***
— Надоел уже! — раздраженно воскликнул Юкине, с размаху бросая камень в речку, протекающую за старой сакурой, за которой ухаживает и по сей день в память о своем первом друге. — Сколько можно меня учить! Не маленький уже! — продолжал ворчать Сэкки, но сердце его с каждым брошенным камнем все больше обливалось кровью. Он понимал, какие ужасные слова произнес, но его дурацкая гордость не позволит ему теперь по-человечески извиниться перед хозяином. Да и нужны ли самому Ято эти извинения? Юкине злился на самого себя. Да, Ято, конечно, неидеальный хозяин, у которого нет ни храма, ни денег, ни какого-либо статуса, но в отличие от многих богов было очень доброе сердце. Никто другой бы не вытерпел все то, что Юкине сделал: сначала он осквернил его, чуть не лишив жизни, потом и вовсе позволил себе стать норой и превратиться в призрака, напав на своего хозяина. Любой другой давно бы забрал у него имя и прогнал, если бы вообще не убил. Но Ято терпел все его выходки, пытаясь вырастить его, несмотря на возраст, в котором навсегда застрял Юкине. Он хотел, чтобы Юкине жил дальше. Блондин, занесший еще один камень для броска, вдруг опустил его на землю и понуро склонил голову. Случайно его взгляд упал на чудом восстановившееся обратно имя, что помогло ему забыть о своем прошлом, обо всех кошмарах, которые преследовали его, пока он не обрел хозяина. Он столько раз клялся именем «Юки», что защитит Ято, а по итогу сам приносил ему одни несчастья. И как он только может называться священным сосудом? — Юкине! — раздался позади знакомый голос. Юноша обернулся, увидев Хиери, стоявшую на склоне и приветливо машущую ему рукой. Он вяло помахал в ответ и слабо улыбнулся, и Ики сразу поняла, что что-то не так. — Что такое? — взволнованно поинтересовалась полу-дух, когда оказалась рядом с шинки. Поправив школьную юбку, она села рядом с мальчиком и ожидающе взглянула на него. — Опять поругались с Ято? — предположила девушка, хихикнув, но тут же ее задор сменился на чувство тревоги, когда она заметила, как погрустнели янтарные глаза. — Можно и так сказать, — отмахнулся Сэкки, надеясь, что ему не придется рассказывать о произошедшем, хоть и понимая, что от Хиери скрыть ничего не выйдет. Ему порой казалось, что она и мертвого сможет допросить. — Мы повздорили, и я сболтнул лишнего, — признался Юкине, вздохнув. — Ну, для вас это ежедневный ритуал, — Хиери улыбнулась, но Сэкки помотал головой, давая понять, что эта ссора была намного серьезнее, чем предыдущие. — А что такое ты сказал Ято, Юкине? Юкине молчал. Он не знал, как сказать Хиери правду, ведь ему и самому теперь было тошно от своих слов, а уж ей они тем более будут неприятны. Но, может, она поможет ему помириться с хозяином? Хиери всегда знает, что делать. — Я сказал, что он мне не отец и не надо меня воспитывать, — наконец признался Юкине, тут же отвернувшись, дабы не столкнуться с разочарованным взглядом Хиери. Ики в ответ задумчиво хмыкнула, переведя взор своих малиновых глаз с Юкине на ярко-голубое небо. Она могла бы, конечно, начать отчитывать мальчика за такие слова, но понимала, что это не то, что ему было нужно. Хоть Ято не заслуживал услышать такое, девушка знала, что доказывать Юкине обратное бесполезно, ведь тогда поругаются и они. А судя по тому, как Сэкки сейчас было стыдно, он скорее ждал от нее совета, как помириться, нежели долгих рассказов о том, как сильно Ято им дорожит. — Пойдем, Юкине, — Хиери поднялась со своего места и с улыбкой протянула непонимающе глядящему на нее подростку руку. — Я знаю, как вас помирить!***
Уже давно стемнело, и на улице, несмотря на жаркий день, было довольно прохладно. Ято вяло переставлял ноги, то и дело поеживаясь от холода, совершенно непривычного для него. Он и зимой мог ходить в своем спортивном костюме, не ощущая мороза, но после ссоры с Юкине этот озноб так никуда и не делся. Может, он просто заболел? Хотя, это странно, он не болел уже несколько сотен лет, так с чего бы сейчас подхватить простуду? Ятогами не хотел признаваться самому себе в том, что холод этот исходит изнутри, от боли и печали, которые он сейчас переживал. Неужели Юкине и правда не считает его хотя бы своим другом? Ято так старался все это время затмить воспоминания своего шинки об его отце, о всем том, что он с ним делал, показывая ему, как должен относиться настоящий родитель, но, видимо, выходило у него это паршиво, раз мальчик так ни разу и не обратил на это внимания. Может, после всего пережитого, Юкине никогда так и не сможет принять Ято, постоянно видя в нем своего убийцу? У Ято даже язык не поворачивался назвать этого человека отцом, и если бы он до сих пор был бы жив, то парень бы наверняка нашел бы какую-нибудь нору, чтобы отомстить за Юкине, не побоявшись запятнать свое новое честное имя. Это была бы божья кара. Погрузившись в свои мысли, бог не сразу заметил, как добрел до храма Кофуку. Он с облегчением заметил, что свет в доме выключен, а это значит, что все спят, и никто не будет расспрашивать его о самочувствии. Уж об этом ему точно не хотелось говорить. Продолжая ежиться, Ято поплелся ко входу, как вдруг остановился, увидев сидящего на ступеньках Юкине. Мальчик то и дело испуганно озирался по сторонам, сидя в темноте, которую он так сильно всегда боялся. Странно — почему Ято не кольнуло? Неужто Юкине всячески старался бороться со своим страхом и не поддавался ему? — Юкине, — позвал своего шинки Ято, и подросток от неожиданности вздрогнул, отвлекаясь от страха перед темнотой, в которой он сидел уже пару часов, дожидаясь возвращения хозяина. — Почему ты не в доме? — несмотря на то, что сам Ято этого не желал, его вопрос прозвучал достаточно холодно и строго, и это заставило Юкине растеряться. Ято не был зол или обижен, но выжать из себя никаких эмоций он не мог — уж слишком он устал. — А, я… — замялся мальчик, ощущая на себе натиск холодных синих глаз. Неужели Ято все еще злится на него? — Я ждал, когда ты вернешься. — смущенно пробормотал Сэкки, опустив взгляд на свои колени, как вдруг услышал, как расстегивается молния, после чего на его плечи легла нагретая олимпийка. Он удивленно взглянул на севшего рядом с ним хозяина, что молча смотрел куда-то вперед, заключив ладони в замок так сильно, что Юкине показалось, как он услышал скрип кожи натертых от постоянных сражений ладоней. — Я… Я хотел извиниться перед тобой, — кое-как выдавил из себя Сэкки, поправляя кофту, лежащую на его плечах. В ней было намного теплее и спокойнее, чем в холодильнике под землей. — Утром я поступил совсем не как образцовое орудие, — Ято хмыкнул, и это заставило Юкине вновь замяться. Он очень боялся, что сегодняшний вечер станет последним, когда он носит имя «Юки», и этот страх становился только сильнее с каждым мельком брошенным на молчавшего Ято взглядом. — Точнее, не как… — Сэкки вновь оссекся, пытаясь собраться с силами, чтобы произнести слова, которые ему настоятельно посоветовала сказать Хиери. Он и сам понимал, что они нужны им обоим, но слова Ики лишь придали ему сил. — Не как благодарный сын. Ято замер, широко распахнув глаза. Он на миг даже перестал дышать, не веря в то, что Юкине, этот вечно недовольный и презирающий его мальчишка, сказал такое. Он думал, что после того, что Юкине ждал его, чтобы извиниться, его уже ничего не удивит, но… Но это он точно не ожидал услышать. — Прими мой подарок в качестве извинения, — подросток быстро сунул своему хозяину в руки тоненькую открытку, после чего тут же отвернулся, скрывая ярко разгоревшийся на его щеках румянец. Ято удивленно глядел Юкине в спину, после чего перевел взгляд на подаренную им открытку, и слова, написанные на ее обложке, заставили его пальцы задрожать, а сердце быстро забиться. «С Днем Отца!» Ябоку открыл открытку, внутренние страницы которой были исписаны подчерком его шинки. Где-то иероглифы были плохо выведены, видимо, из-за того, что мальчик сильно нервничал, когда писал, но это никак не помешало Ято прочесть слова, выведенные его шинки. Прости меня, Ято. Прости меня за то, что я никогда не замечал и не ценил то, как ты обо мне заботишься. Чтобы осознать это, мне пришлось пообщаться сегодня со всеми нашими друзьями, и мне правда жаль, что без посторонней помощи я не видел всего того, что ты для меня делал. Хиери рассказала мне, как ты плакал, когда дал мне имя, а потом рассказала, что именно ты откопал мою никому неизвестную могилу и похоронил меня вместе с письмами, которые так и не были никем прочитаны. Кроме тебя. Только ты прочел их и узнал, как страшно и больно мне было. Спасибо, что помог не только моей душе, но и моему телу упокоиться с миром. Госпожа Бишамон, хоть и не хотела об этом вспоминать, поделилась со мной, как ты был напуган, когда она сломала меня. Она даже сказала, что ей было тебя жалко, хоть и ненавидела тебя тогда всей душой, представляешь! И рассказала, как сильно ты был счастлив, когда я превратился ради тебя в священный сосуд. Хоть я и сам это помнил, почему-то именно твои чувства я забыл. А Казума-сан рассказал, как ты старался спасти меня, когда вы сражались против мага. Он сказал, что даже когда я напал на вас, ты не стал отбиваться, потому что если бы ты ударил меня, ты был стал как мой родной отец. Еще он (хоть и был немного зол) рассказал, что ты, не раздумывая, бросился ко мне, чтобы быть рядом, когда мое имя треснуло. Он предположил, что только благодаря тому, что ты оказался рядом, я не стал призраком. Вместе с Маю-сан и Дайкоку-сан он также подтвердил, что во время омовения ты никак не соглашался забрать у меня имя, хотя тебе было очень-очень больно. Ты дал мне человеческое имя, чтобы я жил, как человек. Чтобы я жил, что может быть лучше для давно умершего человека? Дайкоку-сан с Кофуку-сан, кстати, секреты хранить вообще не умеют, и они сдали тебя с потрохами, рассказав, как ты каждую ночь поправляешь мне одеяло или гладишь по голове, когда мне снятся кошмары о прошлом. А еще, оказывается, ты всегда просишь Дайкоку-сана убрать из моей порции те продукты, которые я не люблю. Из всех, с кем я советовался, чтобы сделать этот подарок, никто ни разу не сказал, чтобы ты говорил обо мне что-то плохое. Что-то ты даже приукрашивал, чтобы именно я выглядел в чужих глазах выше. Но все, как один, сказали, что ты всегда говоришь обо мне с теплом и любовью. Спасибо, что подарил мне жизнь. Только с этим именем я начал жить, как человек. С именем, которое ты дал мне, как отец. С праздником, папа! Последняя написанная фраза начала медленно расплываться, когда на страницу с ней упало несколько капель. Ято и сам не понял, что произошло, пока не заметил, что он плачет, дрожащими руками держа такой драгоценный для него подарок. Эта открытка была для него сродни храму, подаренному Хиери. — Э-эй, ты чего? — Юкине обернулся на шумные всхлипы со стороны бога, после чего пришел в ужас, увидев, как зеленые сопли, точно шнурки, висят над открыткой, над которой он весь день трудился. — Сопли-то свои подбери! Ты все заляпаешь! Видишь, уже слова расплываются! — воскликнул шинки, пытаясь отобрать свой подарок у Ятогами, пока тот не залил его слезами, однако это не принесло никаких результатов, ведь бог мертвой хваткой вцепился в него, прижимая к груди. — Это слишком мило, малыш-Юки! — завопил зареванный Ято. — Какой я тебе еще «малыш-Юки»?! — раздраженно крикнул Сэкки, но тут же смолк, когда Ято, схватив его, крепко обнял. — Спасибо, Юкине, — прижимая мальчика к себе, произнес Ято, всхлипнув. — Это самый лучший подарок, который ты мог для меня сделать… Юкине улыбнулся и обнял бога в ответ, наконец ощущая то тепло, которое так было необходимо ему с самого рождения, и приятный запах, которым были наделены все боги, а не запах спиртного и дешевых сигарет. На глаза подростка навернулись слезы, когда он наконец понял, что бояться больше нечего, и теперь у него наконец есть семья и дом, в котором его всегда будет ждать заботливый и любящий отец.