Солнечный камень

И было хорошо, и на этом мутном стекле отражались солнечные лучи! Перебегая из угла в угол по мере того, как Ирина вертела маленькое деревянное зеркальце с вырезанными буквами на оборотной стороне, лучи освещали разные углы пространства. Такие зеркала, маленькие или большие, ровным рядом блестели сквозь прозрачные витрины и продавались в ювелирных лавках, названия которых Ирина различала по цвету букв, не умея складывать их. Ожившие цветы, маленькие херувимы или дивные мерцающие камешки, которыми были усыпаны эти произведения искусств, всплывали в ее воображении, и искусство, увиденное в этих декоративных зеркалах, создало в её памяти искусство подлинное и нерушимое, неизменно недостижимое, как-то, о чем можно только помышлять, никогда не произнося вслух. Здесь таилась какая-то недоступная и загадочная жизнь: Ирина видела это во взмахах маленьких гипсовых крылышек, на лепестках припудренных розочек и внутри сияющих рубинов, которые так отчётливо блестели этим, словно кричали: это здесь, и это внутри! Это была жизнь, сокровенная и мучительная из-за своей странности жизнь, которой она могла любоваться лишь через стекло витрины, раскалявшееся от одного только ее влюбленного взгляда! О такой жизни, запечатанной в маленькое круглое зеркальце, и мечтала она. И как было радостно, как хотелось верить, что ее собственное маленькое зеркало сделано не из дерева, а из серебра или даже золота! И верилось, мучительно верилось, а если нет — она наводила его на солнце, и лучи отбрасывали на землю блики, как рубины! — Есть ведь такой большой красный камень — рубин! — шептала она своему отражению, вертя головой в разные стороны и приглаживая маленькую каштановую косу. — Он тёмный-темный, как кровь! — и смеялась, глядя на свои маленькие ручки, представляя в них это маленькое красное солнце. — А откудова ты знаешь про рупин? — раздался вдруг тонкий недовольный голос, а затем появилась и сама его обладательница. Это была низкая девочка лет пяти, очень похожая на Ирину не только чертами лица, но и самим его выражением: зелёные глаза горели вдохновленной искрой, и длинные ресницы были настолько черны, что отливали синевой. — Не рупин, а рубин! Есть такой-то камень драгоценный, им зеркала украшают, я видела. Вдруг раздался скрип, а затем громовой удар. Деревянная дверь раскрылась, и показался высокий смуглый крестьянин — настоящий крестьянин и духом, и лицом, и всей необыкновенной наружностью. — А все-таки самый лучший камень — солнечный! — его голос напоминал звон бронзы, а рука, протянутая вперёд — львиную. Он раскрыл ладонь, и в ней засветился маленький белый камешек. Это был теплый ещё, природный камень, какие украшают обычно побережья сказочных тридевятых морей, грани которых ровняют пенные адриатические волны. Ирина подскочила с места и хотела взять его, но отец сжал руку в кулак. Она пыталась разжать его пальцы, но он вдруг наклонился, а затем подхватил ее на руки и так сильно прижал к себе, что она начала задыхаться. — Что, чай, скучно-то было вам здесь? А я слышал-то, что праздник у нас намечается! Ирина пыталась схватить его не длинную ещё, но мягкую бороду, заглядывала в добрые янтарные глаза. От него пахло свободой и полем, дымом и чем-то солнечным, природным. — Аннушка! — он подхватил вторую девочку, и обе они обняли его шею, сцепившись руками. Он поочередно подбрасывал их вверх, и они смеялись, размахивая руками, как крыльями, и детские глаза их светились, как уходящее весеннее солнце. — А какой праздник, батюшка? — спросила Аннушка, когда отец отпустил их. Он лукаво сощурился и торжественно прошептал: — Амператора коронуют! А завтрема будет на нашей стороне гуляние: будут сладости раздавать да театры ставить. Но это не главное, а вот ещё: дар — кружка с именем амператора да царицы нашей! Хочешь, Ириночка, кружку-то? — подмигнул он, глядя на дочь, и глаза той заблестели ещё больше. — Взаправду имена будут? И сладости? — Батюшка, мы же пойдём? — с надеждой прокричала Аннушка, вцепившись в отца и мерцая большими восхищенными глазами. Он сделал вид, что глубоко задумался, почесал бороду, затем улыбнулся и вымолвил: — Как заря будет, так и выдвинемся! — Спасибо, батюшка! А рубины там будут? — Да, рупины, рупины! — А нам-то зачем рупины, вот — солнечный камень! — и он вложил камешек в руку Ирины. Она стала катать его по ладони, а Аннушка — разжимать ее пальцы, чтобы забрать себе. — А вот и солнце, — воскликнул отец, и когда девочки подняли головы, то увидели в его руках два ожерелья из каких-то причудливых камней, похожих на разноцветный янтарь. Ирина восторженно ахнула и прижала руки к груди, и белый камешек упал на пол. Не смея подойти ближе и отвести от бус взгляд, она стояла на месте, и губы ее подрагивали. — Завтрема царю нашему нарядными покажетесь. — он подошёл к дочерям и надел на их шеи бусы. — Один, два, три… — шептала Ирина, перебирая каждый из камней руками. Мира вокруг не было. Не было ни отца, ни Аннушки, ни этой деревянной избы и вечного дыма. Был лишь яркий природный свет, исходящий из бусин, налитых солнцем и волнами, травами и паром — всем нерукотворным существом, красотой — вечной красотой! — Где ты это взял? — раздался за спиной голос, но не было слышно и его, ведь в ушах теперь отзывалось приятное постукивание камня о камень — сердца о сердце…