Упущенная юность

      Уже к десяти годам я показывал хорошие результаты. Не знаю, доставляли ли мне удовольствие постоянные тренировки, превышающие двадцать часов в неделю, стоящие зачастую ранним утром, в районе пяти-шести утра, дабы успеть прибежать к первому уроку в гимназии. Куда по причине удобного расположения от бассейна отправили меня родители. Моя жизнь бежала с невероятной скоростью, не давая отдышаться. Не могу припомнить беззаботных периодов моей жизни ни в детстве, ни в подростковом возрасте. Я скудно помню даже родной город, помимо улочек по которым я в спешке бежал из дома в бассейн и парка, сопровождающего меня с тренировки в гимназию. Мой разум воспроизводил лишь размытые картинки достопримечательностей этой страны.       Учителя постоянно ругали меня за неопрятный вид, помятую рубашку и забытый галстук. После утренних тренировок мне проходилось бежать в школьной форме на учёбу, времени на забег до дома у меня попросту не оставалось. Уже с семи лет я посещал необходимые заведения самостоятельно, отец постоянно отговаривался от моих просьб подвозить с тренировок или сопровождать, когда солнце совсем садилось. — Ты думаешь, я прохлаждаюсь всеми днями, чтобы сидеть и ждать, когда же у тебя занятия закончатся. Тут идти-то минут пятнадцать от силы, — отец даже не повернулся ко мне во время разговора.       Что уж говорить о самой учёбе, оценках и знаниях, я сильно хромал в этой области. Хотя по началу и считался достойным учеником в первый год начальной школы. Потом с прибавкой ещё нескольких тренировок в неделю, мне пришлось попрощаться с зачастую свободными часами до вечернего офп, в которые я предпочитал выполнять домашние задания. На уроках я нередко начал засыпать, а задания, которые подразумевали закрепление материала за стенами гимназии, если везло, успевал переписать у кого-то из одноклассников за короткие переменки между уроков.       Моя спортивная карьера очень быстро приносила результаты, хорошее время на дистанциях, призовые места на региональных соревнованиях, тренера хвалили меня, а родственники выкрикивали во время заплывов моё имя, и с гордостью поздравляли меня после оглашения результатов. Я должен был гордиться своими результатами, столько сил вкладывал в это дело ежедневно, однако уже к двенадцати годам, победы не приносили мне радости, соревнования ждал лишь потому, что на следующий день зачастую нам ставили выходной чтобы «отпраздновать». Я был истощен и сильно похудел в то время, но тренера говорили, что я не добираю мышечную массу из-за малого количества белков и слабого энтузиазма на тренировках. У меня не было и мысли перечить людям, которых так возносил отец. Я слепо верил каждому слову этих людей, если они, показывая пальцем на красный шар, говорили, что он синий, я больше не смел называть этот шар красным.       К четырнадцати годам я ещё сильнее ослаб, результаты по прежнему были выше сверстников, однако я уже не мог дисциплинированно тренироваться, при любой возможности, если тренер ненадолго отлучался, больше никогда не продолжал тренировку, а лишь отдыхал около бортиков в бассейне, бездумно смотря в воду. Начал прогуливать тренировки, используя отмазки вроде боли в тех или иных конечностях. Я вовсе не гордился этим, и понимал, что родители разочарованы моими пропусками, ведь оплачивали множественные тренировки, спортивный инвентарь и по началу поездки на соревнования и проживания в других городах, чтобы дать мне возможность проявить себя, завоевывая медали.       На пятнадцатом году моей жизни, родители, наблюдая за остановкой прогресса, начали побаиваться ухудшений результатов. Мой мастер спорта и участие в довольно крупных соревнования больше их не удовлетворяли. — Мы с мамой ничего больше от тебя не требуем, неужели так сложно выполнять единственную нашу просьбу, у тебя столь молодой организм, ему необходимы нагрузки. Что мы от тебя требуем кроме плаванья? — в тот момент мне казалось, что отец даже не моргал, он целеустремленно прожигал во мне дырку. — На бардак в комнате мы обращаем внимание, а на твою безобразную учебу может быть? Ты узнай у друзей, какие у них-то родители, бога благодарить хоть начнешь за то, что он определил тебя именно нам с матерью, а не каким-нибудь алкоголикам, извергам, которым безразлична судьба ребёнка.       С каждым днём они всё чаще упрекали меня за отказ поступать в крупную Канадскую плавательную школу. Приглашение мне прислали еще около полугода назад, после завоеванного золота на каком-то крупном чемпионате. Поначалу родители и сами различной нецензурной бранью отзывались на это письмо, мол у нас в стране что-ли тренируют плохо, везде плохие тренера, только заграницей всё замечательно.       — Вон моя мать, свалила в эту Канаду и что, что там хорошего? Одни педики, разгуливающие по улицам столицы, — случайно подслушал я как-то ночью, направляясь на кухню, чтобы наполнить стакан водой. Но позже предпочитал уверять себя, что просто причудилось или приснилось, дабы не запутать столь редкие нити понимания между мной и отцом. Как только мне начинало казаться, что я начал осознавать задумки родителей, как они выдавали что-то совершенно противоречивое своим предыдущим заявлениям.       Мне никогда не удавалось понять моих родителей, о чём они размышляют и чего добиваются. Странные всё же мы существа, люди, родившие меня, зачастую казались инопланетянами, пришедшими из другого измерения, иначе я не смогу описать насколько сильная была между нами пропасть недопонимания.       Когда родителям пришлось перейти на унижения, тыкая мне в лицо письмом, и припоминая последние мои провалы, я окончательно сдался. Не сказать, что до этого я сильно сопротивлялся, на это уже не оставалось сил, скорее не мог дать окончательного ответа, из-за чего отец и вовсе приходил в ярость.       Родителям пришлось перевести меня на семейное обучение, в связи с моим переездом, хотя обучением это назвать было сложно, бабуля, к которой я был отправлен до переезда в школьное общежитие для иногородних, из-за нехватки там мест, окончила учебные заведения очень давно и не могла заниматься со мной, да и я не жаждал удручать себя ещё и гранитом науки. Думаю, это было лишь юридическим моментом, дабы не нарушать закон. От меня требовалось лишь явиться в родную стану на время сдачи экзаменов и набрать порог баллов, чтобы был выдан аттестат, а какие там уж будут оценки не сильно волновало ни родителей, ни тем более меня.       Бабушкин дом был небольшим, две маленьких комнатки, одна из которых спальня, кухня, соединенная с гостиной и ванная комната, в которую можно пройти по узенькому коридору. Сама же она была человеком очень добродушным и жизнерадостным, пусть и до моего приезда жила в полном одиночестве. Виделись мы раньше очень редко, да и не сказать что зачастую созванивались, однако жилось с ней очень легко, приняли друг друга близко, на миг даже стало казаться, что такого количества заботы я не получал даже от собственных родителей, с которыми прожил всю жизнь. Мне было приятно видеть её радостный взгляд каждое утро, когда она готовила завтрак, я тогда даже впервые научился готовить яичницу, правда первое время вечно пересаливал, но бабушка лишь улыбалась и кусочек за кусочком продолжала уплетать. Это был, пожалуй, единственный человек, который за всё время ни разу не спросил у меня ничего про мои тренировки, соревнования и успехи в спорте. Вместо этого я мог часами слушать её рассказы о жизни, как она сбегала от родителей на танцы в молодости, как заигрывала с парнями и вечно прогуливала последние уроки в школе. Её речи сопровождались искренним смехом и широкой улыбкой на лице.       Однажды она меня привезла на ежегодный забег, в котором могли участвовать все желающие, всех возрастов, это событие проводилось в честь какого-то праздника, однако он напрочь вылетел из моей головы. По началу я категорически отказывался, задаваясь вопросом, как бег может приносить удовольствие, искренне не понимая причину, почему она в своем возрасте посещает подобные мероприятия с сумасшедшим энтузиазмом, да ещё и меня туда зазывает. Это же словно на очередную сухую тренировку сходить, после только заплыва на открытой воде не хватало. Однако видя её счастливое лицо, когда она говорила об этом забеге, я не смог ей отказать.       Около старта собралось очень много людей, были и дети, и старики, но большую часть всё же составляли люди моего возраста. В тот момент моё удивление было просто не описать, как столько людей, вместо заветного отдыха и сна выбирают ежегодный забег на несколько километров. Для меня эта дистанция была крайне смешной, раньше я на каждом офп пробегал не менее пяти километров в качестве разминки. В чем тогда смысл данного мероприятия, можно подумать кто-то из присутствующих не пробежит всё за пять минут?       — Хейно, смотри тут ещё и фирменные футболки продают, — с восторгов сообщила бабушка.       Бабуля купила две футболки с большими надписями, сообщающими название данного забега. В тот момент она святилась от счастья. Пусть я и не понимал в чем дело, видя её такой, и в голову не пришла мысль, что могу отказаться надевать эту футболку.       И вот после команды организатора, сотни человек, большая часть из которых была в одинаковых футболках, выбежало по маршруту. Я хотел вырваться вперёд всех, это казалось очень легко, все почему-то бежали трусцой, если не медленней ходьбы, однако и моя бабушка возможно в силу своего возраста, не могла бежать быстрее. Мне пришлось сбавить темп, чтобы подравняться к ней. Мы пробегали по тропинкам какого-то леса, однако бабушка с таким удивлением осматривала окрестности, словно никогда ещё не видела столько деревьев с кустами.       — Каждый год составляют новые маршруты, вот тогда, в прошлом году, мы бежали через поля и завершили маршрут около горной реки, и даже начав бежать, я не знаю куда приведут нас указатели, — сообщила она.       Окружающие задорно разговаривали между собой, кто-то подбегал и заводил новые знакомства. Как бы я не посмотрел на остальных, никто видимо и не задумывался о самой сути этой тренировки. Мой тренер уже накинул бы мне несколько дополнительных кругов за каждое брошенное слово. Бег — это не время для разговоров, дыхание собьется и не сможешь сохранять необходимый темп, а значит эффективность занятия значительно упадет.       Вокруг менялась лишь высота деревьев, окружающих нас, и не более, мы бежали исключительно по однообразным протоптанным дорожкам. Бежали минут двадцать, от силы, но меня так сильно утомлял этот бессмысленный, медленный бег, что каждая секунда длилась неимоверно долго. К счастью уже через пару минут на горизонте виднелась ярко-синяя вода, я понял, что мы выбежали на побережье океана, впервые в жизни мне удалось увидеть его в живую.       Когда мой возраст уже подходил к двадцати, журналисты много писали обо мне, по слухам до завершения карьеры ещё далеко, а тренера, давая интервью, сообщали что сейчас я нахожусь на самом пике своих возможностей и возлагали на меня большие надежды на предстоящем чемпионате Канады. Это были далеко не первые мои крупные соревнования, за время, проведенное в этой стране. Я отбирался на многие, но ещё ни разу на мою шею не повесили золотую медаль, под оживленные возгласы болельщиков.       В преддверии крупных соревнований, тренера становились ещё требовательнее и строже. Зачастую, мы трудились на нескольких тренировках в день, прогулы наказывались отработками, даже в дни, когда накануне не было никаких соревнований, а за самочувствием постоянно следили врачи, так что, притворившись больным, было сложно отмазаться от физического труда. Даже за нашим питанием строго следили, после моего переезда в общежитие, питание за стенами спортивной столовой не поощрялось, что уж говорить о периодах перед соревнованиями. Помню, как отрабатывал на ночной тренировке в одиночку, за съеденный кусочек пиццы, после этого упаковки от подобной еды приходилось хорошо прятать, заворачивать в листы бумаги и осторожно выкидывать за стенами общежития.       Я не припоминаю в каком городе проходил чемпионат, даже окрестности всплывают очень скудно. Хотя сомневаюсь, что в то время мы видели хотя бы что-то помимо тренажерного зала и бассейна. После усиленных тренировок, я плелся в комнату, которую предоставляли для проживания на время соревнований, и зачастую засыпал, даже не закинув полотенце с плавками в стиральную машину.       В день соревнований многие в спешке куда-то носились, проверяли одновременно с кем будут плыть, доставали удачливые плавки, самые лучшие очки из своих запасов. Я же в тот день предпочел, отклоняя будильники, заворачиваться в теплое одеяло, в надежде доспать свои законные восемь часов сна, пока тренера не ворвались в комнату проверять готовность и настрой всех спортсменов. — Все видели списки? — поинтересовался один из тренеров. — Три заплыва, в первом плывут Оливер, Хейно… — после того как прозвучало моё имя, я перестал вслушиваться в речи мужчины.       Даже стоя на тумбе и слушая отчет до старта, мое сердцебиение оставалось в норме, а дыхание ровным. После команды я сразу же стартанул, холодная вода окутала моё тело, на протяжении многих лет это табло, показывающее столь низкую температуру всегда ужасало меня, особенно на утренних тренировках в первые несколько минут.       Первым из комплекса шёл баттерфляй на сто метров, в детстве тренера вечно кричали на меня именно из-за этого стиля, я постоянно задыхался и захлебывался водой пока плыл несколько метров. Мои ноги не слушались и в момент вдоха автоматически делали толчок брассом, за что я ещё сильнее отхватывал и проплывал гораздо больше остальных в качестве наказания.       Уже в тот момент я начал испытывать неимоверный страх перед тренерами, они казались мне словно озлобленные львы, которые нацелены именно на меня, как на легкую добычу. Родители начали убеждать меня, что это обязательная часть любого спортсмена на пути к пьедесталу, поэтому я не смел возразить никому из своих учителей.       В бассейне спасала вода, там было проблематично со злости кинуть чем-то в учеников, помимо колобашек, в отличие от сухих тренировок в залах, после которых нормально было возвращаться домой с синяками и ярко-красными полосами от ударов скакалкой по телу. Однако они делали это с благими намереньями, чтобы поддерживать дисциплину и повысить эффективность тренировок.       Многие покидали нашу секцию ещё в раннем возрасте, так и не превысив второй юношеский разряд. Я был убежден, что поведение наставников исходит из-за разочарования в нас, что это именно мы провоцируем, но в отличие от остальных, которые просто сбегали от трудностей, искал подход и старался из-за всех сил завоевать хоть каплю любви своих тренеров.       Вдох, толчок, гребок, первые сто метров уже подходили к концу, я развернулся на повороте и перешел на спину, в тот момент можно было наконец-то свободно подышать и, не погружаясь под воду лицом, отдышаться. На спине я всегда задумывался о чем-то отдаленном от происходящего на данный момент, пусть и иногда путался в подсчете метров, которые проплыл. Это был пожалуй единственный стиль, где мысли имели хоть какое-то проявление помимо цифр, означающих число бассейнов, которые уже были позади.       Поворот на брасс означал половину проплытого пути. Чтобы изучить правильную технику этого стиля мне потребовалось достаточно много, относительно кроля, времени. Времени, которое мои восьмилетние ровесники проводили на улицах, гоняясь с палками и засиживаясь до поздна у друг друга в гостях, пока родители не заберут их после работы домой. Они бегали в ларьки за сухариками каждый вечер, чтобы посидеть на гараже с видом на заброшенные постройки, пока у меня не оставалось времени даже, чтобы зачастую пообедать из-за тренировок, которые начинались через пятнадцать минут после окончания последнего урока в гимназии.       Им можно было пить газированные напитки, закусывая огромными пачками чипсов, которые я сам попробовал лишь лет в пятнадцать, из-за строгих ограничений в моей семье и загонов поправиться. Помимо этого конечно были и другие ограничения, нельзя, например, прохлаждаться по вечерам, когда не было поставлено офп, каждый такой вечер я обязательно проводил на стадионе рядом с моим домом, нагоняя необходимые несколько километров без остановки.       Последние сто метров вольным стилем, которые уже по общепринятым правилам все проплывали кролем на груди. Я старался ускоряться в тот момент максимально, как только мог, нагоняя упущенные секунды на предыдущих стилях, вольный стиль был для меня самым простым и в то же время самым быстрым. Мне зачастую удавалось обгонять по времени многих соперников по комплексу, лишь навёрстывая упущенное в последние секунды, проплывая кролем.       После касания бортика, я с облегчением вынырнул из воды, стараясь восстановить дыхание. Сердце отчаянно билось, но вовсе не от волнения, преддверия результатов и возможно заветной для многих медали, а от последнего ускорения и учащения пульса от нагрузки. В такие моменты, когда участников много и места решаются несколькими заплывами, мне оставалось лишь пройти в специальную комнату с экранчиком, на котором транслировали соревнование и наблюдать за соперниками до объявления результатов.              Как плывут мои соперники меня не сильно волновало в тот момент, я смотрел на экран лишь от элементарной скуки, попивая воду из бутылки, которую выдают всем спортсменам после заплыва.       Не могу заявить, что результаты как-то меня волновали, даже стоя на пьедестале, с бронзовой медалью на груди, под бурные выкрики болельщиков, я ничего не чувствовал, ни радости, ни грусти медали мне не приносили, всё просто проходило мимо меня. Я не чувствовал принадлежности жизни, моего тела и разума мне, ими управляли с раннего детства. В тот день я лишь улыбался журналистам, изображая неимоверную радость от пьедестала.       — С какого возраста вы пришли в спорт, это было ваше собственно решение? — после оглашения результатов меня перехватили на пару вопросов, как бы быстро и незаметно я не старался покинуть здание.       — В три года я начал плавать на индивидуальных тренировках, а в пять зачислен в детскую спортивную школу, сначала конечно привели родители, но уже к более осознанному возрасту я буквально влюбился в плаванье, — я улыбался на любые вопросы, и старался дать ответы, которые хотели бы слышать от меня родители.       — Гордитесь бронзой или всё же вы чувствуете, что могли выложиться лучше на этих соревнованиях, тренера сообщали, что возлагают на вас большие надежды?       — Разумеется, все спортсмены стремятся к золотой медали, это путь большей части их жизни, и когда тратишь молодость на тренировки и строгие ограничения во многих сферах жизни, обидно быть всего лишь третьим. Однако я чувствую что выложился сегодня на полную, ни о чем не жалею и если бы дали возможность проплыть ещё раз, думаю, я бы не смог ничего изменить.       — Планируете продолжать спортивную карьеру? Возраст и силы еще позволяют, в следующем году претендуете на олимпиаду?       — Об этом говорить ещё рано, я благодарен своим тренерам за то, кем являюсь сейчас, они буквально вырастили и воспитали меня, заложили во мне определенный характер, однако каждый спортсмен рано или поздно разорвет все связи со спортом, я об этом ещё не размышлял.       После соревнований все вокруг только и тверди о своих новых рекордах, поставленных часом ранее или чуть ли не со слезами на глазах, двадцатилетние мужчины жаловались на ухудшающийся с каждым разом результат. Люди по своей воле убивают здоровье и тратят молодость на душные тренировки в залах, запихивают в себя каждое утро протеиновые коктейли и лишают себя сна, дополнительно занимаясь по ночам, в тайне от тренера. Я никогда не понимал эту тягу остальных людей к спорту, по всей видимости медаль, покрытая тонким слоем золота, имела для них важный смысл, так почему я ничего не ощущал к этим многочисленным кускам металла, или на это были другие причины? Я вечно задавался вопросом, почему не могу осознать тот скрытый смысл, которые все так хорошо видели в плавании, почему всем открыли тайны данного спорта, а со мной никто про это не разговаривал. Или, может, все спортсмены это просто мазохисты, жаждающие страданий? Однако тогда бы для них не имело значения какое место они занимали на соревнованиях, думаю, в таком случае они бы даже не записывались на них.       Я не мог поддержать знакомых, когда они так расстроены из-за проигрышей, не мог веселиться с теми, кто завоевал золото, ни к тем, ни к другим я не ощущал никах эмоций, их поведение, настроение, которое менялось после оглашения результатов, считалось для меня дикостью. Даже в тот день, дабы не ощущать себя так неловко в компании этих людей, после чемпионата я поймал таксиста, который согласился отвести меня за десятки километров от сюда, к столь прекрасному океану, которым в первый и последний раз я наслаждался в компании моей бабули.       Вид океана успокаивал меня, солнце уже садилось, но ещё не была глубокая тьма, вода была спокойной, нежно-голубого оттенка, лишь на самый берег выбрасывал белую пенку, которая за мгновение исчезала.       Я сжимал в руках медаль, думаю многие пловцы могли мне завидовать, богатые родители, отправившие меня на обучение за границу, множество медалей и хорошее время на любых нормативах. Но сколько бы лживых словечек не запечатлили журналисты из моих уст, сколько бы раз мне не надели на шею медали, боюсь, я не смог бы научиться получать удовольствие от этого дела. Родители ожидали от меня большего, после всего того, что они сделали ради моей карьеры. Меня постоянно терзал стыд и отчаянье из-за неспособности удовлетворить лишь единственное желание моих, столь кровно близких людей.       Я не был способен на большее, я не смог оправдать ожиданий. Но и сил бороться дальше у меня не осталось, с каждым днем подобной жизни я угасал всё больше. Знал бы мой тренер, что я сижу тут и занимаюсь подобным самобичеванием, то накинул бы мне дополнительный режим завтра на утренней тренировке.       Я посмотрел на небо, спокойное, без единого облачка, столь прекрасное, как улыбка самого близкого для меня человека, с которым было позволено провести ничтожно мало времени, она была человеком, который впервые подарил заботу, ей не было дела до моих медалей или побед, она беспокоилась о моем самочувствии, настроении и подбадривала каждое утро.       Поклонившись небу, я улыбнулся, зная, что сейчас она бы не хотела видеть грусть на моём лице.       Тогда я оторвал ленту от куска бронзы, разбежался и со всей силы забросил медаль на глубину океана. Я понадеялся, что наконец осознал чего жаждал мой разум всё это время. В тот день на моей карьере я собственноручно поставил крест, всё чего так долго добивался и к чему так долго стремился, я завершил дело всей моей прошедшей жизни. Я впервые, вдохнув воздух, почувствовал себя свободным, словно птица, рожденная в клетке, которой удалось открыть замок и улизнуть в окно. Она не видела никогда внешнего мира, не знала как добывается еда, но ей было позволено увидеть краски мира за пределами прутьев.       Сейчас мой возраст подходит к сорока, я сожалею о упущенной юности, семнадцать лет моей жизни были потрачены на боль, унижения и страдания. Но в тоже время я не виню себя прошлого за содеянные действия, у меня не было абсолютно ничего, кроме плаванья, вся моя, на тот момент, жизнь проходила на тренировках, я ничего не знал о мире, как он устроен, не представлял кем я мог бы работать, если бы не был прикован страхом перед родителями. У меня не было даже базовых школьных знаний, не говоря уже о профессиональной подготовке. По началу я задумался вернуться на родину, однако такой страны для себя я не мог припомнить, пусть я там и родился, но до сих пор не могу признать ту страну своим родным местом, куда хотелось бы возвращаться. Я остался в Канаде, но по сей день продолжаю игнорировать любые расспросы о моем прошлом.