Разочаровать

Осознать собственную ценность — тяжело. Особенно когда никаких оснований на это просто не существует. Серидзава решил, что раз он — никто, то и существовать его не должно. Фигурально, само собой. Решиться на самоубийство он не мог: «мама будет плакать». Серидзава не хотел, чтоб его действия снова приводили только и исключительно к плохому, он не сможет повеситься или спрыгнуть с крыши, потому что перед глазами будет только одно: разочарованное встревоженное лицо матери. Он не хотел подводить ее снова. Он не хотел разочаровать ее снова. Кацуя постарался напрочь забыть, что он — экстрасенс. Он уже давно не ломал стены, не бил посуду в приступе гнева. Лишь иногда, когда проигрывал в очередной игре, поднимал вещи вокруг. Если мусор вообще можно называть вещами… Серидзаве было стыдно каждый раз, когда мать заглядывала к нему в комнату, разочарованно и обеспокоенно качала головой, а потом просто уходила. Она приносила ему еду и напоминала хотя бы иногда принимать душ, и Серидзава тупо следовал указаниям, лишь бы снова не видеть это невыносимо встревоженное лицо. Мать никогда не кричала, но Кацуя иногда думал, что уж лучше бы она это сделала и высказала ему всё, что думает, чем вот так изводила его своей тревогой, врачами-шарлатанами и постоянными взглядами. В играх — спокойнее. Движения пикселей словно унимали бесконечную тревогу. Или, по крайней мере, замещали ее чем-то поприятнее: трепетное ожидание сюжетного поворота, бурляще-приятная тревога от скримеров изуродованных чудовищ, мир за экраном, где сюжет уже прописан и где всё как-то… проще. Серидзава потер джойстик, нервно кусая губы и зубами задевая кусочек кожи. Он потянул его, и стало еще больнее, от этого будто бы ныло вообще всё тело. Проступила кровь. Она солоноватая, от нее остается странный привкус, и… Серидзава услышал не сочетающийся между собой звук шагов. Звук грубый, резкий, от одного только звука исходила пугающая сила. Мать снова привела шарлатана? Нет. У Тоичиро взгляд — нечитаемый. Серидзаве всегда казалось, что он легко может понять любую эмоцию человека по одному только взгляду, потому что так всегда было с мамой. Вот уж неудивительно, что и тут он снова оказался плох. Тоичиро смотрел как будто бы сквозь, сложив руки за спину. За ним стояла мать — всё такая же встревоженная — и Серидзава дергнулся, закрывая лицо рукавом большой пижамы. Он не хотел слышать их разговор. Он точно слишком хорошо знал, что там сейчас скажут: «Ему просто нужно попить во-от эти чудо-таблеточки и все точно станет в порядке!» «Ему нужно пройти мой курс, очистив свою душу и тело, открыть скрытые мотивы и возможности…» Или что-то такое. Серидзава всегда понимал, что это бред, и только качал головой, когда мать была готова снова согласиться на очередной курс семейной терапии или таблетки из «дыма добрых духов с горы Фудзи». Она прислушивалась. — Не могли бы вы выйти, пожалуйста? Я бы хотел побеседовать с вашим сыном наедине, — Тоичиро стоял совсем рядом. Мать со вздохом покинула комнату и Серидзава опустил руку, глядя на собеседника снизу вверх. Тоичиро учтиво опустился чуть-чуть вниз, снова глядя в глаза. Все еще нечитаемо. Вместо таблеток и духовных практик, Тоичиро предложил ему зонт.

***

В комнате наедине с Тоичиро, Серидзава чувствовал себя третьим лишним. Президент будто бы смаковал всё, что говорил, четко проговаривая буквально каждое слово, делая явные акценты на том, что важно. — Серидзава, твоя задача как всегда проста, — он выделил «как всегда» и Кацуя почувствовал, что плечи непроизвольно вздрогнули. — Показать мне свою силу на полную. Я чувствую в тебе огромный потенциал, но я должен увидеть тебя в действии. У себя в мыслях Серидзава обозвал это «тренировки», хотя Тоичиро никогда это так не называл. Но дать какое-то название такому режиму жизни хотелось ну уж очень сильно.

***

— Плохо, Серидзава, — Тоичиро резко хлопнул в ладоши, озаряя большое помещение всплеском энергии. Кацуя покрепче схватился за зонт и раскрыл его (всего секунду назад тот использовался им как проводник сил), с недопониманием глядя на босса. Минегиши стоял напротив, поддерживаемый проросшими сквозь пол растениями. Венерина мухоловка несколько забавно вертелась вокруг него, словно бы намереваясь подлезть под руку или приподнять. — Плохо, — еще раз повторил Тоичиро, вставая между ними. — Серидзава, ты бьешься не на полную. Хватит проявлять жалость. — Но… они мне не враги. Минегиши слегка выгнул бровь, и это было единственной хоть какой-то реакцией с его стороны. По откровенному выражению скуки и нежелания здесь находиться с ним едва ли кто-то мог посоревноваться, может быть, только Шимазаки. Но и тот сейчас был в настроении: расслабленно улыбался, изредка хрустя пальцами. — Прямо сейчас — враги, — глубокий голос Тоичиро отражался от стен и звучал звонче и глубже, чем в помещениях поменьше. Сузуки чеканил каждое слово, чем короче предложение — тем четче каждый звук. И, Серидзав мог поклясться, Тоичиро улыбался, когда звук-другой отлетали от стен и нарастали для слуха с новой силой. Не нужно было даже демонстрировать способности, чтоб просто слыша Тоичиро понять: он силен. Даже слишком. Кацуя дернулся от своих собственных мыслей, понимая, что пропустил мимо ушей суть сказанного. — Серидзава. Я повторю тебе в сотый раз: научись холодной жестокости. Когда перед тобой враг, твоя сила — единственное, что у тебя есть. Тобой будут манипулировать. Все будут рассчитывать на твою жалость. Ты должен быть способен убить, ты это понимаешь? — сделав несколько широких шагов, Тоичиро положил руку Серидзаве на плечо. Плечо ужасно заныло, по спине как разряд тока пробежался, и Кацуя не понимал, было дело в их различии в силе или так ощущался трепет и страх. Мокрые ладони едва удерживали рукоять зонта достаточно крепко, чтоб тот не выпадал, оттого Серидзава использовал силу, чтоб придержать его. — Достаточно на сегодня, — голос Тоичиро вновь заполнил всё помещение. — Шимазаки и Шибата, в следующий раз — вы. И я искренне надеюсь, что в этот раз, как и всегда, вы меня не разочаруете. День уже близится. Тоичиро с явным намеком перевел взгляд на побледневшего Серидзаву. Тот почти весь сжался, чувствуя, как яростно колотится сердце, как весь страх и ненависть к себе скручиваются в тугой узел в животе, ударяют по ребрам, сковывают руки и ноги. Серидзава не мог поднять взгляд. Он уткнулся в пол, про себя мечтая, чтоб заполнившие голову мысли и голос на подкорке замолчали, чтоб ноги двинулись и он смог идти. Он не заметил, как остальные ребята из Пятерки ушли. И Тоичиро тоже ушел. «Ты должен быть способен убить». Мысль больно въелась в подсознание и ощущалась как червь, который секунду за секундой становился все больше и больше, пожирая все другие мысли и заполняя собой разум. Серидзава медленно вышел, постаравшись сосредоточиться на механическом движении ног и затекших руках. Длинные коридоры здания четвертого подразделения «Когтя» показались бесконечными и… — Йо. Шо показывался тут нечасто. И, все-таки, Серидзава был рад его видеть.

***

— Слуш, Кацуя, ты же понимаешь, что ты не обязан слушать все, что папашка говорит? — прикрыв глаза, Шо левитировал над диваном в положении лежа, заложив руки за голову. — У него не все дома. — Ты не прав, Шо. Он меня спас, он терпит меня и я… Я просто хочу, чтоб он понял, как сильно я ему благодарен, — Серидзава сжал взмокшие ладони в кулаки. Ссутуленные плечи болели от того, как часто он так напрягался, но и расправляться ощущалось как пытка, только уже ребрам. Шо хмыкнул, кидая осуждающий взгляд на Серидзаву. — Ты же уже не первый год здесь, неужели до сих пор не понял? Он всегда требует невозможного. — Это просто компания с высокими стандартами. — Я бы назвал тебя странным, но, вообще-то, папаня талантливо собрал вокруг себя кучу фриков. Из них ты, наоборот, самый нормальный. Серидзава не знал, как на это реагировать. С благодарностью? Он никогда не был в социуме и едва ли понимал, так ли это хорошо — быть нормальным среди «фриков»? Он вообще-то и не считал ребят вокруг себя фриками. Они были… как он. Только иногда лучше. Лучше владели собой, силой, хотя босс относился к ним так же строго. — И еще, — Шо потянулся, разминая плечи, и опустился на ноги. — Я собираюсь сокрушить отца и его компанию. Он положил руку на лицо, расплываясь в горделивой улыбке, расправил плечи, взмахивая другой рукой в воздухе. — Что..? — И я хочу, чтоб ты мне помог. — Шо, нет. Прекрати. Я не буду этого делать, ты… Ты же не можешь. — О, я могу! Папаня с катушек слетел. Ты не слышишь, что происходит с его речью? А ты только скачешь вокруг него. Ну же, Серидзава, тебе ведь самому не нравится, что он от тебя требует, — Шо отнял руку от лица, делая шаг вперед. — Это моя вина! Я просто… я не могу. — Значит можешь помочь мне, — взгляд у Шо был точь-в-точь как у отца, и Серидзава ощутил похожий дискомфорт. Кацуя замолчал, испуганно пряча взгляд. Вот уж не думал, что испугался бы ребенка. — …Черт с тобой, — Шо разочарованно выдохнул и Серидзава услышал, как тот отходит. Голос его стал более расслабленным, и поднять взгляд было уже не так страшно. — Я сам справлюсь. Вот увидишь! Кажется, Шо начинал расходиться. Он несколько раз дернул плечами, заваливаясь на диван с ногами, постучал пальцами по обивке, пробурчал какую-то мелодию и перевернулся на бок, упершись взглядом в спинку. Игнорировал? — Шо, ты, — Серидзава сам четко не знал, зачем позвал его. — А, — лениво отозвался тот, поворачивая голову. — Передумал? — Нет, просто… — «проверял, что ты меня не игнорируешь» добавил Кацуя сам у себя в голове, но промолчал. Он абсолютно не знал, как дальше вести диалог и что он должен сказать. Он может уйти или… Это очень неловко. Наверное, лучше оставить Шо одного. Он точно не в обиде. Этим он не похож на Тоичиро. В мыслях Серидзава поправил «Тоичиро» на «Президент» и ушел, предпочтя бесцельное хождение по коридорам с зонтом. Он старался думать о том, какой пол твердый, сколько швов у плиток на стенах и как звучат отдаленные голоса других людей здесь.

***

«Наказание молчанием» было, наверное, хуже любого полученного увечья. Лучше бы он накричал. Лучше бы Серидзава почувствовал себя униженным ребенком, чем оставался наедине с собой, думая, в чем именно он провинился и за что его игнорируют сейчас. — Президент, пожалуйста, — Кацуя трясущейся от нарастающей паники рукой потянулся к Тоичиро. Тот даже не перевел взгляд, не отрываясь от чтения. Он хмыкнул, покивал головой, карандашом подчеркивая строки в середине страницы. У Серидзавы плыло перед глазами и он едва ли различал слова. — Я хочу знать, просто, я хочу стать лучше, простите, я, — сколько бы Серидзава не старался, но контролировать дрожание голоса было физически невозможно. Всхлипывающие интонации вырывались сами собой, и Серидзаве приходилось стараться говорить каждое слово медленно, по буквам, чтоб не звучать… раздражающе. Кацуя стиснул зубы, чтоб дышать ровнее. — Сейчас ты мне мешаешь. Не пытайся меня разжалобить, — Тоичиро, спустя ещё несколько минут, наконец отозвался, все ещё не отрывая взгляда от книги. Он говорил очень тихо, будто бы самому себе. — Мне ни к чему твои слова. Я хочу видеть действие. Как можно действовать, если прощение не получено..? — Я-я-я обещаю. Правда, — Серидзава сглотнул, изо всех сил держа подступившую к горлу вместе со слезами энергию. Он мог сделать что-то плохое. — Уже завтра мы отправимся в город, откуда начнется реализация моего плана. Могу ли я действительно рассчитывать на тебя, Се-ри-дза-ва? — резко захлопнув книгу, Тоичиро посмотрел на него всё тем же нечитаемым непонятным взглядом. Повисло секундное молчание, прерываемое лишь громким дыханием. Он не хотел разочаровать его. — Конечно. Я сделаю всё, что смогу.