Головокружение

Кружитесь! Мир потеряет четкость, жизнь потеряет ориентиры. Все станет несколько туманным, несфокусированным. Только рука на спине будет держать и не давать полностью утерять реальность. И она-то и останется реальностью. Теплая ладонь, из-закоторой на душе щекотно от воспоминаний. Снизу лед. Сверху свет. Между телами воздух теплеющий от близости друг друга. И головокружение. И жизнерадостный смех Вот сейчас докружат, вторая ладонь упадет на бок, прижмется, спрячешь лицо, прижимая подбородок к груди, чтобы вернуть ориентиры и осознание реальности. Расстояние между вами станет призрачным. А потом опять вырастет до привычного. И успокоится в воспоминаниях это вращение. Эти улыбки. Эта близость. Иногда спрашиваешь себя: была ли любовь? Ответ ничего не решает, но без него все равно не так живется. А вот взять и сказать себе прямо - да, это она, любовь. Горькая. Сладкая. Незаслуженная. Последняя. И, может быть, станет проще. Только нет ответа. Смотрела в темные чистые, еще почти детские глаза и хотелось улыбаться. - Итак, Даня, я Этери Георгиевна,- а он смешно склоняет голову, как птенчик, да и есть птенчик, Воронов его старше, Морис чуть младше.- Работать будете со всеми, в первую очередь с малышами. Что можно поручить двадцатилетнему парню? Надзор за детьми. Справится, будет работать. Очень непросто лавировать между строгостью, уважением, умением вовремя снять напряжение и вызвать доверие. Справится, будет работать. Справлялся. Приглядывалась. Нравился. И глаза его счастливые, юные - нравились. Ловила себя порой на том, что двадцать-то уже не будет, чтобы отразиться в этих глазах по праву. И не хотела отражаться. И не отражалась. Но тянулась к его легкости, общительности, молодой мудрости, принимающей новых людей и новое время. Доверилась и доверила. И даже однажды плакала на плече, а он гладил по голове и совершенно удивленно бормотал: - Ну, Этери Георгиевна, ну, вы что?! Напугала мальчика. Потом пыталась сдерживаться. Все-таки неправильно. Субординация все-таки. Иерархия. А нравилось, когда подавал руку, обнимал за талию. Едва-едва. И смеялась счастливо, если склонялся ниже, бормоча что-то смешное и детское. Все-таки приятно слышать глупости двадцатилетних, если тебе уже не двадцать. Даже немного неуместные. Даже про красоту. Вот так склонится к уху и шепнет: - Отличный оттенок в этот раз, глаза еще выразительнее,- это он после похода в парикмахерскую. Ничего такого, он и девчонок хвалит за красивые прически и замечает маникюр, да и она не хуже него знает, что в этот раз удачно попала с цветом. А приятно. Особенно приятно, что не несет банальное “ты так молодо выглядишь”! Эдик почему-то был мастером на такие комплименты. Уж лучше Дуд, тот вообще ничего не замечает и ничего не говорит. А еще… временами он смотрел так, что можно было нафантазировать, будто хочет поцеловать. Только смотрел. И только фантазировать. Ей от этого делалось легко, и лопались пузырьки счастья, согревая даже кончики пальцев на ногах, онемевших в ботинках от многих часов на льду. А еще до сих пор хочется понять - была ли это любовь? Довольно важно знать, была ли у тебя любовь, особенно когда вроде бы и не было ничего. Ну, что тут такого - замечать мелкие перемены и крупные изменения в и без того ярком образе? Это нормально. Обычно. Даже привычно. Он художник. Он так видит. Ее. И в первом спокойном и суровом: - Итак, Даня, я Этери Георгиевна,- был тот самый образ, который обрастал штрихами, деталями, смехом, слезами. Наблюдать необычный и сильный образ, впечатляться им - это хорошо, правильно, нормально. Это жизненно, в конце концов. Как любоваться закатом. Столько красок, столько оттенков. Этери была невозможно красивым закатом. Даня обожал его. Восхищался вслух. Делал комплименты. Лишние, конечно. Ему даже казалось, опасные. Поймет и вышвырнет вон со всеми его восхищениями. Но то ли она не понимала, то ли ее устраивало, как улыбаются, наклоняются, обнимают за талию в публичных местах. Но важно то, что не мешала ему, ни разу не отказалась, не уклонялась. Впрочем, и не давалась. Хотя, давайте серьезно, разве он пытался хоть сколько-нибудь активно взять? Нет, конечно. Играл, наслаждаясь игрой. Где он? Где Этери? Правильно, в разном времени суток: он приходил в восемь и убегал в шесть. Она приходила в полдень и уезжала в десять. Когда пересекались, ставили. Нравилось, как она слушает. Не нравилось, как отвергает всякие дискуссии, если считает их лишними. Ему так-то многое в ней не нравилось. Особенно то, что она много кому нравилась. Сколько же разговоров: скабрезных, похабных, вожделеющих успел прослушать в курилках. Не все, конечно, Были враньем. Вот например… все же на глазах… Или еще вот тот… Ну, ладно, не имеет значения. Было и было. Смешнее всего было, когда стоят три дядьки и обсуждают, идут ли Этери новые глаза, а потом делают вид, что не заметили прическу. А он все замечал и всегда говорил, что видит. Ей нравилось, кажется. Всегда благодарила и улыбалась. Только хотелось, чтобы где-нибудь, когда-нибудь не только улыбнулась, но еще и позвала - за собой, с собой. К себе. Но не позвала. В общем-то, и хорошо. И говорить не о чем. А все же ему хотелось бы понимать, была ли это любовь? Когда вот так вместе кружишься с ней в одном вращении, когда чувствуешь горячо и остро, как пальцы лежат на спине, как согревает ее ладонь место прикосновения к телу под кофтой. Как вторая кисть падает на бок и ложится плотно на спину каждым пальцем, хочется спросить у себя: любил ли? - Ух ты!- голос у нее после простуды еще с хрипотцой.- Совсем я потерялась. Вот что значит отсутствие привычки к парному вращению. - Я держу,- и правда держит, может даже двумя руками. - Да все,- отступает, разрывается общность,- я уже пришла в сознание. Разворачивается и едет куда-то дальше. Работать, думать, ставить. Он остается один. Со всеми своими кружениями в душе и в голове. И никто не хочет разделить с ним этот водоворот. От внезапного одиночества внутри появляется легкий сквозняк. привычно складывать руки крестом, запрещая ветру кружить и крутить. В голове, теле, мыслях все еще все зыбко, призрачно, неоднозначно. И очень легковесно. Маленькое забвение. Маленькое головокружение. Маленький призрак любви.