Возвращение к себе.

Отказавшись от любезно предложенного фрау Ридер завтрака, Эйтан шел по утренней, еще не проснувшейся улице. С его точки зрения — он решил вернуться в гостиницу, потому что хотел увидеть Бено и поделиться услышанным. Даже себе он не признался в том, что просто бежал. Реальность, высвеченная Маргрет, испугала его. Он предпочитал быть никем, чем сделать выбор между Эрвином и Эйтаном. Выбор, который был для него болезненно невозможным. В любом варианте он становился предателем. Либо Дова, либо родителей. Пусть будет как будет. Переодевшись, он спустился к завтраку, и вдруг понял, что не готов рассказать вообще ничего из услышанного в доме Ридеров. Все утро Бено бросал на него вопросительно-заинтересованные взгляды, но в силу тактичности и воспитания ничего не спросил. — Бено, я могу попросить тебя передать мне Беккеров? Мне интересно будет заняться их пакетом инвестиций. — Да, это будет хорошим опытом для тебя, — ответил Бено. Хотя прекрасно понял: дело не в опыте. Просто кое-кто решил утонуть в работе, не оставив себе и капли свободного времени. Что ж, он всегда уважал чужие решения, даже если и не соглашался с ними. Париж, июнь 1964 г. — Дениз, может, я все-таки уйду. — Послушай, Брю, ты две недели в Париже и каждый вечер сидишь тут, как дева-отшельница. — Почему, я же несколько раз была в Лувре. Елисейские поля, Эйфелева башня. — Брю, ты рассуждаешь как девочка из католического пансиона. Все, вечером все забегаловки Монматра у наших ног. Дениз была новой знакомой Брю, с которой она познакомилась на стажировке. Парижанка в нескольких поколениях, она воспринимала город как обыденное обрамление жизни и избегала излюбленных туристических троп. Так и сейчас, они сидели в небольшом ресторанчике в одном из переулков Монмартра, в которые изредка мог заглянуть лишь излишне любопытный турист. — Привет, голубка, познакомишь меня со своей подругой? Я раньше ее не видел. — А, Антуан. Конечно. Это Брю Линдманн, начинающий и очень талантливый модельер. — Очень приятно, Антуан Дюринже, к вашим услугам. Позволите присоединиться? Брю хотела возразить, но, получив чувствительный пинок под столом от Дениз, решила смолчать. — Вы ведь не француженка, правда? — Мой французский настолько плох, Антуан? — Нет, но вас выдает излишняя торопливость речи и еле заметный немецкий акцент. — Антуан, ты уже не маки, не начинай. Война кончилась, — закатила глаза Дениз Словно в подтверждение ее правоты, заиграла песня Барбры «Гётинген». — Брю, вы позволите вас пригласить? В танце Брю смогла более подробно рассмотреть мужчину. Если вначале он показался ей примерно сверстником, то сейчас она видела, что Антуану уже за тридцать. Худощавое телосложение и слегка небрежная прическа — это то, что визуально обмануло Брю. — Вы надолго в Париже? — Через две недели я возвращаюсь в Германию. — Тогда не будем терять время. Вы уже гуляли по ночному Парижу? Брю не была готова к такому напору. Глазами она искала Дениз, но ветреной француженки уже и след пропал. — Вы проводите меня до пансиона? Боюсь, я не найду дороги, — вероятно, это звучало как приглашение к романтическому продолжению. Но Брю действительно не знала, как выбраться из лабиринтов Монмартра, особенно ночью. От Антуана не скрылось замешательство девушки, и это показалось ему занимательным. Хотя после войны Антона Дюрингера мало что занимало. Сен-Дени, 1943 г. Тяжелый велосипед теперь стоял в прихожей. Оставлять на улице такую ценность уже никто не рисковал, если только у него не было тайного желания расстаться с железным конём навеки. Было раннее утро, наспех перекусив, он выскользнул в прихожую, и тут сердце его упало. Седло было опущено. — Антон, ты ничего не хочешь мне сказать? — Нет, папа. Я должен идти на занятия, — тяжелый удар прямо в челюсть свалил подростка с ног. — Олег, остановись, ты что, с ума сошел? Ты решил убить нашего единственного сына?! — Татьяна, иди в спальню и не вмешивайся. А с тобой паршивец, мы сейчас поговорим, — взяв сына за шкирку, как котенка, он силой втащил того в зал. — Догадываешься, за что? — коротко спросил Олег. — Куда ты их дел? — не обращая внимания на боль, спросил Антон. — Ты считаешь меня идиотом? По-твоему я буду держать листовки твоего паршивого Сопротивления в своем доме? Как ты мог связаться с ними? Мой сын  —предатель, я поверить не могу!!! — Я не предатель, в отличие от тебя, отец! — Что? Да как ты смеешь?! — Мы живём во Франции, и ты ее предаешь своим сотрудничеством с немцами. — Кажется, ты забыл, что мы живём здесь только потому, что жиды и большевики отняли у нас Россию. И великий Гитлер, покончив с ними, вернёт нам нашу страну. — Какую страну? Ту Россию, которую вы потеряли? Вы ее оставили, а я ее и вовсе не знаю. Неужели ты столь наивен, думая, что кто-то по доброй воле вернет вам целую страну? — Замолчи, я не желаю тебя больше слушать. — И не слушай. Лучше послушай нечто более интересное, чем вишистское радио. Узнаешь, какое ничтожество твой Гитлер Если ты настолько слеп, то, возможно, ты не настолько глух. В тот же момент его голова дернулась от оглушительной пощечины. Что ж, так даже лучше. Не придется впоследствии ни о чем жалеть. — Ты останешься здесь, я запрещаю тебе покидать квартиру. Я вернусь вечером и решу, что с тобой делать. Не попрощавшись с матерью, Антон ушел через черный ход. Он всегда был закрыт, и считалось, что ключ от него утерян. Никто и не стремился заказывать новый. Ход в свое время был сделан для прислуги, и никто из соседей им не пользовался. Вот только Антон еще несколько лет назад нашел ключ на антресолях и никому не сказал. Тогда он и не подозревал, что через пару лет это изменит его жизнь. Задними дворами он отправился к Алену. С этого момента Антуан Дюринже стал не просто мальчиком, связным у Сопротивления, но и полноценным бойцом Маки. Меньше чем через год боши оставили Францию. Антуан въехал в освобожденный Париж на грузовике, вокруг которого ликовали и танцевали парижане. Голова кружилась от внезапно нахлынувшей свободы. Не нужно прятаться и опасаться. Благодаря покровительству Алена никто никогда и не узнал, что родители Дюринже, Олег и Татьяна Дюрингер, оставили предместье Парижа вместе с отступающими немецкими частями. Всю ночь напролет Антуан водил Брю по старинным улочкам. Рассказывая ей истории из Дюма и Золя. На рассвете они вышли к Старому Центральному рынку. — Как насчёт знаменитого лукового супа из Чрева Парижа? — спросил Антуан, картинно показывая на невзрачную дверь какой-то забегаловки. — Все что угодно, кажется, я готова съесть даже водяную крысу, — рассмеялась в ответ Брю.