более всего опасаясь увидеть на лицах их характерные черты Гиппократовой маски и с облегчением невероятным не находя их ни на одном.
— Что с тобой, голубчик? — спросил я главу семьи — крепкого на вид и даже на одре болезни упитанного мужика.
— Животом мается, — ответила за него старуха, коя единственная не лежала на лавке и, видимо, была совершенно здорова. — До ветру бегал, не соврать, раз пять.
— Давно ли мается?
— Второй день, батюшка. Но сегодня уже получше. Всего два раза, да и то… Как курёнок.
Тут опасения мои развеялись окончательно. Что бы это ни было, это точно не было холерой.
Как оказалось, причиною недуга стала неумеренная любовь всего семейства к вареным валуям: набравши их целую корзину и уварив с укропом и петрушкою, все четверо тут же их и съели, и только мать хозяина за почтенным возрастом воздержалась от угощения.
Просто гора с плеч!
Тут я задумался было, не подкрепиться ли мне. Однако при сложившихся обстоятельствах кровопускание больному не показано. И хотя я чувствовал легкий голод, он был не настолько силен, чтобы пренебречь интересами пациентов. А потому, дав старушке надлежащие рекомендации, отправился я восвояси несолоно, как говорится, хлебавши.
В наступившей в положенное время темноте почти добрался я до старого нашего погоста, и тут только заметил, что погода заметно попортилась и идет мелкий, но частый дождь, весьма промочивший уже рукава моего сюртука, чего я, погруженный в размышления о том, каким образом четверо занедуживших превратились в сорок и, паче оных, как возник слух о намерении старомышинцев опахивать село на девках, и радуясь, что все это оказалось досужим вымыслом, нимало не заметил.
Дождь осенью. Что может быть естественнее? Думая о том, как бы не слишком промокнуть, ускорил я свои шаги, дабы укрыться побыстрее под надежным кровом родного склепа.
Признаться, я не ожидал встретить там полную тишину: по вечернему времени, хотя ночь еще и не вступила в свои права, полагал я, что Стах уже поднялся и, по обыкновению своему, приводит в порядок фамильный кинжал (привычка, коя, если говорить откровенно, порою пресильно раздражает меня; бывало, солнце только-только ушло за горизонт, еще не смерклось толком, едва продираю я сонные глаза, а он уж сидит на верхней ступени и знай водит по лезвию оселком, дескать, оружию надобен регулярный уход!). Однако в склепе было тихо. Стах спал.
Воспользовавшись невольным одиночеством, внес я эту запись в свой дневник и тоже почувствовал некоторое несвоевременное томление и сонливость. Видимо, сказалась перемена погоды, а потому отправился и я на боковую.
Не знаю, считать ли это преимуществом или же недостатком нашего нынешнего состояния, но вампиру порою сложно уследить за течением времени, особенно если он не слишком голоден, а потому сказать точно, сколько прошло времени до моего пробуждения, я не смогу. Одно лишь было очевидно: Стах то ли еще не восставал, то ли уже снова лег. Да и мне не хотелось вылезать из уютного гроба. Под невысокими сводами нашего обиталища стояла тишина, снаружи доносился только мерный шорох — так шумит зарядивший надолго дождь. Я сдвинул крышку и поглядел в щелочку: крохотные ручейки воды, просочившиеся под дверь, подтверждали: дождь идет уже не первый день.
Осень! Благодатная пора — урожай собран, закрома полны, скот сыт и тучен. Грядет зима, пережить которую, увы, суждено не всем, но пока крестьян ждет время отдохновения. Осень богата на праздники. Сначала Дзяды, потом Коляды… Нам-то, конечно, на них не веселиться, но малая толика веселья перепадет и нам…
Что же это мы лежим?! В миг я был уж на ногах.
— Стах! Вставай скорее!
Я постучался в Стахов гроб, боюсь, безо всякой деликатности, просто-таки заколотил кулаком как очумевший дятел:
— Ты проспал! То есть, мы проспали!
Сначала никто мне не отвечал, так что я было подумал, что Стаха нет дома, что он-то не проспал, а как раз ушел по важным делам, каковых у него как раз в это время бывает всегда по горло, и даже успел устыдиться: вот я торопыга, поднял шум на пустом месте. Но увы!
— Почто вопишь? — раздалось из-под крышки.
— Сташек, вставай! Дзяды на носу! Дел по горло!
— Каких дел? — голос старого друга выражал крайнюю досаду; крышка же гроба его при этом не сдвинулась ни на волос.
— Как это — каких дел? Пора готовиться. На носу Дзяды!
Стах усмехнулся, все так же из-под крышки, и это заставило меня несколько обеспокоиться.
— Ну и что? — спросил он.
От этих его слов я пришел уже в полное волнение.
— Что значит — «Ну и что»? А как же твоя Дикая Охота?
— Не пойду! — ответил мне друг после недолгого молчания.
Ни разу за последние две с лишним сотни лет не пропускал Стах Дикой Охоты! Да и как бы он мог, если сам ее и затеял в наших краях году этак в… не помню точно, каком, но вскоре после того, как вернулся домой от Его Сиятельства.
У нас тут в то время творилось, помнится, черт знает что; война только-только закончилась, шляхта потянулась по домам, принося в тихую жизнь нашего захолустья лихие нравы и обычаи и порою заигрываясь до полного изумления. И Стах, хоть и поклялся более никогда не вникать в дела людские и уж тем более не принимать в них участия, не стерпел.
Кликнув по округе клич, собрал он призрачную ватагу, из тех духов, коим прискучило бесконечное сидение по лесам и болотам, и принялся за дело, а уж примкнуть к конфиденту Его Сиятельства каждый призрак за честь почитал. Да только не каждый годился; молодого упыря из Болотных Ялин выгнал Стах после первой же охоты. Этот упырь тогда еще слух пустил, будто выгнал его Стах из-за личной к нему неприязни и древней вражды, коя возникла между Вольскими и Заблудами в незапамятные времена. Но причина была в другом: уж больно ялинский упырь жаден. Да и ватаге непригоден — там, где довольно пугнуть да кровь пустить, непременно убьет, да еще и зверским каким способом, голову там оторвет или кишки напрочь выпустит.
Впрочем, я отвлекся, а суть в том, что Стах собрался охоту отменить! А ведь округе нашей лихая Стахова забава только на пользу шла; жить старались по совести, что мужики, что шляхта, дабы не накликать Дикую Охоту на голову свою. Не всегда, правда, выходило…
— Что значит — «Не пойду»?!
Нарушив всякие приличия, скинул я наземь крышку Стахова гроба. Тут уж не до деликатности!
Друг мой даже глазом не моргнул — то есть буквально. Продолжал лежать с закрытыми глазами, сложив покойно руки на груди. Признаться, я растерялся.
— Вставайте, пан Станислав! — воззвал я, стараясь придать голосу как можно больше убедительности. — Вас ждут великие дела!
— Не хочу, — монотонно ответил Стах.
— Ты что, опять поссорился с Мельничным Дядькой? — догадался я. (Сосед наш, обитающий на водяной мельнице, то ли водяной, то ли утопленник, мы так и не поняли, а расспрашивать было как-то неловко, нраву и впрямь дурного.)
— Нет. Просто не хочу.
Попытался я уговорить его, приводя резоны один другого весомее. Ничто не помогало. На все уговоры мои отвечал Стах коротко и резко:
— Нет. Не хочу.
Тогда я, потеряв терпение, закричал:
— А ну, вставай, кому говорят!
Тут Стах наконец открыл глаза. Точнее, один глаз. Глянул на меня, шевельнул пальцем, крышка гроба вернулась на свое место. И как ни старался я снова ее сдвинуть, мне это не удалось. Стучать тоже было бесполезно. Сколь ни колотился я, добился лишь одного:
— Иди ты, Веня… в жопу! — донеслось до меня глухо и мрачно.»
_______________
* Melancholia sine psychotici symptomata (лат.) - меланхолия без психотических симптомов.
** Опахивание - древний обряд, во время которого сохой проводят замкнутую борозду вокруг села (реже — вокруг отдельной усадьбы или поля) для защиты от заразных болезней; наибольшей эффективности достигал, если "12 девушек, одевши белые рубашки, брали соху и с молитвою проводили ею борозду вокруг сел" (Wikipedia)