Тайник для Волдеморта

      Пальцы Джинни скользят по холодной глади зеркала. В ночной тиши все меняется, плывет перед глазами, и кажется — конечно же только кажется, такого не бывает (не может быть) в реальности, — что из отражения на Джинни смотрит совсем не ее бледное и усталое лицо. Она улавливает ненавистный образ в мерцании темных глаз, в искривившей губы усмешке, она видит далеко не себя среди марева скачущих по стенам теней.       Джинни смотрит на свой оживший кошмар, свой самый главный страх. Джинни трясет при виде ласковой улыбки, которую она х-о-т-е-л-а бы навсегда стереть из памяти, но которую, вопреки рассудку, здравому смыслу, вопреки всему, что есть в ее душе, она вспоминает каждую ночь.       Джинни закрывает глаза и касается лбом холодного стекла. Мурашки бегут по коже.       Она н-е-н-а-в-и-д-и-т так сильно ни отражение давно канувшего в вечность мальчика, ни его взрослую и терроризирующую магическую Британию копию. Она ненавидит то темное, маленькое и злобное, что сидит в ее душе и рвется к образу первого школьного друга.       Джинни ненавидит часть Тома Риддла, оставшуюся в ней. Ненавидит себя.       Ненавидит, потому что знает: если Том Риддл, прячущийся в зеркалах и ждущий мгновения, когда сумеет выбраться, позовет ее, она пойдет ему навстречу. Она протянет ему руку. Разобьет чертово зеркало и соберет е-г-о из осколков.       Она подвластна прячущейся в глубине души слабости, которую старательно душит и губит. Она грешна. Она пала. Пала настолько низко, что уже никогда не сможет вымолить прощения.       (Джинни ненавидит то, что, в конце концов, ее слабость берет над ней верх, и она преклоняет колени перед Темным Лордом, когда он убивает Избранного мальчика.       У Джинни сердце разорвано в клочья.       Но она почему-то продолжает дышать.       Дышать с легкостью, пока Темный Лорд ж-и-в.)