Крокодилы и миротворцы

10 июня 799 года, Хайнессен Председатель кабинета министров Альянса Жоан Лебелло с силой провел ладонями по лицу, словно пытаясь стереть с него намертво въевшуюся свинцовую усталость. Он толком не спал с момента получения ультиматума Миттермайера и чувствовал себя развинченным, пропыленным и настолько пропахшим крепким кофе, что запах начинал вызывать омерзение. Жужжание голосов Айлендса, Хван Леви и других, казалось, ввинчивалось прямо в висок вместе с тупой головной болью, а перегруженный мозг с трудом выхватывал из общего гула отдельные реплики. Члены правительства и политические советники в просторном кабинете председателя обсуждали результаты последнего засекреченного соцопроса. — Этот Лоэнграмм… Он не потрудился лично встретиться ни с кем из высшего руководства Альянса, отправил сюда своего особиста. — У меня мороз по коже от его глазных протезов… Как рептилия какая-то. — С Яном они час пили кофе на имперском флагмане при закрытых дверях. Уже через сутки после окончания боя. Очень мило. О чем они там беседовали? Лоэнграмм — военная косточка, он предпочитает воевать, а если и говорить — то с таким же, как он сам. — Вы помните показатели рейтинга доверия к армии и лично Яну перед Вермиллионом? — Да, 65 и 89. У председателя и парламента — соответственно 13 и 21. У армии и сейчас цифры не слишком-то просели. Если бы он разбил имперцев при Вермиллионе и вернулся триумфатором, как вы думаете, что произошло бы дальше? И в какой заднице бы оказались мы? — Не перегибайте. Флот-адмирал всегда подчеркнуто не интересовался политикой. И практически не общался с журналистами. Говорят, что даже на его свадьбе журналистов не пустят внутрь. — Зато политика весьма интересовалась им. Любой кандидат или партия, которые ухитрились бы публично получить хоть тень его одобрения, оказались бы на коне, оставив соперников далеко позади. В моем институте мы делали соответствующие расчеты на основании широких опросов населения в большинстве систем Альянса. Лебелло подумал, что большинство сидящих в кабинете наверняка получили приглашение на свадьбу флот-адмирала Яна, или надеются его получить. И ни один ведь не откажется прийти. — Но он не победил. Айлендс рассмеялся, показывая мелкие острые зубы: — Альянс проиграл, вы хотели сказать? Трюнихт зарвался, вероятно, вообразив себя новым Рудольфом, а затем просто все слил. Но самое плохое, — то, как это быстро выплыло наружу. Военная цензура нас откровенно саботирует. Пресса бушует. Уцелевшие при Вермиллионе налево и направо раздают интервью, живописуя, как они держали флагман Лоэнграмма на мушке и победу в руке, когда пришел приказ о капитуляции. Космос великий, да эти трюнихтовы красноголовые шавки арестовали главнокомандующего! — Я помню, помню… Что мы тогда могли сделать под дулами? — Вот и будете объяснять это избирателям — что вы могли сделать и не сделали. А лучше изучите цифры. На Хайнессене народ, похоже, сейчас больше ненавидит нас, чем имперцев. И вообще всех, кто ассоциируется с партией власти и коалицией. Данные по другим системам еще обрабатываются, но думаю, там дела обстоят даже хуже. Шелест бумаги. Хван Леви лихорадочно перелистывает перешитый аналитический отчет, а затем раздраженно отбрасывает его, начиная копаться в планшетке. Айлендс вытирает платком пот со лба — в кабинете жарко, открытые окна не спасают от летней духоты. Доктор Оливейра в щегольском пиджаке и неизменной бабочке, устроившись на диване, изящно постукивает незажженной сигаретой по краю стоящей на подлокотнике пепельницы и неопределенно улыбается. — А что оппозиция? — Если вы про «Альянс за мир», то они сейчас ходят королями. Они-то к этому позору никаким местом, и кроме того, сообразили быстро переобуться в воздухе. «Нет оккупантам!», конечно, они кричать не могут, — но зато с удовольствием обвиняют нас в предательстве национальных интересов. — Вот об этом надо думать, а не об армии и Яне. — Что тут думать? Оппозиция займет ряд постов в новом кабинете. Это отлично заткнет глотки критиканам, и пусть-ка попробуют поработать с нами под Империей. — Да, такое неизменно обрушит их рейтинги. Лебелло тяжело опустился в кресло во главе стола и оглядел галдящих вокруг низкого журнального столика коллег. Они все еще ничего не поняли. Они все еще думают, что у них есть какой-то выбор и какое-то пространство для маневра. Какие-то возможности для стандартных политических игр в перетягивание каната. Некоторые из них даже рады тому, что мирный договор прямым текстом устанавливает цензуру и запрещает большую часть инструментов прямой демократии, таких как право на свободу собраний. Глупцы, они аплодируют крокодилу, который сегодня ест ненавистного соседа, а завтра будет есть уже их самих. Ну что же, кажется, у него есть для них хорошие новости. — Господа, относительно последнего. После подписания договора я имел беседу с адмиралом Оберштайном. Он прозрачно намекнул, что Рейх желал бы видеть кого-то из оппозиции, а именно из партии «Альянс за мир» в руководстве нашего силового блока. В частности, на должности главы Комитета по обороне и вооружениям. Разумеется, мы можем попробовать их проигнорировать. Согласно Балаатскому договору, Рейх не имеет права вмешиваться во внутреннюю политику и назначения внутри правительства. По факту же важнейший пункт Балаатского договора связан с демонтажем наших флотов и реорганизацией военно-космических сил. — Имперцы хотят, чтобы кто-то из наших распрекрасных пафицистов присматривал за этим? Прелестно. Лично я не имею ничего против. Ха, то-то они задергаются! — Айлендс, вы забываете, что мы можем только сделать такое предложение. В оппозиции не такие идиоты, чтобы нестись его принимать. Намного выгоднее для них будет продолжать безопасно кусать нас в прессе, и не брать никакой ответственности за происходящее. — В той самой прессе, в которой теперь запрещены любые антипацифистские и антиимперские высказывания? «Альянс за мир» выступал за мирные отношения с Рейхом с момента своего создания. Их мечта сбылась, разве не так? Лебелло поднял руку, прерывая эту бестолково машущую крыльями птичью стаю. — Я намерен предложить этот пост Джессике Эдвардс. Его заявления встретила гробовая тишина. Затем ее нарушил смешок доктора Оливейра и легкий цокот его отполированных ногтей по деревянном подлокотнику. — Хе-хе, мудрый выбор, господин председатель. Я слышал, что имперский наместник адмирал Ренненкампф — большой ценитель женской красоты. Хван Леви нахмурился и с неудовольствием покосился на Оливейру, как бы безмолвно вопрошая, что здесь делает этот тип, а затем сказал: — Если мне не изменяет память, Джессика Эдвардс — давняя знакомая флот-адмирала Яна. Он учился вместе с ее женихом, погибшим при Астарте. Лебелло переплел пальцы под подбородком. — Я изучил этот вопрос. В 797, во время визита на Тернуссен, Ян публично поддержал кандидата от нашей партии. Есть видеозапись того периода. Выборы в Палату представителей. Есть даже информация, что после этого люди из местного штаба «Альянса за мир» напали на Яна в гостинице. Насколько я знаю, после этого адмирал не поддерживал никаких контактов с партией миротворцев или мисс Эдвардс. Хван Леви продолжал хмуриться: — Хорошо помню тот инцидент. Тогда взорвали предвыборный штаб округа «Альянса за мир». В теракте подозревали рыцарей-патриотов и местное отделение «Силы Альянса». Дело замяли, но миротворцы выиграли выборы, и Джессика Эдвардс вошла в Палату представителей. А Ян фактически обвинил партию власти в том, что она организовала взрыв и убийство конкурента. — И это было очень дальновидно с его стороны. В ситуации, когда за сутки до взрыва по всем каналам его показали пожимающим руку кандидату от партии, уши которой за милю торчали из-за кулис этого дела. Ян прекрасно притворяется простым воякой, но понимает всегда намного больше, чем показывает. Это было то, что сидящие сейчас в кабинете товарищи по несчастью не осознавали. Они плохо понимали ситуацию, просто потому что не знали Яна. Мало кто сталкивался с ним лично, хотя Айлендс участвовал в том жалком парламентском фарсе, организованном главой Комитета по вооружениям Негропонте. Трюнихт тогда подставил свою марионетку, а Айлендс и будущий председатель немало поспособствовали тому, чтобы Яна освободили и как можно скорее вернули в войска. Тогда-то Жоан Лебелло и сумел близко пообщаться с адмиралом. Ян оказался очаровательным, забавным, чрезвычайно умным и находчивым человеком. Он умел залезть людям под кожу и дать им то, что они хотят, показывая их значимость. А еще Ян — идеалист до кончиков ногтей, и именно это в нем было самое страшное. Это — и то, что он непредсказуем. Жоан Лебелло не был идиотом. Назначение прямолинейного солдафона адмирала Ренненкампфа имперским наместником являлось дымовым сигналом на полнеба от будущего кайзера маркиза фон Лоэнграмма тем, кто умел читать такие знаки. «Только дайте мне повод», — словно бы говорили его холодные серые глаза с плакатов и видеоэкранов, заполонивших Хайнессенполис. С другой стороны — прозрачный намек на введение пацифистов в правительство от эмиссара регента, адмирала Оберштайна. Старая добрая игра в доброго и злого полицейского на государственном уровне? Имперцы четко дали понять, где те красные линии, пересечение которых будет означать конец Балаатского мира и скорее всего — новое вторжение и окончательную гибель Альянса. Председатель Лебелло знал, что среди политической и армейское элиты вполне могло найтись достаточное количество людей, которые решили бы, что лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Недаром первое, что сделал адмирал Ренненкампф и о чем удалось узнать, — установил слежку за флот-адмиралом Яном. Имперцы тоже прекрасно понимали настоящий вес и опасность этого человека. Вес и опасность армии в проигравшей войну стране, представляющей из себя пороховую бочку. Поэтому в свою очередь первое, что сделал председатель правительства, заняв свой пост, — назначил главнокомандующим Рокуэлла, «паркетного адмирала», не пользующегося особым авторитетом в войсках. К сожалению, сеть информаторов, которую так долго выстраивал в армии Джоб Трюнихт, перешла в руки нового главы исполнительной власти лишь частично. Одного из таких людей Жоан Лебелло вызвал сразу после окончания совещания с членами правительства. Коммодор Бей был хорошим информатором и агентом, работающим исключительно за деньги. И как бы ни было неприятно это признавать, он стоил каждой копейки выплачиваемого ему неофициального второго жалования и солидных гонораров. — Я не жду чудес, коммодор, и не рассчитываю, что вы купите кого-то у розенриттеров или внедрите в Тринадцатый флот. Мне нужны люди здесь, в Генштабе, среди снабженцев и логистов вице-адмирала Кассельна. Этот тип — ближайший сподвижник Яна, и он один из немногих высших офицеров действующей армии, который после Вермиллиона не написал прошение об отставке. Вице-адмирал — одна из ключевых фигур в процессе списания и демонтажа тяжелых крейсеров и авианосцев. И это беспокоит меня. Не знаю, как вы это сделаете и не хочу знать, но я должен быть в курсе всего, что происходит в его ведомстве. Возможно, это просто паранойя. Но на карту поставлено их выживание, и Лебелло не собирался полагаться в этом деле на удачу, добрую волю или чудеса. Альянсу было нужно время. Залечить оставленные войной раны, потихоньку начать поднимать экономику, восстанавливать трудовые ресурсы. И для того, чтобы выиграть это время председатель правительства Альянса Свободных Планет Жоан Лебелло был готов на все.