Вот она — жизнь!

- Вперед!- прозвучала команда на чёрном наречие. И мы рванулись вперёд, стараясь форсировать улицы пылающие улицы Дола. Одетый в черную броню мордорских ратей. Острозубый и вооружённый надёжным тесаком я чувствовал, что наконец то на своём месте. Наконец все так как заведено в нашей стране. Мы отборный бойцы сильного лидера, которого бояться в этом рассадники педерастий в любом мире - западе, рвёмся к победе. И только что на целый отряд нас стала меньше. Катапульты гномов испарили парней только грязная хоругвь осталась. Не важно, что не помогли нам в горах Гиганты. Не удержали Эдиндрила имея червей и скверну призванную возвращающимися к Саурону силами единого кольца. Сегодня мы будем брить патлатых эльфов и огнем лечить их от смазливой морды, увеличивать наши ряды новообращёнными. Ведь именно из рядов первых рабов валар осознавших, что утратив маскулинность... И не важно, что в пещерах Морий нашими телами гномы печи топят. Что отец драконов гниет павший от гномьего топора. Гномы предатели! Они бросили эльфов и людей и скоро по путям червей камнегрызов, мы ворвёмся в Морию. Железные руды одинокой горы начнут поставлять качественный недорогой продукт. Никчему все эти красивости вовремя воины. Сейчас главное освободить запуганные Манве Сулимо народы Средиземья подвластные марионеточному правительству в Гондоре. Но нечего скоро, все народы собираются в восставленный Арнор. Аш назг Гимбатук. Не важно, что потеряны ладанные перевалы Карадраса а командир Халдир перебил практически в одиночку все посланные на него силы. Не важно, что уничтожен король Гоблинов. Аш назг ТРАКАТУЛУК Я хрюкнул чувствуя, как гномий топор рубит мне ноги. Хаос боя оттолкнул от меня моего противника, а передо мной предстал ОН. Ловкий, красивый, в богатых доспехах. Одним словом, воплощение всего того, чем я не стану некогда. Лорд Глорфинкель. БОЕВОЙ ПЕДЕРАСТ. Зачем ему такое красивое и чистое которого у меня не была даже до становления под стяги Барад-Дура. Я помнил наш учебный лагерь. Гнилое дерева построек и Нож в моей руки и какого мускулистого урука, который попался мне. - Что ты хочешь снага?- спросил он, разминая руку с тесаком. - А то ты блин не понимаешь!- выдохнул я, нанося ему удар свободной рукой. Урук открылся уворачиваясь, я вонзил нож в его чёрную мускулистую грудь. Никакого сострадания к нему не было. Передо мной лишь кусок мяса. И вырвав кусок кишок я вонзил в него свои гнилые зубы. Один тут сломался, но больше порванное чем прожеванное мяса проскользнула в мой желудок. Я стою. Он лежит, а чем тут разговор. Было много поединков. С орками, уруками и даже троллями. Стал ли я мужественее. А чем речь вообще. Мужества это ведь ненависть к жалкому врагу, который ещё не знает, как скулить на чёрном наречие? Оно позволяет обратить ярость и злость в силу. Рявкнув что-то не членораздельное, я ринулся на Глорфинделя и получил саблей по шей. Моя пастообразная черная кровь брызнула на горящую стену. Как там на сопревшей арене, когда вместо митрилового клинка мне дали ржавый ножик. Когда заставляли раз за разом сражаться на потеху черным нуменорцам. Как он смеет с жалостью смотреть на меня. Как смеет иметь такие изящные черты лица, густые волосы, ровные зубы? Как смеет быть бессмертным, когда я обращусь в пыль всего то через сто лет? Нет у покоренных народов не должно быть медицины, которая позволит им не корчиться от боли в сорок раз у нас средний срок жизни одна кампания. Раз я не могу жевать не кто должен. Как смеешь быть лучше я, свободный по воле МОРГОТА БАУГЛИРА, ОРК!!!! Сабля вонзается мне в глазницу. И я с шоком вспоминаю, как уже испытывал точно такие же чувства. Как был у нас великий лидер, обещавший силу и свободу и как мне дали ржавый ножик и заставили убивать кого волосатого. Как я лежал на арене, а пинком меня заворачивали в каракуль, этим самым ножом вспарывали его и больно, страшно, запрещено рассказывать, а таком. Мужчины такого не делают. Раз великий лидер сказал, что этого нет значит этого нет. Я верный уже две жизни. Я отдал их за великое дело. Только почему так пусто в груди?