Орден Чертополоха

В понедельник Минерва проснулась в радостном предвкушении и едва дождалась окончания завтрака — времени, когда обычно совы доставляли почту. Именно сегодня должен был выйти апрельский номер журнала «Трансфигурация сегодня», в котором, как любезно сообщила редакция, стоило ожидать публикации статьи Минервы об анимагии.

Что только не приходило школьникам в посылках: и домашние сладости, и ингредиенты для зелий, и каталоги новейших моделей метел. Минерве же доставили тщательно запакованную бандероль с заветным журналом. Минерва не стала, как многие ученики, рвать бумагу на посылке, а аккуратно развернула содержимое бандероли и принялась неторопливо пролистывать журнал, и лишь слегка трясущиеся пальцы выдавали ее волнение.

Августа же, в это время внимательно просматривавшая свежий номер «Ежедневного пророка», вдруг радостно воскликнула:

— А вот и заметка о тете Элизабет!

Целых две страницы газеты занимал обзор прошедшего Христова Воскресения. Довольно подробно освещался проведенный с грандиозным успехом ежегодный парад пасхальных шляпок от британских ведьм. В статье сообщалось, что традиционный проход волшебниц всей Британии возглавляла, как и в прежние годы, несравненная Элизабет Браун — самая стильная колдунья последних пяти лет по версии издания «Ведьмин досуг». На огромной колдографии были запечатлены степенно вышагивающие дамы в праздничных головных уборах на пасхальную тематику. Тетя Августы, облаченная в модную мантию, очаровательно улыбалась со снимка. Голову ее венчала широкополая шляпа, затейливо украшенная множеством атласных лент и цветов.

— Ах, тетушка с Винки столько сил приложили, чтобы изготовить новую шляпу! У них ушло на это несколько месяцев, — захлопала в ладоши Августа. — Но шляпка бесподобна! Представляю, сколько денег удалось выручить на аукционе!

«Ничто так не поднимает настроение британской ведьме в этот прекрасный апрельский день как новая шляпка! — охотно делилась с репортером впечатлениями о параде миссис Браун. — На создание новых изделий нас вдохновляли наши дети. Нынешняя модная коллекция предназначена для элегантных мам». «Все средства, вырученные от продажи головных уборов на аукционе, были традиционно направлены в Больницу магических болезней и травм Святого Мунго на лечение больных драконьей оспой», — такими словами заканчивалась статья в газете.

— А что у тебя, дорогая? — Августа выхватила у Минервы «Трансфигурацию сегодня» и быстро пролистала. — Ну вот, я и не сомневалась, что у тебя все получится! А ты все молчала, как под Силенцио. Слова было не вытянуть из тебя. Поздравляю! Ребята, смотрите, статью Минервы напечатали! И где? В самом серьезном научном издании, какое только существует! Победа в номинации «Самый многообещающий новичок»!

Она замахала журналом, привлекая внимание сидящих за столом. Гриффиндорцы заметно оживились, радостно захлопали в ладоши и стали просить показать им статью.

— Фантастика! — восхитилась Роланда. — Это же, наверное, как выиграть кубок в британских квиддичных соревнованиях среди юниоров. Победителю — прямая дорога в большой квиддич.

Минерве стало малость неловко, у нее совершенно не было желания привлекать сейчас к себе всеобщее внимание, но что поделать. Она сдержанно поблагодарила всех за поздравления и вернула себе журнал. Затем встретилась взглядом с Дамблдором, и тот даже по-дружески ей подмигнул, что вконец ее умиротворило. К концу завтрака Минерва пребывала в совершенно замечательном настроении. Хотелось петь и танцевать. Но она, разумеется, сдержала подобные порывы. Лишь подумала, что хорошо бы написать домой письмо, в котором можно будет сообщить родным о своём успехе на профессиональном поприще.

* * *

Розье в своем репертуаре: в самом конце длинного послания снова допытывался, не охмурил ли я какую-нибудь смазливую студентку. «Как ты только сдерживаешься, когда вокруг столько юных чаровниц? К чему изображать из себя монаха? Воздержание ещё никому не приносило пользу!» — докучал он. Я, как обычно, проигнорировал вопросы этого чемпиона по бестактности и велел ему заняться делом.

После обеда, когда все необходимые письма были отправлены, Минерва решила немного прогуляться на свежем воздухе, а уже вечер посвятить выполнению домашних заданий. Она давно не испытывала столь приятного чувства удовлетворения от достигнутого и то и дело мысленно возвращалась к своей статье, опубликованной в «Трансфигурации сегодня».

На улице стояла прекрасная погода. Солнце клонилось к закату, птички тихонько щебетали, на ветках деревьев тут и там понемногу раскрывались нежно-зеленые листочки. Дыхание весны было мягким и теплым.

Проходя мимо теплиц, Минерва вдруг услышала красивое оперное пение. А ведь к середине весны фиалки в теплицах как раз должны были начать цвести и петь. Профессору Бири эти необыкновенные цветы подарил итальянский садовод Матео Монти, безумно любивший оперу и музыку вообще. Итальянец сумел вывести удивительный сорт фиалок, умевших исполнять самые известные оперные арии.

С тех пор, как диковинные растения появились в Хогвартсе, жители замка получили уникальную возможность встречать весну, услаждая свой слух пением фантастических фиалок. Вот и сейчас Минерва замерла, прислушиваясь к завораживающему голосу, исполнявшему задорную «Сердце красавиц склонно к измене» из «Риголетто». Минерва пожалела, что в этот момент рядом не было отца, ведь он любил итальянскую оперу. Ему бы наверняка понравилось услышанное.

Минерва прошла в теплицу, чтобы послушать оперу, а заодно поблагодарить Помону за труды. Именно Помона вкладывала немало сил в поддержание фиалок в надлежащем состоянии — только ей одной привередливый профессор Бири и доверил ухаживать за его любимыми итальянскими цветами. Помоны, как ни странно, в теплице не оказалось, и Минерва, пожав плечами, подошла поближе к пёстрым фиалкам и, присев на скамейку подле них, продолжила слушать пение. Исполнение оказалось настолько приятным и успокаивающим, что она прикрыла глаза от удовольствия.

Минерва настолько расслабилась, что когда благозвучные итальянские слова внезапно сменились на родные английские, то даже вздрогнула. Она открыла глаза и внимательно прислушалась: фиалки нежными голосами затянули знаменитый христианский гимн, который так ей нравился. Тот самый гимн, что накануне исполняли на улице хогсмидские дети.

Минерва резко поднялась со скамьи и теперь вся обратилась в слух. Разумеется, Герберт Бири, как истинный христианин, не мог не настроить свои любимые фиалки на исполнение одного из самых светлых праздничных гимнов. Но куда более важным оказалось другое: Минерва замерла, завороженная пением, и мысленно перенеслась во вчерашний день, в тот час, когда она, пораженная услышанным и увиденным, пустила слезу.

Ее охватило невероятное волнение, находиться в теплице больше не было желания, и она вышла на улицу. Затем ускоренным шагом направилась в сторону Запретного леса, в то место, где обычно предпринимала попытки взлететь без поддержки.

Минерва второй раз в жизни испытывала столь сильное волнение вперемешку с предвкушением. И даже не заметила, как перешла на легкий бег. Отчётливо вспомнился первый раз, когда ей довелось испытать такое же всепоглощающее волнение. А связан тот первый опыт был со временем, когда она проходила сложнейшие этапы обращения в анимага.

Сколько же нервов и сил оказалось потрачено, прежде чем у нее впервые получилось превратиться в кошку — только ей и Дамблдору и известно! Минерва тогда жутко переживала, что что-то пойдет не так. Наставник предупредил, что малейшее отклонение в долгом и сложном процессе становления анимагом способно привести к необратимым и весьма плачевным последствиям. Дамблдор показал Минерве множество колдографий с несчастными жертвами неудачных экспериментов: разнообразные мутации поражали воображение, изображения пугающих полулюдей-полуживотных способны были отбить желание стать анимагом у любого волшебника. И ни один колдомедик на свете не имел возможности помочь беднягам. Человек оказывался обречен доживать свой век в столь жалком виде, подобно волшебникам, имевшим несчастье стать оборотнями.

У Минервы в свое время ушли недели на то, чтобы переварить полученную информацию и таки принять решение действовать. И это оказалось лишь началом долгого, тернистого пути. Пришлось запастись ангельским терпением. Порой хотелось все бросить, лишь поддержка наставника и помогала продолжать начатое. А еще её чисто северное упорство в достижении поставленных целей не давало сойти с дистанции. Однако Минерва не представляла, как второй анимаг в школе (если он действительно являлся анимагом) вообще сумел довести дело до конца самостоятельно. Она сомневалась, что он прибегал к активной помощи Дамблдора, хотя и замечала, как порой этот слизеринец после уроков с энтузиазмом забрасывал учителя вопросами на тему анимагии. Но из любопытства про анимагию спрашивали у профессора и другие студенты, но, конечно, мало кто в итоге решался на реальные действия. Впрочем, тот слизеринец был не из робкого десятка. Он происходил из довольно суровой чистокровной семьи, для него выполнение задуманного наверняка являлось делом принципа.

Интересно, этому парню приходилось также несладко в самом начале, как и ей? В соответствии с книжными инструкциями, Минерве пришлось целый месяц проходить с листком мандрагоры во рту. При этом лист нельзя было ни глотать, ни даже просто вынимать изо рта. Но и это не было самым странным. Странным оказалось воздействие на организм этого воистину чародейского растения. Целый месяц Минерву мучали галлюцинации, часто ей казалось, что она пьяна и теряет рассудок. Она опасалась, что за месяц попросту сойдет с ума. Дамблдор же лишь посмеивался и уверял, что всё идёт как надо. Директор тогда разрешил Минерве на все лето остаться в Хогвартсе, дабы она выполнила задуманное под присмотром наставника.

По прошествии самого странного и длинного месяца в её жизни Минерва вынула изо рта надоевший до чертиков лист и поместила его в небольшой, наполненный ее собственной слюной, хрустальный фиал, который затем поставила под прямой лунный свет. В сосуд также были добавлены ее собственный волос, куколка бабочки «мертвая голова» и роса, тщательно собранная в серебряную чайную ложку. С последним ингредиентом Минерва изрядно намучилась, ведь пришлось искать не какую попало росу, а такую, которую в течение последних семи дней не касались ни солнечный свет, ни человеческие ноги. «А никто и не обещал, что будет легко!» — с иронией прокомментировал Дамблдор, велел поместить получившуюся смесь в тихое тёмное место и дал Минерве строгий наказ до ближайшей грозы даже не приближаться к фиалу с заготовкой.

Тогда-то и началось самое тягостное — длительное ожидание. Ведь ждать грозу можно было как несколько недель, так и несколько месяцев и даже лет. А, как известно, нет ничего тягостнее, чем ждать и догонять. При этом все время ожидания требовалось на восходе и на закате изо дня в день повторять заклинание Амато Анимо Анимато Анимагус, поместив кончик волшебной палочки напротив сердца — много дней подряд вместе с молитвами Минерва выполняла данную магическую процедуру. А как же велико оказалось искушение пойти и выяснить, что же творится с зельем! Но было нельзя. Именно тогда Минерва в полной мере ощутила силу слова «нельзя» — крепчайший блок, непробиваемая стена, если ты желал добиться своего.

В день, когда разразилась гроза, Минерва уже и позабыла о фиале с зельем. Зачастую желаемое получаешь тогда, когда о нем уже и думать перестаешь. Однако час, когда прогремел первый весенний гром, Минерва запомнила навсегда. Она в тот год тщательно отслеживала прогнозы погоды, и ею овладевало едкое чувство досады всякий раз, когда синоптики предсказывали исключительно ясную погоду и отсутствие дождя.

В тот знаменательный день у Минервы появилось совершенно особое предчувствие, совсем как сегодня. Она тогда нутром почуяла, что время пришло, настал момент, когда должна была произойти желанная трансформация. Ее сердце бешено стучало за себя — человека, а также за то животное, в которое ей предстояло превратиться.

Сейчас же запыхавшаяся Минерва уже добралась до места, откуда она пыталась совершать полеты без метлы. Неужели снова пришло время, настал нужный момент, совсем как два года назад? Тогда над Хогвартсом стянулись тучи, предвещавшие обильный дождь, сейчас же небо было заполнено легкими облаками, однако воздух всё равно казался наэлектризованным, как бывает перед грозой.

Два года назад Минерва извлекла на свет сосуд с зельем, приобретшим к этому времени кроваво-красный цвет. Все как по инструкции. Сейчас же Минерва взглянула на небо, которое окрасилось в красный цвет. Багряное небо и зелье цвета граната… Как много сходств у прошлого и настоящего! Когда-то при виде правильно приготовленного анимагического зелья Минерва испытала ликование. А что она испытывала сейчас?

На четвертом курсе Минерва тщательно изучала теорию анимагии, на пятом — ожидала чуда и одновременно училась терпению, на шестом — доводила до ума свою анимагическую форму, а к концу седьмого — стала зарегистрированным анимагом. Четыре года упорного труда. А тут и года не прошло с тех пор, как она взялась осваивать полеты без метлы. Все так стремительно происходило! Ее нынешний учитель нетерпелив, жёсток и требователен. Он и похож, и не похож на Дамблдора.

Минерве вспомнилось, как весной пятьдесят второго года вся мокрая от дождя она дрожащей рукой поднесла ко рту заветный хрустальный фиал и, проговаривая про себя заклинания, осушила его до дна. От великого мига превращения в животное ее отделяли считанные минуты…

Теперь же Минерва извлекла из кармана мантии аккуратно сложенный платочек Риддла, что всегда у нее был при себе. Поднесла к лицу платок и вдохнула исходивший от него тонкий, едва уловимый аромат розы. Этот пленительный аромат еще явственнее напомнил ей о вчерашнем.

Минерва воспарила к самым верхушкам молодых деревьев. Аромат розы обволакивал, волновал, заставлял трепетать. Сейчас она, верно, упадет…

В голове зазвучало «Аллилуйя», повторяемое голосами хогсмидских ребятишек. Самое трогательное исполнение ее любимого религиозного гимна принадлежало детям и Тому Риддлу.

К глазам подступили слезы, все вокруг поплыло, и когда ей казалось, что она вот-вот рухнет на землю, перед ней возник Том Риддл из ее снов. Совсем юный и неискушенный. Он протянул ей руку, на его губах при этом играла лучезарная улыбка. Риддл манил к себе, его глаза словно говорили: «Давай, не бойся, ты сможешь, я рядом!» И Минерва сделала робкий шаг вперед. Зажмурилась, представив, что прямо сейчас полетит вниз. Но падения не произошло. Минерва разомкнула глаза и обнаружила, что по-прежнему висит в воздухе. Она взглянула на Риддла, ее глаза широко раскрылись от удивления. Риддл ободрительно кивнул ей и снова поманил к себе. Минерва сделала еще один шаг и не упала.

Она медленно ступала по воздуху и ощущала себя ребенком, делающим свои первые шаги. Ребенком, верящим, что у него все получится. За плечами словно выросли крылья, не такие ненадежные, как у Икара, а настоящие, как у птицы, крылья, которые мог даровать своему созданию только Всевышний. Минерва не летала сейчас столь уверенно и свободно, как Риддл, чей полет был подобен порыву сильнейшего ветра. Пока у нее выходили лишь первые шаги по воздуху, но они удавались! Взрослое и рациональное в ней отступило, сдерживавшие блоки рассыпались, появилась вера в то, что все получится, что на свете нет ничего невозможного.

Когда Минерва спустилась на землю, то стояла несколько минут, закрыв глаза, прижав к груди руки, и часто дышала. И почему только воздуха стало так мало?

Иосиф Купертинский, воспаряя к небесам, благоговел перед Богом и Девой Марией, она же благоговела…

Впервые путь до замка Минерва преодолела очень быстро и незаметно для самой себя — необъяснимое чувство тревоги гнало ее в родные каменные стены. Минерва бежала от нахлынувших чувств, от правды, которой она боялась взглянуть в глаза, бежала от самой себя. Горестное осознание охватило все ее существо и направляло Минерву в то тайное место в Хогвартсе, где можно было получить ответ на самый страшный на данный момент вопрос.

Чувство религиозного трепета? Да ведь она его испытала и даже не заметила этого. Минерва испытала его в тот миг, когда слушала религиозный гимн в исполнении счастливых детей. А к поющему Риддлу она тогда прониклась щемящей жалостью. Все вместе создало невероятный коктейль, то самое сильное впечатление, что требовалось для движения во время полета.

В замке Минерва постаралась не привлекать всеобщее внимание, отмахивалась от школьников, говоря им, что у нее срочные дела. Ей впервые стало невмоготу отвечать на вопросы, а ученикам, как назло, именно сейчас требовалось что-либо у нее уточнить. Впервые должность старосты показалась Минерве обременительной. Сейчас ей просто необходимо было остаться наедине с собой.

Добравшись до нужной комнаты, она замедлила шаг. Прежде Минерва старалась не заходить в эту комнату, дабы не впасть в искушение и не воспользоваться тем, что там хранилось. Теперь же она в нерешительности взялась за скользкую дверную ручку, чувствуя себя при этом женой Синей Бороды, которая решила нарушить запрет супруга.

Внутри помещение, почти наполовину заставленное старой мебелью, уже погрузилось в полумрак. Минерва зажгла свет на кончике палочки. У самой дальней стены обнаружилось огромное зеркало в золотой раме, украшенной орнаментом. На верхней части рамы была выгравирована надпись: «Я показываю не твоё лицо, но желание твоего сердца».

Зеркало Еиналеж давным-давно было привезено одним преподавателем из путешествия. Некогда созданное не то в шутку, не то с дурными намерениями, оно имело свойство показывать смотрящему в него человеку самые глубокие и невероятные желания его сердца. Те, о которых смотрящий мог и не подозревать или же боялся о них даже помыслить.

Узнав об этом старинном зеркале несколько лет назад, Минерва решила, что вряд ли когда-либо даже близко к нему подойдет. А зачем? Она хорошо знала себя и свои желания, много лет Минерва самой себе казалась открытой, давно прочитанной книгой. Загадочный артефакт также мало ее интересовал, как и мутный предмет прорицания с его разнообразными гаданиями, которые Минерва считала чепухой. Однако же она продолжала помнить о Еиналеж, а в последние месяцы, проходя мимо кабинета с зеркалом, отчего-то в практически суеверном страхе ускоряла шаг. Старалась поменьше думать о диковинном артефакте, а комнату с ним мысленно запирала на множество замков.

Но вот она здесь, момент истины настал. Нужно взглянуть правде в глаза, какой бы жестокой та не оказалась. Минерва ступила к зеркалу, осветила его сиянием от палочки и взглянула в него. Хотелось увидеть в отражении что угодно, любое сумасбродное желание, хоть сидящую себя в кресле директора Хогвартса. И только одно желание она отчаянно гнала от себя и очень надеялась не увидеть его в зеркале.

Вначале Минерва разглядела в отражении только себя и хотела уже было вздохнуть с облегчением, но тут в темной глубине зеркала начал прорисовываться силуэт. Темный силуэт высокого стройного юноши. Одет молодой человек был в длинную школьную мантию, тщательно выглаженную белоснежную рубашку, на шее его был туго повязан серебристо-зеленый галстук. У парня были точеные черты лица и черные глаза, напоминавшие омуты. В отражении рядом с испуганной и побледневшей Минервой вырисовался Том Риддл. Два самых ответственных старосты, два лучших ученика школы. Один — из страшного военного прошлого, а другая — из непростого послевоенного настоящего. Парень и девушка, которые, наверное, и не должны были встретиться, но по воле судьбы встретились.

Минерва тяжело сглотнула. Теперь можно было быть полностью откровенной с самой собой: все последние месяцы она боялась увидеть перед собой в зеркале Еиналеж именно этого юношу. Вот почему она так опасалась этой комнаты и этого артефакта. Минерва моргнула в надежде, что образ Риддла растает, как дым, и увиденное окажется лишь обманом зрения. Но красивый слизеринский староста так никуда и не делся, он продолжал с несколько ироничным выражением на лице рассматривать ее и словно желал что-то спросить.

И тут Минерва быстро потушила свет на кончике палочки и бросилась к выходу. Она громко захлопнула за собой дверь и прямиком устремилась в ближайший пустой класс, которым оказался кабинет древних рун.

Войдя в класс, Минерва подошла к шкафу с книгами и взяла в руки первый попавшийся фолиант. Открыла его на середине и всмотрелась в затейливые мелкие значки, которыми были испещрены страницы. Впервые руны показались ей китайской грамотой, ни слова не удавалось разобрать из написанного. Руны перед глазами начали расплываться.

Тяжелый фолиант выскользнул из рук и с грохотом упал на пол. Минерва же прислонилась спиной к стенке шкафа и медленно сползла вниз. Сидя на полу, она сжала пальцами ткань мантии, по ее щеке скользнула слеза. Затем еще одна. Минерва, будучи не в силах более сдерживаться, горько заплакала.

Еще никогда ей не становилось так тоскливо на душе, как сейчас. На сердце словно лег тяжелый камень. Минерва, всхлипывая, принялась лихорадочно прокручивать в голове все, что происходило с ней за последние месяцы. Вспоминала все события, отчаянно пытаясь выхватить из их нескончаемого потока тот роковой момент…

Минерва пыталась понять, в какой момент полюбила Тома Риддла. Однако все лишь еще больше путалось у нее в голове. Сегодня, когда она научилась ходить по воздуху? Или когда Риддл подарил ее матери цветы? А может, когда сказал Миртл, что не намерен оставаться в Хогвартсе? Всемогущий Мерлин, когда это произошло? В какой момент в ее душе заронилось зернышко любви, которое постепенно проросло в запретное чувство, заполнившее сейчас все ее существо? Мама оказалась права, когда сказала, что Минерва по уши влюблена, но не желает признаться себе в этом. Больше было невозможно обманывать саму себя.

Наверное, Риддл околдовал ее, и ему для этого даже не понадобилась Амортенция. Как она это допустила? А ведь еще в начале учебного года у нее хватило глупости осудить Августу за романтический интерес к учителю. Впрочем, чему теперь удивляться? Разве так сложно было Риддлу добиться расположения какой угодно студентки? Взрослый, сильный, талантливый волшебник. Блистательный молодой мужчина, наверняка искушенный в искусстве обольщения. Что ему стоило вскружить голову юной неопытной девушке? Риддлу определенно было чем ее, Минерву, заинтересовать. Он был красив и обаятелен — этого оказалось достаточно, чтобы привлечь и пленить ее, поймать в свои сети подобно пауку.

Зачем она только вступила с ним в плотное общение? Почему соглашалась на все новые и новые встречи? Как пропустила опасный момент и позволила себе увлечься? Почему сейчас она вся в слезах, а ее сердце наполнено щемящей тоской? Вспоминался каждый жест Риддла, каждое его прикосновение — все это прожигало её изнутри. Хотелось пойти и принять ледяной душ, смыть с кожи его прикосновения, стереть из памяти их разговоры. Безумно хотелось забыть дискуссии о бессмертии, забросить уроки полетов, больше никогда не подниматься в воздух даже на метле. И никогда более не видеть Риддла, вычеркнуть его из своей жизни. Вырвать из сердца зародившуюся любовь.

«Любовь — это великий дар небес!» — раньше эти отцовские слова воспринимались лишь как прекрасное изречение. Сейчас же они отозвались в сердце ноющей болью. Произошедшее с ней выглядело скорее как проклятие, а не дар небес. Первая любовь — это всегда так больно? Нет, то, наверное, не любовь, а искушение дьявола.

От отчаяния и рыданий у Минервы нестерпимо разболелась голова. Она осознавала, что сейчас кто угодно может войти в класс и застать ее в столь ужасном состоянии. Растерянная, беззащитная, горько плачущая староста — такой ее еще никто ни разу не видел. Минерва сама не ожидала от себя такого.

А ведь ей просто нравилось быть рядом с Риддлом, беседовать с ним, спорить, видеть его улыбку. Дорого же она заплатила за месяцы всепоглощающего общения с самым строгим и загадочным преподавателем Хогвартса. И поделом!