Такой хороший младший брат

Footsteps on a wire High above my head The stain reveals my real intention I'm the waiting beast I'm the twisted nerve As I dance dance Back to the body in my bed (The Cure – Piggy in the mirror)

Его спина - белое полотно, позвоночник - цепь с крупными звеньями, выступает так, что, наверное, его можно было бы вырвать. Ребра - струны музыкального инструмента. Если их коснуться, он всхлипнет и произнесет в тысячный раз "Я хочу сдохнуть". Каждый вечер - время для моего соло. Я играю уже третий месяц, и, кажется, делаю успехи. Ноэль лежит на кровати, обнаженный, не знающий стыда даже теперь, когда его тело больше похоже на пособие по анатомии, свернувшись в клубок, отчего его кости торчат еще сильнее. - Она ушла. - Говорит он мне, и я продолжаю молчать. Я мог бы сказать, что она правильно сделала и что ей в разы больнее, потому что я не знал другой такой же преданной, терпеливой и любящей девушки. Я молчу, потому что я всегда на его стороне. - Я хочу сдохнуть. По тому, как дрожат его плечи, я понимаю, что он снова плачет. Я перестал плакать лет в шесть, просто понял, что это бессмысленно. Ноэль привык оплакивать свои проблемы, вместо того, чтобы решать их. Сколько я себя помню, я всегда приходил к нему в комнату, ложился рядом с ним, гладил его по спине и молчал. Такой хороший младший брат. Чаще всего, поводы для слез были настолько пустыми и иллюзорными, что мне хотелось объяснить ему, что действительно стоит того, чтобы плакать. Он всегда был красивей, умнее, талантливее, лучше. Девочки пытались подружиться со мной, чтобы я познакомил их с Ноэлем, мальчики не общались со мной, потому что мой брат был похож на трансвестита. Я гладил его по спине и думал, как, имея все, он может быть несчастным?! Ноэль резко садится на кровати, выводя меня из полусна. Что-то ищет в сумке, что-то роняет, всхлипывает, скидывает с тумбочки блокнот, потом замирает, и я понимаю, что он хочет. Раньше я каждый раз его просил, умолял, а теперь это будто вошло в привычку. Я рассыпаю порошок на блокнот, делю его на две дорожки и засекаю десять минут. - Майк, дай мне... - он кивает в сторону зеркала. Все, что он скажет. Тональный крем, пудра, карандаш, тушь... Я выучил порядок нанесения косметики, я знаю, что он захочет надеть, я помню, куда он вчера положил кольцо. Его руки дрожат. От учащенного дыхания грудная клетка движется так, как будто кто-то внутри бьется об нее. Я встаю перед ним на колени и забираю из крепко сжатых пальцев карандаш. Две тонкие линии по векам, ванильный блеск для губ, сладкий парфюм. Он запутывает вторую расческу в волосах. - Я тебя люблю - говорит худой подросток маленькому мальчику, упавшему с велосипеда и расквасившему нос. - Я тебя люблю - говорит красивый молодой мужчина в сверкающем пайетками костюме несуразному мальчишке в черном парике и синем тюрбане. - Я тебя люблю – говорит одна восторженная Звезда Шоу обнимая на сцене вторую такую же. - Я тебя люблю - говорит мне Ноэль, целуя мокро, липко и ванильно. Когда мне в очередной раз отказала девушка, мама сказала мне, что любовь не должна быть односторонней, любить - это отдавать и брать равно. Я посчитал это глупым, особенно в той ситуации. Любовь - отдавать и принимать. Каждый вечер я отдаю его раскрашенной толпе, смеющейся, безумной, рвущей его на части. Каждое утро я принимаю его обратно, уставшего, дрожащего, беспомощного и нуждающегося во мне. Я держу его волосы, я не даю ему упасть в душе, я укладываю его на кровать. Потом ложусь рядом и жду его тихого "Я хочу сдохнуть". Тонкая кожа - белое полотно с выступами позвонков. Взять и вырвать. Но я просто глажу. И молчу. Такой хороший младший брат.