Отраженный блеск

Гарольд очнулся от солнечного луча, который нескромно проник в щелку между тяжелыми портьерами. Странно. Окно было занавешено на совесть. Луна настаивала на полумраке в комнате, пока не заживут его обожженные глаза. Зажмурившись, он захлопал по столику рукой в поисках палочки, чтобы задернуть штору. — Свет мешает, Поттер? Гарольд немедленно вскинулся на звук этого высокого и холодного голоса. — Кто здесь? — но он уже знал, кто. Ругая себя за беспечность, Поттер повернулся в сторону незваного гостя и недобро уставился на него. Том Реддл сидел в том кресле, где обычно, свернувшись калачиком, спала Луна. Сейчас девушки нигде не было видно. — Не дергайся! Если бы я пришел сюда, чтобы убить, то я бы уже убил. И тебя не защитили бы твои родовые кольчуги, надень ты их даже одну на другую. Родовые артефакты — это здорово, но они не всемогущи. Том откинулся на спинку кресла. Обе палочки Гарольда лежали рядом с ним на подлокотнике, и можно было попробовать призвать их невербально, но было очевидно, что ожившая ментальность Темного Лорда успеет ударить раньше. — Зачем пожаловал? — Поттер скрипнул зубами и решил играть по правилам врага. Тем более, что ему больше ничего не оставалось. — Поговорить. Посоветоваться по важным вопросам. Мы все же не чужие люди, — нагло ухмыльнулся Реддл. — К тому же надо обсудить мои условия. — Ты можешь ставить мне условия? — поднял брови Гарольд. — Думаю, что могу. Я, видишь ли, предусмотрителен и не понадеялся на твою благодарность. Поэтому твоя девушка, пока мы не договоримся, погостит у меня. Поттер весь побелел от ярости. Этот урод украл Луну? Тварюга! Том легко угадал намерения противника и поспешил добавить. — Эй! Так дела не делают. Даже если мне не повезет сегодня, то ее дела будут совсем плохи. И поверь, что в данный момент ей ничего не грозит, несмотря на ее длинный язык и нахальное поведение. Луна нахально ведет себя в плену? Странно. Впрочем, дементор знает, что этот урод считает нахальством. — Моего домовика тоже ты украл? — Домовика? Поттер, ты таскаешь прислугу даже в дальние походы? Ты просто законченный сибарит. Я не нуждаюсь в домовиках, поэтому разбирайся сам, куда он от тебя сбежал. Значит, Добби не у него, понял Гарольд. Не похоже, чтобы Реддл врал. Но тогда получается, что он не знает о роли эльфов-ретропатов во всей этой истории. Значит, Фламель ему не сказал. Что вполне естественно. Зачем сообщать такую важную информацию столь опасному и непредсказуемому союзнику? — А где твои благодетели, Том? Сбежали, а тебя оставили здесь? Ты что, не оправдал их ожиданий? Однако мальчишка Поттер стал остер на язык. Но, как понял Реддл, о Директоре он ничего не знает. — Как раз об этом я и хотел поговорить. Это одно из моих условий. — Хочешь вернуться в магическую Британию? — Именно. И заметь, что мы можем договориться таким образом, чтобы в дальнейшем не пересекаться и не мешать друг другу. — Ты убил моих родителей, — сдерживая гнев, напомнил Гарольд. — А ты убил меня, — легко возразил Том, — значит — мы квиты. — Они мертвы, а ты жив! — закричал Поттер, вскочив на ноги. — Я не виноват, что они не наделали себе хоркруксов! Каждый должен сам беспокоиться о своей безопасности. Война есть война. Поттер онемел. Ну просто исключительная наглость и цинизм. И все же, настоящий Воландеморт должен был вести себя совсем по-другому. Прежний Реддл и не подумал бы вступать в переговоры, и тем более — что-то предлагать сам. Что-то с ним было не так. — Ты помнишь наш последний поединок? То, что я сказал тебе тогда? — Нет. Я не могу этого помнить. — Почему? — Знания хозяина на момент гибели присоединяются к хоркруксу во время инициализации. Но мы слишком далеко от нашего мира и этой части памяти я не получил. Несколько мгновений Гарольд осмысливал услышанное. — А откуда тогда тебе известно, что и как происходило? — Меня снабдили необходимой информацией и копиями воспоминаний. Но полную память я обрету, лишь когда вернусь в свой мир. Поттер искривил губы в усмешке. — А твои благодетели не сообщили тебе, что в их руках было два хоркрукса? Глаза Реддла вспыхнули недобрым огнем. — Придет время, и я получу ответы на все свои вопросы, — надменно бросил он. — Вот теперь похож! — констатировал Гарольд. Реддл негодующе фыркнул. — Короче, Поттер. У меня два условия. Ты помогаешь мне вернуться в магическую Британию. И ты возвращаешь мне мой хоркрукс. Я знаю, что он у тебя есть. Только на этих условиях я верну тебе твою подружку целой и невредимой. Если попробуешь хитрить — получишь ее голову, привязанную за каштановые кудри к хвосту ишака. На раздумья тебе даю три дня. Искать меня не надо. Я сам приду за ответом. Реддл встал. Палочки Гарольда остались лежать на подлокотнике. — Как ты сюда попал? — мрачно спросил Гарольд. — Неважно. Никто, кроме меня, не знает этой дороги. У тебя три дня, Поттер! Реддл крутанулся на месте и беззвучно аппарировал. Лучший ученик Хогвартса, как-никак. Сволочь красноглазая! Гарольд, прихрамывая, подошел к креслу и забрал обе палочки, к которым незваный гость, видимо, так и не рискнул прикоснуться. Что с его стороны было весьма разумно. Родовая магия не потерпит чужих, и тем более, враждебных рук. Потом он распахнул штору и осмотрел противоаппарационный щит. Тот был цел. Значит, Реддл аппарировал в пределах территории храма, а уже оттуда каким-то тайным путем покинул его. Так он и пришел сюда в обход всех охранных чар и щитов. Теперь надо искать этот тайный путь. И что он там еще плел про каштановые кудри на жопе у осла? Луна ведь блондинка. За дверью раздались голоса людей, среди которых он с облегчением узнал голос своей девушки. Но чувство облегчения было недолгим. Поттер тут же хлопнул себя ладонью по лбу и досадой воскликнул: — Грейнджер! Этот урод украл Гермиону!

***

Снейп со злостью захлопнул ногой дверь, прошел к дивану и довольно небрежно сгрузил на него Шаннах. Девушка все еще была без сознания. Зельевар в раздражении забегал по комнате, выуживая из шкафчиков и ящиков стола пузырьки и фиолы с разноцветными жидкостями. Добби, ночевавший в углу в коробке из-под плазменной панели «Филипс», с недоумением наблюдал за ним. — Добби, хватит пялиться. Марш в спальню Поттера и чтобы я тебя здесь не видел и не слышал! — Но как же Чаша, господин? — Я сам посторожу. Вали отсюда. Добби умиленно покивал головой. — Как Добби растроган. Господин разрешил поспать. А что с госпожой? — Ты еще здесь? — злобно рявкнул на него Снейп, и домовик поспешно щелкнул пальцами. Добби исчез. Зельевар в изнеможении рухнул на стул и уронил голову на руки. Происходящее не лезло ни в какие ворота. Все было настолько бредово и неправильно, что в подобной ситуации самым приятным исходом было бы просто проснуться в холодном поту. Вся эта невозможная сцена в холле замка. Это беспримерное по наглости и беспардонности вторжение в самые потаенные уголки его души. Этот липкий холод, сменяющийся сухим жаром, которые попеременно окатывают его с головы до ног… С этим надо было что-то делать. Причем — немедленно. Снейп выбрал из кучи склянок, небрежно накиданных им на стол, одну из запаянных реторт и уставился на нее. В сложившейся ситуации это был самый правильный выход. Стереть ей память об этой ночи. И себе стереть память. Чтобы не саднили старые раны, открывшиеся при первом же прикосновении. Чтобы не испытывать мучительный стыд и не менее мучительную тоску по несбывшемуся. Чтобы можно было жить дальше, а не извиваться от вечной боли… Да. Это будет самым правильным. Только не стереть, а уничтожить. Совсем. Неожиданно он подумал о Гарольде. Тот тоже уничтожил кусок своей памяти. Неумело и варварски — как обычно. А ведь существуют и более изощренные способы. И сейчас в его руках один из них. Яд Забвения в смеси с эликсиром Покоя. Два глотка — и очнешься утром со звенящей пустотой в душе, из которой удалили боль… или вырезали сердце… Что хуже? Терпеть боль или жить без сердца? В молодости он так и не решился на подобный шаг. Слишком сильна была в душе надежда на чудо. Сейчас этой надежды нет. А жить с вечной болью он больше не намерен. Только вот девчонка. Впрочем, что ей-то будет? Ей это пойло не понадобится. Отделается стандартным Обливиэйтом. Одним блоком воспоминаний в ее подсознании станет больше. И вряд ли Поттер вновь рискнет копаться в ее голове. Он уже там и так наделал дел, судя по рассказам Добби. А если полезет туда вновь, то для него и так не секрет, что Снейп любил его мать. Любил… Любил — погубил. Зельевар тяжело поднялся, повернулся к дивану и вздрогнул от неожиданности. Шаннах стояла прямо перед ним. Когда она успела встать и так тихо приблизиться — можно было лишь гадать. — Э-э-э… — все мысли испарились из головы Снейпа, когда он увидел перед собой сияющие глаза девушки. Шаннах мягко, но настойчиво вытащила из его судорожно сжатых пальцев реторту с рубиновой жидкостью и швырнула ее в стену. — Не смей, — прошептала она, — не смей признавать свое поражение. Кондоры не проигрывают… Я заберу твою боль. Отдай. Снейп не понимая, что делает, коснулся ладонями ее волос и отозвался внезапно севшим голосом: — Зачем она тебе? Это только мое… это… только… — Ты отдашь, — спокойно прошептала Шаннах. Она не спрашивала, она утверждала. Она была спокойна и решительна. Она знала, что сейчас произойдет, и чувствовала, что готова к этому. И была уверена, что первый шаг должна сделать сама, иначе этот раненный в сердце хищник никогда уже не распахнет свои гордые крылья… Мантия скользнула с ее плеч на пол. — Что ты делаешь? — Снейп цеплялся остатками сознания за ускользающую реальность. Она — юная девушка. Чужестранка без единого близкого человека в этом мире. Он — потрепанный жизнью взрослый мужчина с обожженной и засохшей душой. Это неправильно. Так нельзя. Шаннах словно услышала его сумбурные и почти панические мысли. Он готов был оттолкнуть ее, и этого нельзя было допустить. Девушка тихо рассмеялась. — Можно потрогать твой нос? — и, не дожидаясь ответа, она обвила одной рукой его шею, провела прохладными подушечками пальцев по его лбу, по бледной щеке, коснулась губ и приподнялась на цыпочках. — Я давно хотела это сделать. Эта трогательная нелепость в один миг покончила с решительным намерением Снейпа немедленно завершить эту сцену. Голова у него пошла кругом, а сердце бешено застучало. Его руки, казалось, сами обхватили девушку за плечи и притянули поближе. — Великий Мерлин, что мы делаем? — выдохнул он потрясенно. Их губы разделяло лишь несколько дюймов. А дыхание уже смешалось. Сияющие, как звезды, глаза Шаннах становились все ближе и ярче, пока он весь не утонул в этом нереальном свете. И тогда их губы соприкоснулись. Робко и осторожно, словно нащупывая тропинку друг к другу, они слились в первом поцелуе. В сердце Снейпа хлынул жар юной души, вскрывая тайники нерастраченной нежности и ласки. Томительное желание заструилось по его жилам, отменяя все здравые и рациональные мысли, которые были неуместны сейчас, как кляп тому кто хочет вздохнуть полной грудью. И кондор, наконец, расправил свои огромные крылья… Чаша, скрытая под защитным колпаком, слабо засветилась. Время понеслось вскачь, подстегивая сердца жаждой взаимного обладания, и притормозило лишь раз, когда двое уже прильнули друг к другу, освободив свои тела от ненужной сейчас одежды, и его хищный нос уже нависал над ее нежной грудью. В этот момент девушка слегка вздрогнула, и Снейп почувствовал это. — Ты боишься чего-то? Может быть, боли? Так я могу… — хрипло прошептал он. — Нет, — перебила она его тоже шепотом, — скорее какой-то перемены в жизни. Все будет не так, как раньше… Но я сама хочу этого. Я сама так решила. Я твоя, мой хищник… я твоя… И Северус вошел в нее с такой нежностью, какой никогда за собой не знал. И даже не считал себя способным на нее.