Вкусно!

-… отсутствие кусков крыш, стен, земли. А мне что, восстанавливать?! Попытка искусать жителей (неудачная). Нападение на стражей. Ну что за долбаебка! Умертвление и последующее съедение Душек. Блять! Попытка съесть Бисквитного солда… ЧЕГО!       Шарлотта Крэкер снова и снова перечитывал подробный отчёт, каждый раз всё сильнее охуевая и свирепея. На эмоциях вконец порвав измученную бумагу, он вскочил из-за стола. Бедняга отлетел в угол да там и кончил свою не совсем деревянную жизнь.       Месяц назад тридцатилетний мужчина праздновал с братьями свою обновлённую награду, наконец перевалившую отметку в пятьсот миллионов белли. И спустя всего неделю на его остров стали совершаться наглые покушения. — Ну нет, да как посмела!       На концах завитых фиолетовых пучков засверкали искры. Мечущийся по своему кабинету (Море, как же редко он про него вспоминает) Крэкер с размаху — чтобы почувствовать, но не сломать — впечатал кулак в стену, оставив неглубокий отпечаток и маленькую трещину.       Сначала жалобы приходили по чуть-чуть. То где-то фонтан погрызли. То у таверны крышу снесло (читай сожрали). То ступеньки или поручни, или забор пропали. Лодка утопла — подняв, обнаружили дыру по центру днища. Осушили озерцо с газировкой.       Жалобы всё накапливались. Вредителя так найти и не могли. А нервы Крэкера славятся своей маленькостью. Выставил он своих Солдат.       Их изгрызли. Прям зубами. С каждого боку по чуть-чуть. Одного почти наполовину.       Нервы у Крэкера сдали моментально.       Последний отчёт содержал в себе аж несколько глав, будто бы у вредителя вместо желудка образовалась чёрная дыра. Вместе с жалобами на столе в этот раз лежала листовка. С фотографией. И коротеньким досье.       Вредителем оказалась наемница с позывным Обглодыш. Но за глаза все, кто не оказался съеден и имел честь с ней работать, называли её Заглотышем. Кто по-доброму, а кто говница подложить.       Слава за ней тянулась по всём четырём морям в течение последних трёх лет и года в Раю и Новом Мире. Даже в Калмбелте где-то засветилась пару раз.       Жрала эта лягушка (а именно так он окрестил эту… зелёную ушастую девчонку) как не в себя. Дохрена и больше. Явно слопала дьявольский фрукт. Только вот способность так и неизвестна.       По крайней мере у Крэкера пара предположений появилась. Либо же она была зоаном лягушки и соответствовала обзывалке Шарлотты, либо зоаном ещё какой ужирающейся твари, либо же как-то использовала еду для борьбы. Потому что жрала она невероятно много, после чего, словно скопив силу, становилась смертоноснее пьяного Кайдо. Так рассказывали выжившие и пережившие сражения с ней.       И стоя спустя неделю после установления личности Вредителя напротив самого же Обглодыша… Крэкер охуевал.       Вокруг них вывернуты деревья корнями в воздух, земля вспахана, горы и холмы сравнялись с землёй, а где была до этого пустошь — образовались новые. Сами они в центре относительно глубокой воронки, чумазые, побитые (Крэкер ненавидит боль!), а эта девчонка опять жуёт кусок его Солдата! Да с таким блеском в глазах, что невольно перетряхивает. И видит Море, он ненавидит её стремную то ли кепку, то ли чепчик.       Бешеный Шарлотта честный бой вертел на одном месте, а потому, раскрутив свой прекрасный Брецель, давно вылезя из бисквитных доспех, замахнулся на Обглодыша.       По полю сражения разнёсся девчачий визг. Нет, это был не Крэкер, не докажете.       Охуевший Крэкер широко раскрыл глаза, не смея отвести взгляда от повисшей на нём девчонки, что со всей дури вцепилась ему зубами в плечо и теперь задумчиво облизывала языком пострадавшее место. — Да ты долбанутая! — Крэкер абсолютно восхищён. — Вкусно! Вкусно!

___

— МАМА! Я ЖЕНЮСЬ!       Находящийся на докладе Перосперо закашлялся, наблюдая безумно счастливого истекающего кровью младшего брата (какого чёрта?) и жующую его ухо абсолютно зелёную девушку. — Я Тиана, кстати.