Черный плащ, укрывший золотые листья

      Сьюзен Певенси жёстко стиснула зубы, заставляя себя встать с кровати рывком. Вопреки своему желанию, тело послушно отреагировало через «не хочу» — так, как его учили на занятиях в полицейской академии. Сью сейчас действовала практически на автомате — умыться, одеться, начать варить кофе и готовить нехитрый завтрак: с чем-то сложным заморачиваться не было ни времени, ни сил.       Всё нормально. Нормально. За окном уже разгорался день, как всегда тёплый — Новый Орлеан, в котором она жила с того самого дня, как переехала в Америку, резко контрастировал по климату с Туманным Альбионом. В это время года тепло и солнечно. Птички местные поют. Главное не думать сейчас. Не думать о том, какой сегодня день. Не помнить, какие события в этот день произошли годы назад. Не вспоминать о сошедшем с рельс поезде.       Молодая женщина молча роняла слëзы в умывальник. Не думать и не вспоминать не получалось. Как же хорошо, что подчинённые сейчас не видят…       Подумать только! А ведь когда-то она просыпалась и даже могла улыбаться новому дню. Слегка злилась в шутку, слыша раздражающие звуки снизу, из кухни, где Эдмунд собирал себе свои любимые бутерброды в колледж. Питер, как всегда, любым перекусам предпочитал основательный завтрак по-английски. Он не изменял своим привычкам — ни после возвращения с Войны, на финальный этап которой он отправился после… после того, как повзрослел. Ни дальше — когда вся семья перебралась в Штаты. Люси обычно мучилась с непослушными волосами и временами просила сестру сделать какую-то интересную прическу, благо у Сью с причёсками получалось хорошо.       Собираясь на работу, Сьюзен раз за разом ловила себя на осознании того, что её мысли распадаются. Заменяются бесконечными воспоминаниями, событиями, что с ней произошли. Лица мелькали перед глазами бесконечным калейдоскопом. Иногда их было сложно собрать воедино, связать обратно в клубок, и она терялась в собственных мыслях, словно бы у жемчужного ожерелья порвалась скрепляющая нитка. Она и сама была… жемчужиной, опавшей с нити.       Бывшая королева зло хлопнула дверью и со злостью запихнула ключ в карман сержантской формы.       Она никогда не была святой простотой и маленьким ангелочком, как Люси. Несмотря на то, что когда-то носила титул Великодушной. Великодушие и милосердие можно проявлять лишь тогда, когда в полной мере осознаешь тяжесть ситуации или вины.       Будучи Великодушной, Сью, пусть и не всегда и не во всём, была ещё и Разумной. Тогда, в первый раз, когда их, Королей и Королев, правивших Нарнией двадцать лет, выкинули из Золотого Леса, как старые, уже не нужные игрушки — она постаралась это принять. Попыталась понять то, почему их святой бог, Аслан, в лучах света которого когда-то купалась и она, допустил подобное. За что их наказал, обрекая на такое испытание.        Постаралась, будучи взрослой женщиной, знавшей любовь и страсть, привыкнуть заново к телу подростка, заодно успокаивая Питера — старшему Певенси тогда приходилось тяжелее всего. Душа Верховного Короля не желала мириться с тюрьмой в виде его нынешнего облика. «Разве вам не противно, когда с вами, как с детьми?» Питер с нынешним положением мириться не желал, всей душой стремясь вернуться к своей стране, что он служил двадцать лет, к своему детищу. Сьюзен, несмотря на то, что тоже испытывала боль и жёсткий диссонанс от разницы разума и тела, пыталась ему помочь — как сама умела.       А затем было второе путешествие, столь потаëнно желанное — и столь же горькое, хлëсткой пощёчиной разбившее вдребезги последние представления о волшебной сказке. Нарния, их Нарния, их прекрасное королевство Золотого Века — изувеченная, поруганная, разрушенная, — подобно Кэр Паравалю, руины которого они обыскали в самом начале. Нарния, что предстала перед ними совсем иной страной под гнётом завоевателей — тысячу лет спустя, когда прах Бобров, Тумнуса, О’рея давно уже разметал ветер.       Отчаянная попытка Питера всё исправить, обернувшаяся катастрофой, едкий сарказм Эдмунда, призванный прикрыть боль, неистребимая вера Люси в Льва, что сейчас, после увиденного, вызывала лишь раздражение. Победа, одержанная чудом — Аслан не изменял своим привычкам, придя на помощь в самый последний момент. Робкая, призрачная надежда на возвращение их мира. Той самой Нарнии. Манящий взгляд тёмных глаз Каспиана и его жаркие объятия — её собственная ошибка, когда Сьюзен потеряла голову, на мгновение забыв о том, что перед ней потомок завоевателей и узурпаторов, виновных в гибели их страны, выкинув из головы, что один раз через это разочарование уже прошла…       Реальность отрезвляюще вылила на четвёрку ушат ледяной воды, когда сломанные игрушки забросили в чулан во второй раз. Броская фраза — «Кто хоть день правил Нарнией — тот навсегда король или королева» — оказалась не более, чем красивым лозунгом, что развеял вихрь.       Питера это сломало — настолько, что, умело подделав паспорт, он отправился на войну, желая хоть как-то примириться с окружающим его миром. Почувствовать себя тем, кем он являлся на самом деле — воином и защитником. Даже, как она узнала лишь годы после, сопоставив факты из газет и награды из его шкатулки — участвовал в той самой высадке в Нормандии. А им-то с Люси нагло врал, что попадал в на удивление тихие места фронта!       Эд пытался убежать на фронт вслед за братом. Не вышло. Эд злился, язвил, топя собственное бессилие в сарказме. А после третьего, последнего путешествия в Нарнию, после истории с Покорителем Зари — стал ещё более молчаливым, саркастичным и замкнутым, с головой уйдя в учёбу и юриспруденцию, желая со временем стать судьей. Сью его понимала.       А Люси… Люси оказалась необучаема, по-прежнему готовая часами вспоминать о Нарнии и Аслане, несмотря на то, что их уже трижды использовали в качестве половой тряпки.       Что до Сьюзен — девушка тогда твёрдо для себя решила. Хватит… да. Хватит. Больше никакого Аслана. Никакой Нарнии. Никаких сказок. Довольно. Она более не даст использовать себя в очередной игре с непонятными ставками, чтобы потом вновь оказаться выкинутой на обочину. Раз Лев заявил, что она стала «слишком взрослой» — как будто она такой не была после первого возвращения! — так тому и быть. Отныне воспоминания о Нарнии не более, чем память о играх, которыми братья и сëстры Певенси развлекали себя в детстве, ещё в замке Профессора.        Если бы Сью тогда знала, что будет дальше. Какую цену она заплатит за кратковременный душевный покой! Если бы только знала…       Учёба. Красивая одежда, изыски моды и приёмы. Поклонники и свидания. Разногласия с семьёй — Люси смотрела возмущённо, не в силах принять то, что Сьюзен от Нарнии отреклась.       Питер взирал с молчаливым сожалением — и всеми силами старшего брата старался сгладить любой нарастающий в семье конфликт, а таких в последнее время было много. Несмотря на то, что правда о Нарнии причиняла ему боль, Верховный Король не мог забыть свою страну. Но и Сью винить не мог.       Эдмунд… Эдмунд молчал. Но, кажется, понимал. Впрочем, неудивительно. Справедливый, Верховный Судья Нарнии, сам в своё время её предавший и искупивший вину кровью, всегда тонко чувствовал мотивы как жертвы, так и виновного. А Сьюзен была и тем, и тем. Королева без королевства, отрëкшаяся. Отступница.       А затем был злополучный поезд, сошедший с рельс. Старшая сестра, оказавшаяся одной из нескольких чудом выживших после взрыва. И опознание тел — как обязанность единственной родственницы.       Певенси тяжело опëрлась на стену дома — буквально в нескольких метрах от уже ставшего родным полицейского участка. Её душило, ей было сложно дышать. Проклятие, увидят же — не оберëшься потом вопросов…       Не видеть. Не видеть. Не видеть оторванного запястья Люси, окровавленных золотых волос Питера, обгоревшей кожи Эда, мёртвых родителей…       В учебниках по истории еретиков, отступников от веры, язычников — наказывают. Она ощутила это на своей шкуре, оставшись одна в мире — единственная из всей семьи, кто выжила там, где выжить было почти невозможно. Словно проклятая бессмертием.       Верных себе Аслан забрал к себе, её же… отступникам нет места в волшебной стране Великого Льва.       Бледная, но довольно умело скрывающая своё состояние, молодая женщина вошла под крышу участка. Не думать. Её работу никто за неё не сделает.       Она годы старалась топить эту боль в самых разных водах.       В учёбе, что потеряла смысл после смерти семьи.       В отношениях, что не могли принести тепла — никто из живших в её родном мире не мог затмить ни прекрасных нарнийских или орландских рыцарей Золотого Века, ни взгляда, каким смотрел на бывшую королеву молодой тельмарин.       Затем в работе, на которую последняя из четвёрки накинулась с остервенением, точно голодная львица — на кусок мяса. Питер и Эдмунд удивились бы, увидев свою прилежную сестру в полицейской форме. Сьюзен начала это ради них. Братья всегда были стражами порядка и справедливости. Прошла обучение с отличием и сдала все экзамены — Великодушная по-прежнему била без промаха, несмотря на то, что в её руках был теперь «Кольт», а не верный лук с алооперенными стрелами. Прилежная, хладнокровная и отдающаяся работе до конца, со временем Певенси получила сержантские нашивки.       Однако её боли это не исцелило ни на йоту. Отступница по-прежнему оставалась вдали от семьи. В одиночестве, словно утлая лодчонка в мире, где никому не была нужна.       Даже умереть — как и подобает королеве, хоть и бывшей — в бою, пусть даже это будет бой с преступным элементом — не получалось. А кончать с собой… нет. Сьюзен не настолько не уважала себя, чтобы проявить подобную слабость.       Казалось, что Аслан перекрыл ей дорогу, закрыл двери, отрезал путь не только в Нарнию — в загробный мир. Словно Лев не хотел пускать её в Нарнию, в свою Страну, а Питер — там, за гранью смерти — встал грудью, не допуская даже мысли о том, чтобы сестра оказалась у Таш и познала муки. Или Эдмунд. Хотя скорее всё же Пит. Он всегда был рядом, когда было больно. Он всегда интересовался её самочувствием, он всегда думал наперёд.       А в итоге, она снова встречает злополучный день, когда их поезд сошёл с рельс, в абсолютном одиночестве.       Сьюзен мысленно засмеялась, протяжно и горько — от злой иронии ситуации: рай был ей закрыт, а в ад её рыцарские братья скорее сойдут сами, чем её пустят. И придётся ей висеть между небом землёй, пока Аслану это не надоест. Удушающий мысленный смех всё острее пробирался — уже в горло и лёгкие. Всё громче и ужаснее звучал в голове. Всё неотвратимее были удушающие приступы хохота, всё безумнее были смешки.       В тот злополучный день и последующую за ним ночь казалось, что её молитвы о смерти наконец были услышаны. Во время взятия местной базы подпольного наркокартеля Сью, что вела свой отряд на штурм, подстрелили. Даже бронежилет не спас от крупного калибра.       В ночи закричали совы, вторя демоническому смеху отвергнутой, несчастной, истерзанной души, лежавшей на полу, что наконец, казалось, обретала долгожданную свободу. Сознание плавно уходило за какую-то грань, паря в туманной дымке, и Сьюзен уже мысленно надеялась, что вот… вот он — её проход в Нарнию, в страну Аслана. К Питеру, к Эдмунду, к Люси.

***

      — Две ампулы, она просыпается! — услышала Сьюзен громкий оклик над собой, — Пульс ровный, дыхание… — сознание снова уплыло куда-то даже прежде, чем Певенси успела понять, где она находилась.        Окончательно очнулась Великодушная в больничной палате с ощущением иглы в руке. А когда поняла, где очнулась — со злости скрипнула зубами, закрыв глаза заново и мысленно ругаясь.       Смерть снова обошла отступницу стороной, будто почуяв незримое клеймо Льва. Словно кто-то очень умело закрыл бывшей королеве Нарнии все дороги к смерти.       В этот момент пришло чёткое ощущение: даже если она окончательно потеряла бы гордость и попыталась свести счёты с жизнью — верёвка окажется гнилой, акула глухой, а машинист поезда остановится в самый последний момент.        Да бородки-сковородки! Или как там в своё время говорил старина Трампик?       Сью едва слышно застонала сквозь зубы, откинувшись на подушки.       — Сьюзен? Сержант? — послышался знакомый голос, заставивший девушку вновь открыть глаза и увидеть перед собой чуть взволнованное лицо детектива Лауры Ортис, своего заместителя. Та сидела около её постели, внимательно наблюдая за состоянием начальства. — Хвала Лоа, ты очнулась.       — Здравствуй, Лаура, — Певенси слегка улыбнулась, попытавшись махнуть рукой, но не вышло — слабость накатила волной. Ортис была латиноамериканских корней, смуглая, темпераментная и открытая. И не особенно скрывавшая то, что исповедует религию вуду, весьма распространённую в Новом Орлеане. Впрочем, не ей что-то говорить о чужой вере. Её собственное божество от отступницы отвернулось. — Не знаю насчёт Лоа, но жить, похоже, буду. Не в первый раз ранят, в конце концов.       «И, видимо, не в последний».       Детектив серьёзно, без всякой тени улыбки, что была на её лице несколько мгновений назад, посмотрела в глаза сержанту полиции. Казалось — с пониманием.       — Ты была без сознания четыре дня, — просто начала она. — Я старалась заходить каждый день, после работы. Остальные ребята тоже пару раз заходили, но они не заставали твои кошмары. Ты множество раз металась во сне, звала кого-то по именам.       Лаура отвела взгляд, после чего заговорила, словно рассуждая.       — Питер. Эдмунд. Люси. Что-то про крушение поезда. Ты за время нашей с тобой работы пару раз упоминала, что выжила в железнодорожной катастрофе на пути «Атланта — Новый Орлеан» восемь лет назад. Пришлось немного покопаться в архивах и подшивках газет, сопоставить факты. Тебе снились кошмары о семье? — и, словно видя, как изменилось лицо девушки, Ортис отрицательно покачала головой. — Никто из наших не в курсе, и раз ты предпочитаешь это скрывать, я никому не скажу. Однако, если ты захочешь поговорить, я всегда к твоим услугам. Я обязана тебе своей службой и карьерой — и всегда буду тебе благодарна.       — Спасибо, Лаура, — измученный смех Сьюзен был похож на хрип. — Но я не думаю, что человек сможет мне сейчас помочь. Прости, пожалуйста. Я… Я иногда чувствую, как будто кто-то могущественный перекрыл мне все пути. И я не знаю, что с этим делать.       — Перекрыл дороги, значит… — смуглянка словно бы задумалась на мгновение, переводя взгляд с коллеги и обратно, на висящий на шее, как знала Сью, охранный амулет, который теребила сейчас в руках. — Но пути можно открыть обратно. Ладно, — Лаура, словно решившись, протянула сержанту адрес. — Кажется, я знаю того, кто сможет тебе помочь. С чем не способен справиться человек — справится Лоа.       — Думаешь? — Певенси сомнением взглянула на протянутый адрес, прежде чем, скорее из вежливости, чем от уверенности, взяла бумагу. А с другой стороны, что она теряла? Тем более здесь, в Луизиане, где она давно уже свыклась с местными поверьями. — Я… хотя ладно, ты сама Лоа упоминаешь. Разве можно открыть пути, перекрытые могущественным богом?       — Что закрыл один, может открыть другой. В мире есть множество духов, хороших и плохих. Тот, кто может помочь тебе… — Лаура запнулась на мгновение. — Гарантий, что он поможет, у меня, конечно, нет. Он ничего не обещает, но явится на зов, если зов этот будет искренен и силён. А дальше — дело уже за тобой. Сейчас тебе лучше поправляться.       Уже потом, засыпая ночью, Сьюзен обнаружила у себя под подушкой защитный амулет — такой же, который носила латиноамериканка на шее.

***

      И что заставило Певенси пойти по тому адресу, когда она выздоровела — вечером, в потихоньку собирающийся дождь, что предшествовал влажной луизианской зиме? Наверное, осознание, что вряд ли она ещё где-то сможет найти помощь. А быть может — избыток свободного времени, проведённого вне работы, наедине со своими мыслями, что пожирали девушку заживо. А гасить их расследованием очередного дела было невозможно. По окончанию постельного режима Сьюзен была готова цепляться за единственную соломинку что у нее была. А вдруг Лаура была права, и один из духов, которым она поклонялась, мог помочь? Ведь если существовали Аслан и Таш — быть может, в их мире был и еще кто-то?       Дом, что располагался по адресу, выглядел весьма зажиточно. И не скажешь, что здесь колдунья живет. Однако Сьюзен почувствовала силу, едва подойдя ближе. Крайне могущественную силу, тянувшую ее в определенном направлении. Словно что-то звало ее внутрь дома. И Певенси поневоле вздрогнула — слишком уж эти ощущения были похожи на предшествующие очередному прыжку в Нарнию. Но если тогда воля Аслана (а кого еще?) ощущалась как бьющий в спину ветер, то здесь… На плечи молодой женщины словно накинули плотный, тяжелый бархатный плащ, после чего — мягко, но непреклонно взяли за плечо и повели.       Открыла ей женщина лет сорока. Черную кожу на лице испещряла сеть шрамов, что умело были скрыты вуалью на шляпе. Но наблюдательный взгляд сержанта полиции распознал. Одета колдунья была весьма презентабельно, а исходящий от неё запах специй и благовоний располагал к разговору.       — Здравствуй, потерянное дитя Золотого Леса, — первым же приветствием хозяйка дома выбила почву из-под ног, так, что Сьюзен слегка пошатнулась. — Не падай в дверях только. Проходи. Лаура говорила, что ты можешь прийти, и я ждала. Пальто можешь повесить справа.       Как в тумане, Певенси вошла внутрь, осматриваясь. Внутри дома не было кричащей роскоши, но чувствовалась монументальность, присущая многим домам Старого Юга. Темное дерево, тяжелые бархатные шторы, запах благовоний.       — Откуда? — Великодушная не могла не задать вопрос, когда была властно усажена в глубокое кресло напротив ведьмы, а рядом была чашка с травяным чаем.       — Пришла к жрице Лоа — и спрашиваешь, откуда она что-то знает, — хмыкнула негритянка, отпивая из своей чашки. — Трудно, знаешь ли, не заметить, когда в твоём родном городе годы назад поселяются четверо, несущие на себе метку Заморского Льва.       — Вы знаете про Аслана? — глаза Сьюзен расширились. Девушка подалась вперед, вглядываясь в полуприкрытое вуалью лицо. Сердце понеслось вскачь кентаврским галопом.       — Знаю, но не зову его в гости. Я служу иной силе, и сила эта не является другом Льву, пусть и врагами их тоже не назвать, — колдунья повела пальцами, словно пристально изучая кончики ногтей. — Многие из тех, что практикуют искусство, наблюдали за вами с вашего переезда в Луизиану. Но вы никого не трогали, не пытались лезть в наши дела, не несли слово Заморского Льва в этом мире. Замкнулись в себе, в тоске по землям, что лежат за гранью. А потом твоих братьев и сестру призвали к себе — и ты осталась совсем одна, с разделенным пополам сердцем. Одна половина — еще живет на нашей земле, пытается забыться. Другая — блуждает и тянется к семье, что ушла навеки.       Жрица подняла взгляд на бледнеющую собеседницу, которую читала, словно раскрытую книгу.        — И вот, наконец, ты здесь — в надежде, что запертые дороги можно будет открыть вновь.       — Вы можете сделать это?       — Я? Я не дух и не бог, дитя, — ведьма чуть фыркнула. Глаза женщины весело блеснули. — Но я могу научить тебя, как позвать того, кто может. Обычно все происходит наоборот, эти самые дороги Он, — черные пальцы поставили в центр стола небольшую эбеновую фигурку, что изображала мужчину в черном плаще. Неизвестный застыл со шпагой в руке в явно агрессивной позе. — Закрывает, налагая проклятия и мстя за своих последователей. Но тот, кто закрывает, может и открыть. Я научу тебя, если конечно, — колдунья пристально, пронизывающе посмотрела на Сьюзен. — Твой дух еще силен, а желание искренне. Предупреждаю. Если это не так — и пытаться не стоит. Духи, а Он — в особенности, не терпят тех, кто отступается на полпути.       — Я готова. Научи меня, — Великодушная сжала пальцы в кулаки, с вызовом смотря на хозяйку дома. Отступаться? Идти назад, в лучшем случае — к коллегам в полицейский участок, отвлекать разум работой, а в худшем — в пустую квартиру? В тот момент, когда, наконец появился проблеск надежды? Никогда.

***

      — Приди же, тот, кто ходит по ночам, и рвёт оковы снов. Приди, ты, кто повелевает перекрёстками и владеет ключами от всех дорог. Приди, о Друг Луны, Отец Колдуний. Приди — и помоги мне! Ты, кто может открыть дорогу в Нарнию, я знаю, ты сможешь! Приди же, молю тебя!       Сьюзен нанесла углём последний знак, окропив его собственной кровью, после чего обессилено опустилась в кресло. На столике рядом располагался графин ямайского рома и раскрытый портсигар — как сказала Изабелла, её наставница, звать гостя просто так было бы невежливым. Интересные у духа вкусы…       Полночь. Домик на перекрёстке — не тот, где жила колдунья, но тот, что явно использовался для ритуалов. И она, молящая о чуде.       — Приди, прошу, — шептала Сьюзен, и слёзы, горькие горячие слёзы катились по её щекам, пока она творила заклинание. Ей нечего уже было терять. Странная колдунья, что знала слишком много из того, что не мог знать обычный человек, и её незримый господин оставались последней надеждой.       Повеял ветер: тёплый, терпкий, пахнущий ромом и табаком, и дверь в скромный домик, что выделила ей ведьма, отворилась сама собой.       Изначально Певенси не увидела никого. Лишь клубок пляшущих теней, что танцевали на освящённом светом свечей полу. Только затем, мгновение спустя, тени соткались в человеческую фигуру. Золотые яркие глаза, угольные волосы, ровная походка и пружинистый шаг. Инкрустированная серебром трость — в левой руке, не в правой.       Незнакомец по-хозяйски повёл пальцами, и со столика в них сама прыгнула кубинская сигара, на лету вспыхнув огоньком. От запаха сигары, хоть он и был приятен, некурящей Сьюзен захотелось закашляться. На плечах мужчины был тяжёлый плащ, сшитый из явно дорогой чёрной ткани, неизвестной Великодушной.       — Ты звала меня, дитя. Я пришёл, — звучный баритон незнакомца был тягуч, он ложился вибрациями в тишину ночи, свивался кольцами подобно змее. За окном в ночной тьме пронзительно закричали совы.       — Ты…       — Что тебе в моём имени? — иронично смотрели золотые глаза, что одновременно пугали и притягивали взгляд, внушали опасность и надежду. — Вопреки заблуждениям людей, имена не имеют никакой силы и не дают власти над их обладателем. Что тебе до имени, молодая колдунья? Их много. Некоторые ты знаешь и сама — Транка Руас, Да Капа Прета. Есть и другие. А моё истинное имя в этом мире забыто уже давно, — сигара вспыхнула чуть ярче, и свет её отразился в пугающих глазах гостя. — Ты позвала меня, и я пришёл. Я слушаю, — мужчина отодвинул кресло, опускаясь в него и затягиваясь сигарой. После тирады он замолчал. Лишь выжидательно смотрело расплавленное золото, ожидая исповеди, да насмешливо плескались в нём огоньки озорства и не высказанного смеха. Словно дух уже заранее знал, что просительница расскажет. Могло ли это быть так? Она не знала.       — Я… — Сьюзен даже не знала, с чего ей вообще начинать. С истории про Нарнию? С Аслана? — Нас было четверо. Нас всегда было четверо, два брата и две сестры. Питер, я — Сьюзен, Эдмунд и Люси, — Певенси начала свой рассказ и мысленно поражалась тому, насколько внимательно и молчаливо слушает её божество, словно ему, видевшему тысячи жизней и судеб каждый день, действительно было интересно выслушать её рассказ о её злоключениях. Всех, от платяного шкафа, возвращения в тело девочки и попытки с этим смириться, до злополучного перрона, на котором она, чудом (или проклятием?) выжившая, вынуждена была опознавать тела родных.        — Узнаю почерк облезлого кота, — мрачно усмехнулась Тьма, вновь затягиваясь сигарой. Графин, в котором находился ром, сам собой поднялся со стола, разлившись по бокалам, соткавшимся из воздуха. Один из них плавно отлетел в руку Великодушной. Та благодарно, хоть и измученно, кивнула, пробуя напиток на вкус. Горло обожгло, разливая приятное, согревающее тепло по телу. — Этот светлый львёнок среди божеств давно известен своим отношением к собственным вассалам. Глупое расточительство, — золотые искрящиеся глаза закатились в смешке.       — Нет, он… — возразила было Сьюзен. Скорее рефлекторно, чем осознанно. Словно, несмотря на всё произошедшее, пыталась защитить то немногое, что у неё оставалось от наивной веры в старую страну Золотого Леса. Словно стараясь защитить те годы сожалений и раскаяния, что она прожила, будучи стражем порядка.       Однако молодая женщина была остановлена властным движением руки в чёрной перчатке. Незримая сила слегка вжала её в кресло, не причиняя боль, но пресекая возражения.       — Трижды использовал твою семью, словно затычки в протекающей бочке, а затем обошёлся с вами по-свойски. Расточительство, как оно есть. Про то, что стало с тобой, я не говорю, — дух жёстко хмыкнул. — О боге проще и корректнее судить другому богу, но не смертной. Однако вернёмся к нашим делам. Чего же ты хочешь от меня, прекрасная Сьюзен?        — Я хочу… — Певенси глубоко вздохнула, массируя виски. Неужели? Вот сейчас, стоит только попросить — и дадут? Она сможет зарыться в объятия братьев и вновь увидеть старых друзей? — Я хочу открыть двери в Нарнию. Туда, где моя семья, где все мои друзья.       — Такая возможность есть, — голос Тьмы стал ещё тише. И вместе с тем— жёстче, словно дух был раздосадован глупостью просьбы смертной, что так ничему и не научилась. Связка ключей легла на стол, тяжёлых, металлических, хищно блестящих серебром и чёрной сталью. — Достаточно руку протянуть, и открыть ими дверь… да хотя бы этого дома. Но, — рука в чёрной перчатке накрыла связку, не давая подавшейся было вперёд Певенси взять её в свои руки. — Прежде чем ты, ослеплённая надеждой, воспользуешься ими. Позволь задать вопрос. Что ты собираешься делать? Придёшь ты в Нарнию — уже совсем иную, отнюдь не ту, что ты знала когда-то. В Новую Нарнию, в Страну Аслана. Что ты будешь делать?       — Я попрошу прощения у Аслана. Паду к его ногам, раскаиваясь. Он поймёт. Когда я расскажу, он поймёт, — Сьюзен вздохнула, смотря на собеседника. — Аслан всегда был милостив к тому, кто осознал свои ошибки. Эдмунда достаточно вспомнить, за которого он погиб на Каменном столе. Кроме того, там семья, они встанут на мою защиту, Питер… он всегда нас защищал, всех нас, — быстро говорила бывшая королева, словно старалась в первую очередь убедить саму себя, что этот её метод сработает.       — И что же, — золотые глаза пронизывали, словно тараном пробивая дорогу к самым потаённым страхам. — Ты будешь делать, если он не поймёт? Если не примет тебя и скажет тебе уходить назад? Если выкинет обратно, словно слепого котёнка в пруд?       — Аслан так делать не будет! — словно защищаясь, начала отрицать Сью. Однако червячок сомнения слегка укусил изнутри. Она слишком хорошо помнила, как это обычно было.       — В самом деле? — чёрные брови мужчины приподнялись. — Прости мне мой цинизм, дорогая. Но он исходит из твоих же слов. Разве не это он делал с вами каждый раз, когда вы переставали быть ему нужны? Первый раз, после двадцати лет Золотого Века. Второй — когда кровью вас и вашего народа была проложена дорога к трону потомку тех, кто брал штурмом ваш прекрасный Кэр Параваль, — Лоа выпустил дым носом, затягиваясь вновь. — Дважды и трижды вас ломали. Кое-кого — весьма успешно. Вспомни хотя бы, с какой покорностью Питер, тот самый Питер, страну которого, по твоим же словам, завоевали — отдал её сыну и внуку завоевателей. Эдмунд оступился один раз, будучи мальчишкой, мало что соображающим, что скучал по отцу и конфликтовал со старшим братом — и в итоге, милостью Льва, мучился затем виной всю жизнь. Ты? Вовсе потеряла всё. Вашу четверку «воспитывали» — долго, упорно и методично. А когда ты не пожелала быть покорной игрушкой в лапах играющего в психолога Льва, тебя наказали одиночеством. Сейчас же ты собираешься, вопреки его воле — а как иначе трактовать твое обращение ко мне? — пройти в его страну. Как ты думаешь, какова будет реакция твоего бога?       — Не говори так! — в Певенси внезапно проснулся гнев. Глаза сверкнули былым пламенем. Она не желала признавать правоту Тьмы, что сейчас коверкала и ломала её зажёгшиеся было надежды. — Да… моя расплата за совершённую ошибку была тяжёлой. И я не всегда могла понять его мотивы. Но он всегда делал, как лучше. Дважды он спасал Нарнию. Один раз спас Эдмунда — ценой собственной жизни.       Дух в чёрном, подперев щёку рукой, начал чертить в воздухе сигарой знаки, словно скучая.       — Сьюзен, Сьюзен, Сьюзен. Ну ты же не твоя младшая сестра, в конце концов, — произнесла Тьма мягко, точно неразумному ребёнку объясняя прописные истины. — Ты всегда умела мыслить логически, дедуктивно — иначе бы не смогла бы стать сержантом полиции. Остановилась бы на простом офицере. Подумай сама, исходя из твоего же рассказа. Пожертвовал жизнью ради твоего брата? Заранее зная, что воскреснет, ничего не теряя. По сути — разыграв спектакль перед Джадис, что уверилась в своей победе и пошла в атаку всеми силами, позволив завершить войну одним ударом.       Золотые глаза жгли, выворачивали наизнанку душу, не позволяя возразить — нечем было.       — Всегда делал, как лучше? Давай посмотрим. Колдунья — та самая, что в итоге была с лёгкостью повергнута Львом, когда он ей лицо сожрал — держала Нарнию сто лет в оковах льда, прежде чем не появились вы. Исходя из того, что ты знаешь о нём — разве он не смог бы сделать это самого начала? Освободить страну от гнёта? И тем не менее кот ничего не делал до самого последнего момента. Дальше — больше. Двадцать лет спустя, вы четверо пропадаете из Нарнии в тот момент, когда больше всего оказываетесь ей нужны. И начинается вторжение Тельмара. Разве бог, что смог провернуть такое дело и повергнуть самого страшного врага Нарнии — не смог бы предотвратить её разорения простым людским королевством? Но вновь — он этого не сделал. Вместо этого Лев вернул вас — тысячу лет спустя, когда спасать уже осталось почти некого, а затем вы все были вынуждены наблюдать, как трон Питера Великолепного занимает Каспиан Десятый. Потомок Каспиана Первого. Ну, того, что ввёл принцип «хороший нарниец — мёртвый нарниец», которого придерживались все его потомки.       Бог спокойно смотрел на бывшую королеву, в которой сейчас боролся целый сонм чувств. Гнев на собеседника, желание отрицать очевидное и логика. Простая незамысловатая логика, с которой так сложно было спорить. В конце концов, разве не все слова духа она говорила сама себе после второго возвращения, когда пыталась заставить себя мыслить холодно и разумно, а не плакать тихо в подушку?        — Или хотя бы последние дни той Нарнии, что вы знали, прежде чем твои родичи переселились в Страну Аслана, — Тёмный вновь налил немного им обоим. Сьюзен же замерла, с ужасом вслушиваясь в рассказ о событиях, что были ей неизвестны. — Знаешь, как это было? Некий предатель начал выдавать себя за Заморского Льва перед нарнийцами, сговорившись с вашими извечными врагами — Тархистаном. В итоге — Нарния пала, сраженная изнутри. Большинство нарнийцев не смогли сопротивляться воле своего бога, пусть и фальшивого. Что же сделал Аслан? Создатель Нарнии, её защитник, её самый Верховный Король и покровитель? Тот, кто, по идее, должен был нести ответственность за своих вассалов, что были ему верны, приходить им на помощь в трудную минуту? Ни-че-го. Лишь забрал тех, кто оказался полностью необучаем действительностью, и оставил всех остальных в умирающем мире. Достаточно сильно верующие ушли за ним. Остальных — он выбросил. Ничего не напоминает?       — Мою историю. Но…       Певенси опустила лицо в ладони. Не плача — сил на это не было уже. Просто воскрешая в памяти собственные собственные мысли, те, что были похоронены болью потери и годами сожаления.       Она сама множество раз задавалась подобными вопросами. В отличие от Люси — не могла не задаваться. Поэтому, наверное, уже во время второго путешествия, видя, во что превратилась ее страна и помня о том, как их вышвырнули в первый раз, заранее начала догадываться, что будет дальше. Что вернули их ненадолго. Только один раз, с Каспианом, потеряла голову. А уж после возвращения, когда решила все забыть — и вовсе долго спорила с Люси на эту тему, вызывая слезы младшей сестры.       Вот только радости осознание правоты собственных размышлений, что сейчас буквально цитировало божество, ей не прибавляло. Сладкая ложь оказалась недоступна. А горькая правда не предвещала в жизни уже ничего хорошего. Если Темный прав… ее, маловерную отступницу, никто в Стране Аслана ждать не будет. Семья, разве что. И друзья. Они могли вступиться за нее. Могли же?       И словно в ответ на эти мысли, будто читая их — а быть может, так и было? — ее собеседник нанес последний, добивающий удар.       — Что же касается того, защитят ли тебя от «правосудия», — золотоглазый произнёс это слово в отношении Аслана с явным презрением. Словно для него само это слово звучало оскорбительно в одном предложении со Львом. — Вновь. Думай, Великодушная. Думай. Они уже не защитили тебя от твоей кары. Питер не смог защитить свою страну от произвола её же божества. Не потому, что не желал этого — просто потому, что возрази всё тот же Великолепный против вторжения Тельмара или коронации Каспиана — Аслан бы отмахнулся от него с такой же лёгкостью, как обычно швырял вас по мирам. При всём желании, а судя по твоим рассказам — у твоего старшего брата его будет много, он ничего не сможет сделать против воли облезлого кота. И куда же ты в итоге пойдёшь, выброшенная в третий, последний раз?       — Никуда, видимо, — горько отозвалась Сьюзен, подтягивая колени к подбородку. В душе девушка была полностью опустошена. Всё, что происходило все эти годы, последнее ранение. Тяжёлым был и ритуал призыва, что был последней надеждой. А теперь эта Тьма, этот Лоа просто холодно и спокойно раздавил безжалостной логикой сладкие картины, что она ещё могла представить. Последнее светлое, что осталось. — Никуда… и, видимо, это моя судьба. Ты прав, отступница Аслану не нужна. Тем более такая, что рационально может понять слишком многое. Но я больше не вижу выходов — твой призыв был последней надеждой.       Пальцы в чёрной перчатке приподняли подбородок девушки. Тени растекались по хижине, формируя причудливые узоры, плавные, легкие, манящие. Казалось, будто Тьма мягким плащом обвила её плечи, постепенно забирая боль, вытягивая её. Даря успокоение и робкие, маленькие искорки боевого задора, спортивной злости. Забавно, но при взгляде в эти золотые глаза обречённость уходила. Появлялось желание продолжать борьбу, пока она ещё стоит на ногах. Вне зависимости от того, каким будет конечный результат — чисто на злости, на ненависти, на упрямстве, вопреки всему.        Такого Сьюзен никогда не чувствовала рядом с Асланом. Божество Тьмы пахло сигарами, металлом и ромом, этот запах дурманил Великодушную Королеву. Рядом с ним она — и откуда только это взялось? — снова словно почувствовала под пальцами гладкое дерево любимого лука.       — Я могу предложить тебе другое. Не идти в рабство, униженно ползая в ногах у Льва и отдавая себя на его милость. Не отбывать наказание здесь, топя одиночество в работе. А отправиться со мной. Миров во вселенной множество, и они не ограничиваются Нарнией или Землёй. Есть и такие, где живёт мой народ. Обещать лёгкую жизнь я не буду. А вот реванш и возвращение утраченного, со временем — могу.       Великодушная вздрогнула, изумлённо смотря на духа. Божество не ставило перед фактом, как делал обычно Аслан с прыжками в Нарнию и обратно. Не приказывало. Предлагало? В чём подвох?       — А если я соглашусь, я продам тебе душу, да? Стану твоей рабыней?       — Девочка, — золотые глаза стали суровыми, и на мгновение — на краткое мгновение! — сержант полиции почувствовала незримый холодный металл на горле. Сьюзен судорожно вздохнула, ощупывая себя, но там уже ничего не было. — Захоти я сделать тебя рабыней, я бы не стал являться на твой зов или пытаться вразумить тебя. Я ничего бы тебе не предлагал, ты уже чувствовала бы на своей прелестной шейке ошейник и выполняла бы прихоти хозяина.       Бывшая королева подняла брови, в задумчивости и с лёгким страхом слушая своего собеседника. А он, между тем, продолжал:        — Не путай Тьму со Светом или того хуже — с Хаосом. Я предлагаю тебе службу, но не рабство. Рабов захватывают в походе, и их мнения не спрашивают. Рабы нужны, чтобы работать в шахтах и ублажать в постели. Союзников и верных слуг долго и скрупулёзно ищут, даруя им силу, но требуя верность взамен.       — Разве это не то же самое, что делает Аслан? Верных последователей — к себе. Отступников — на свалку.       — Не совсем, — Тёмный усмехнулся краями губ, вроде как даже одобрительно — точно хвалил за правильно поставленный вопрос. — Внешнее сходство, безусловно, есть. Вот только критерии «верных» и «отступников» другие. Тьма не Хаос и не Свет, она честна. «Моя честь — называется верность». Сюзерену. Дому. Общественной корпорации. Государству. Или — в культуре смертных есть подходящее слово — Клану. Называй как хочешь. Служишь верно — и вознаграждён. Предаёшь свой клан — и ты мёртв, жестоко мёртв.       Дух говорил и говорил, а Сьюзен чувствовала, что начинает тонуть в этом тягучем голосе, чёрном плаще, что сейчас укрывал бывшую Королеву, и золотых глазах, что могли сиять как тёплым золотом, так и желтеть опасностью хищника.       — Тьма не ищет любые лазейки в договорах с теми, кто служит ей верно, чтобы обмануть. Она не ищет любые признаки морального падения, чтобы отринуть. Она проще. Если ты служишь клану и приносишь ему пользу, если твоё поведение не вредит клану и его интересам, ты можешь морально падать любым желаемым способом. От чулок или платьев до молодых юношей-рабов. Тебе и слова не скажут. Для своих — всё. На чужих плевать. Врагам — смерть.       — Но зачем тебе я? — отчаянно спросила девушка, из последних сил стараясь держаться. Ведь она уже доверялась божеству. И что из этого вышло? Не говоря уже о том, что бог перед ней стоял явно не добрый, совершенно спокойно говорящий о рабах или расправах над предателями.       И всё-таки хотелось довериться. Быть может, потому что сейчас перед ней честно, без утайки раскрывали все расклады. Быть может, потому что впервые ей предложили, а не просто поставили перед фактом. А возможно из-за того ощущения, что дарило присутствие рядом духа Тьмы.       — Тьма принимает тех, кто проиграл однажды, и мечтает о реванше. Тех, кто способен до неё докричаться — и кто достаточно силён, чтобы не скатиться в нытьё или Хаос. Я вижу в тебе силу. Твой первый труп был в двенадцать лет, когда ты подстрелила дворфа, спасая младшего брата. Хоть ты и из мира, в котором раньше совершеннолетия не берутся за оружие, а женщинам стараются его не давать. Ты убивала, едва перестав быть ребёнком, и делала это хладнокровно и быстро, без слёз и страха, защищая свою семью. Свой клан. Твоё легкомыслие порой приводило к печальным последствиям, но мудрость любого существа достигается болью и ответственностью, и пока её не прочувствуешь, пока не пронесёшь ответственность — многие склонны к глупым поступкам, — зрачки золотых глаз сузились в вертикальные щёлки, словно их обладатель вспомнил что-то, что причиняло ему боль. — К выходкам и легкомыслию. Это проходит. У тебя прошло. Ты выросла, очнувшись от сна Золотого Леса, миновав его детскую колыбель. Ты шагнула в мир и стала жёстче, огранилась. И даже когда весь твой мир обернулся против тебя, когда ты осталась одна, ты не скатилась под откос. Не пошла самым простым путём. Не начала топить горе в вине и дурмане, не наложила на себя руки, как на твоём месте сделали бы многие. Нет, ты постаралась стать лучшей в своём деле. И стала не белошвейкой какой-нибудь, а воином. Нет, Сьюзен. В твоей душе есть сила, достаточная, чтобы впустить в себя сталь Тьмы.       Тёмный ненадолго замолчал, куря и стряхивая пепел с сильно уменьшившейся сигары.       — Говорю откровенно. Как я уже сказал, легко не будет. Вот вообще. Там, куда ты отправишься, если решишься, идёт война, с противником куда более страшным, чем была даже Джадис для Нарнии. Не говоря уже о Тельмаре или Тархистане — против наших врагов они что новорождённый котёнок против разъярённого дракона. Будет тяжело. Придётся многое понять заново, многому научиться. Будут сломанные кости и раны. Тебе придётся стать сильнее, жёстче. Тебе придётся научиться выполнять мои приказы. Порой — жестокие. Но если справишься, научишься и выживешь, то обретёшь силу, которую никогда бы не смогла обрести в Нарнии. И со временем — увидишь свою семью. Придя к ним уже не как просительница, но как та, что, в случае чего, сумеет дать отпор Аслану. Как сильная, получившая эту силу за заслуги. Вот тебе моё слово.       Ночной гость потушил сигару и встал, опёршись на трость. Золотые глаза пристально смотрели на призвавшую его.       — Выбирай, прекрасная Сьюзен. Я не предлагаю дважды там, где однажды предложил, но был отвергнут.       Певенси глубоко вздохнула, впиваясь ногтями в кожу пальцев.       Что же. В этот раз ей честно сказали, что её ждёт, если бывшая королева примет предложение. Не стали приукрашивать, обрисовали условия заранее и посулили возможную награду. Осталось лишь ответить, сделать выбор. Согласиться — и отправиться на войну. В очередной раз. Отказаться — и эта ночь закончится, и она вернётся к той жизни, что была до.       Выбор… она выбор сделала, когда решилась на этот ритуал.       — Я согласна, — сказала Сьюзен и почувствовала, как плащ Тьмы, тот самый, что она ощущала на пути к дому колдуньи, и сейчас, во время разговора, материализуется, ложится ей на плечи тяжёлой тканью. Взяв Великодушную за руку и приподняв с кресла, дух раздвинул накидку, приближая девушку поближе к себе, словно забирая добычу в свои когти и цепко прижимая. Как забавно… Когда Сьюзен оказалась в плаще Тьмы, ей показалось, будто она снова очутилась в утробе матери — настолько она чувствовала себя в нём защищённо и комфортно. Девушка словно тонула в этой тёплой Тьме. Тонула — и не просила спасти.       Затянутая в перчатку ладонь Тёмного опустилась на затылок Великодушной, и бывшая сержант почувствовала его тёплое дыхание. А затем — она ощутила его губы на своих. Горячие и жёсткие, требовательные и властные, уверенные в своей силе. Мир поплыл, и в следующее мгновение бывшая королева Нарнии очутилась в совсем другом месте.

***

      Скорее почувствовав чьё-то присутствие, чем увидев, Лаура обернулась. Никого не было. Лишь затем пришло понимание того, кто сейчас был рядом на несколько мгновений — и кого уносил прочь из этого мира.       — Удачи, Сьюзен, — улыбнулась полицейская, взглянув на звёзды.       

***

      Оторвавшись от её губ, Тёмный прошёл дальше по просторному залу, что был освящён мягким сиянием кристаллов. Пол был исчерчен пентаграммами. Кивком головы маня за собой Великодушную, хозяин зала на ходу преображался. Лицо из человеческого становилось иным. Черты лица стали более тонкими и острыми, челюсть и подбородок сузились. Уши вытянулись и заострились. Одежда поплыла, потекла каплями, оборачиваясь доспехом из чёрного металла. Даже трость обернулась тонким клинком на поясе владельца.       Встав у одной из стен, дух (или всё же нет?) обнажил клинок и протянул руку. Девушка поняла, что ей требуется встать на одно колено и чуть поморщилась, когда колдун надрезал себе и ей запястья. Руки сплелись в рукопожатии, так что раны соприкоснулись.       — Повторяй за мной. Я, Сузанора вар Анлек, бывшая королева Нарнии Сьюзен Певенси Великодушная, присягаю на верность Королю-Чародею Малекиту Чёрному Ужасу, Властителю Улгу, Наггарота и Ултуана, сыну Аэнариона и Морати, и клянусь ему в верности и служении. Клянусь в верности его дому, его делу и клану. Моя кровь — его кровь. Мой разум — разум Дома. Моя душа — душа Клана. И так будет до падения Времён.       Сьюзен повторяла слова, смотря в золотые глаза и впервые за долгие годы чувствуя себя на своём месте. Она катала на языке это новое странное, неземное, нечеловеческое имя, принимая его как своё. Сузанора. Теперь — Сузанора. С этим именем ей жить в новом мире.       И ещё одно имя. Такое же нечеловеческое. Малекит. Тот, кто сейчас ей новую жизнь дарит — вместе с новым именем. Малекит Чёрный Ужас, Владыка Улгу, Наггарота и Ултуана, Верховный Князь Тьмы, Король-Чародей. Тот, кто подобрал её, когда она была выброшена из жизни и мира. Тот, кто дал ей право самой выбирать свою судьбу, честно описав расклады. Тот, перед кем она сейчас добровольно преклонила колено. Ма-ле-кит.

***

      Когда они только прошли через врата, в глаза Питеру ударил дневной свет. Слегка прикрыв глаза рукой, Верховный Король Новой Нарнии смог осмотреться.       Иной мир встретил их, на первый взгляд, весьма приветливо. Выходившие из дверей между мирами нарнийцы оказались на горном склоне. Внизу шумел лес. Живой, бескрайний, явно волшебный — сила его, спокойная и могучая, чувствовалась отсюда прекрасно. Деревья в необычных, зелёно-фиолетовых нарядах словно перешёптывались, наблюдая за незнакомыми гостями. Вершину же горы оплетал корнями исполинский ясень, что, казалось, размерами своими превосходил даже башни Кэр Параваля.       Этот мир был красив. Похож и не похож на Нарнию. Неизвестные выбрали хорошее место для сборного пункта, прежде чем союзники отправятся на войну с Врагом, что угрожал каждому из миров.       В этот мир, как оказалось, когда-то ушёл младший брат, сам, без принуждения отрёкшись от трона и серебряной короны, покинув своё место в Кэр Паравале. Променяв их… на что? Знать бы. Принёсший приглашение на общий совет Эдмунд, повзрослевший куда сильнее, чем он был в дни Золотого Века, изменившийся почти до неузнаваемости, не пожелал рассказывать о случившемся. Заявил, что они обязательно поговорят и всё обсудят — позже. Питеру оставалось лишь надеяться, что это будет так.       Великолепный глубоко вздохнул, на мгновение прикрыв глаза и жёстко приказывая себе не думать об этом. О потерянных и ушедших родичах он подумает потом. И с Эдом поговорит, постаравшись вправить ему мозги. Однако они здесь не за этим, а чтобы защитить Нарнию. Его Нарнию. От врага, что был куда страшнее даже Джадис. Колдунья в своё время могла обратить в камень. Эти же… были способны уничтожать и пожирать не тела даже — души. И даже Аслан или его Отец, Император-за-морем, не могли в этом случае воскресить павших.        Заключить временный союз с богами, что являлись хозяевами других миров, было разумным решением. И первый совместный рейд на территории Врага, проведённый плечом к плечу, это докажет.       — Судя по лагерю внизу, мы прибыли на сбор вторыми, — в задумчивости произнесла Люси, касаясь пальцами локтя брата и кивая в сторону расположенного внизу, на склонах горы, военного лагеря. Над рядами чёрных и фиолетовых палаток кружили драконы. — Каспиан, ты видишь знамёна? Что там?       Тельмарин сощурил глаза, всматриваясь.       — Рука в чёрной латной перчатке, сжимающая полумесяц, на фиолетовом поле.       — Друкаи, — произнёс Питер, с лёгким раздражением смакуя это слово.       Из всех союзников, что обещали прибыть на встречу, тёмные эльфы Улгу, пожалуй, были самыми противоречивыми. Рабовладельцы и захватчики, жестоко и презрительно относящиеся ко всем, кто не относился к их народу — или тем, кого они считали достойными быть равными. Откровенно говоря, в иной ситуации король не стал бы есть с ними с одного стола. Но Хаос и его чудовища, похоже, примиряли даже злейших идейных противников. Хоть и на время.       — Ну что же. Надо поприветствовать наших союзников, — стоявший рядом с Верховным Королём Аслан тряхнул золотой гривой, всматриваясь вниз. Однако в голосе Великого Льва звучало скрываемое сожаление. Будто покровитель Нарнии знал куда больше обоих Певенси или Каспиана. Знал, что встреча эта будет нерадостной. — Однако будьте осторожны. Без причины на нас не нападут, но Лунная Госпожа, что является хозяйкой этого мира, нам не подруга. А вот тёмному повелителю Улгу — да.       — Согласен. Орей, Люси, — Питер повернул голову к возвышавшемуся над королями кентавру, своей правой руке ещё со времен первой битвы с Джадис. — Пусть нарнийцы ставят лагерь на западном склоне горы, справа от лагеря эльфов.       — Конечно, сир.       Короли Нарнии начали спуск по довольно широкой, мощёной гладким камнем дороге, ведущей вниз по склону. А от лагеря навстречу им уже поднимались. Четверо, как видел Питер, постепенно различая очертания фигур. По центру, судя по всему, сам Тёмный. Слишком уж от статной фигуры в доспехах цвета ночи исходила сила. Шлема сейчас на нём не было, так что король чётко мог разглядеть блеск золотых глаз.       По правую руку от него ещё один эльф, чуть ниже, но шире в плечах. В руках — тяжёлая алебарда, что он держал на перевес, явно в любой момент готовый защитить своего господина, если защита ему понадобится. Питер читал об этом друкае, пусть вживую прежде никогда не видел. Коуран Чёрнорукий, капитан Чёрной Гвардии и правая рука своего Владыки.       Ещё правее — женщина, удивительным образом похожая на Джадис. Не обликом — внешне незнакомка отличалась от Белой Колдуньи как жаркая ночь от морозного утра, — но ощущением опасности под красивой маской. Угольно-чёрные волосы, струящееся платье цвета воронова крыла, блестящие тёмные глаза с фиолетовым огнём магии Тени в зрачках. Колдунья опиралась на витой посох с навершием в виде головы дракона. Никем иным, кроме как Верховной Чародейкой Морати, эльфийка быть не могла.       Слева же, рядом с Чёрным Ужасом, шла женщина, при взгляде на которую Великолепный невольно замедлил шаги. Сердце пропустило удар. Питер отказывался верить своим глазам: увиденное ими было невозможно.       — Сьюзен?! — шокировано воскликнул Каспиан, позабыв о любом этикете — когда увидел королеву Нарнии, стоявшую при Короле-Чародее. Чёрные глаза тельмарина расширились.       Питер и сам не мог осознать до конца, вглядываясь в черты давно потерянной сестры. Сьюзен изменилась. Разительно, кардинально. И даже не тем, что сейчас к знакомым, хоть и более тонким чертам прибавились острые уши или нечеловеческая красота, нет. Холодный и собранный взгляд многоопытного воина — такого у Великодушной не было даже после двадцати лет Золотого Века. Спокойно сощуренные глаза, полный доспех, во всём подобный тому, что носили Малекит и Коуран, сапоги с выемками под стремёна особой формы — неизбежный атрибут драконьего всадника. Холодным хищным блеском играл в тёмных волосах венец из чёрного металла — того же, что и доспехи — украшенный опалами. О былых временах напоминал разве что неизменный лук за спиной с колчаном из слоновой кости, что был полон стрел красного оперения. Без вести пропавший из Нарнии когда-то. А Певенси всё гадали, куда! Теперь они получили ответ. Похоже, лук нашёл свою хозяйку.       Незнакомка (или всё же сестра?) слегка кивнула, спокойно и коротко улыбнувшись.       — Повелительница Ужаса Сузанора вар Анлек. К вашим услугам, Ваше Величество, Каспиан Десятый.       Лишь глаза, в которых промелькнуло явное узнавание, говорили: «Не сейчас. После».

***

      — Я не понимаю, — Люси нервно бродила взад-вперёд, маяча перед глазами по одной и той же траектории, словно маятник часов. — Я просто не понимаю. Как это произошло? Повелительница Ужаса! Выше же в тамошней иерархии только главы кланов стоят и сам Король-Чародей…       Питер молча пригубил вино, кутаясь в плащ и чувствуя постоянный взгляд, направленный на его спину. Не враждебный, но настороженный, из глубины леса. Точно зверь наблюдает за охотниками. Забавно, местных жителей они до сих пор не видели, но остро чувствовали, что они неподалёку. Интересно, какие они?       Неожиданная встреча широкой чёрной линией просто перечеркнула спокойствие, с которым Верховный Король вёл нарнийские отряды на этот общий сбор.       Питер вспоминал.       Вспоминал бесконечные споры с Асланом — плечом к плечу с Эдмундом, кстати — и просьбы открыть Сьюзен, которая осталась совсем одна в их родном мире, дорогу в Новую Нарнию. А если это невозможно, то хотя бы позволить им навестить сестру, ободрить и наставить. Помочь. Каждый раз был отказ. Великий Лев не отворачивался от Великодушной — это Сьюзен отвернулась как от Нарнии, так и от него — подобно тем дворфам, что «не желали быть обмануты». Однако… для неё никогда не было поздно вернуться. Аслан пообещал, что если их сестра поймёт, осознает свои ошибки — её простят и примут, как истинную королеву Нарнии. А ещё пообещал, что пока этого не случится — последняя из Певенси не умрёт на Земле. Её душа не достанется Таш. В любом случае.       Эти разговоры были часто. До тех пор, пока в один день они не узнали, что Великодушная пропала. Исчезла из мира, растворилась туманной дымкой без следа. Она не появилась в стране Аслана. Но не было Сьюзен и у Таш. Словно вмешался кто-то ещё. Третий, неизвестный, утащив их сестру неведомо куда, а короли ничего не могли сделать, чтобы помочь!       Эдмунд, и без того не наслаждавшийся пребыванием в Новой Нарнии, словно само присутствие в Стране Аслана причиняло ему дискомфорт, мрачный и язвительный, тогда пошёл во все тяжкие окончательно. Старший Певенси прекрасно помнил тот момент, когда Справедливый во всеуслышанье обвинил Льва в обмане и подлоге. В том, что Аслан виновен в гибели Старой Нарнии не меньше тархистанцев или Обезъяна — ведь Лев её не спас. И не дал спасти тем, кто мог бы хотя бы попытаться это сделать. В том, что сам довёл Сьюзен до отречения от Нарнии, а потом принялся её наказывать.        Питер помнил, как гулко ударилась о мраморный пол Кэр Параваля серебряная корона — и ещё один из тронов опустел, когда его хозяин в гневе покинул замок, а затем и страну Аслана, пройдя через врата.       А старший брат остался с раненым сердцем. Не сказать, что у него не было соблазна отправиться на поиски родичей. Однако Верховный Король всё ещё оставался в первую очередь королём. Долг и забота о своём народе стоят выше любых личных чувств или переживаний. Вне зависимости, что он думал о словах Эдмунда, сказанных тогда в тронном зале их замка.       И вот теперь, после стольких лет — Великолепный видел это. Брата и сестру, изменившихся до неузнаваемости, каждый — по-своему. Но если с Эдом пока что было всё не так однозначно, ведь Справедливый покинул Новую Нарнию сам, по доброй воле, то Сьюзен… Теперь Питер понимал, кто утащил сестру, превратив в свою последовательницу. Или не только?       В гневе старший брат сжал кубок пальцами.       — С ней нужно поговорить, — решительно произнёс Каспиан. — Я мог бы отправиться в лагерь друкаев. В конце концов, мы были друзьями…       — Каспиан, сделай одолжение. Заткнись, пока я тебе не дал в зубы, — не выдержал — процедил Питер, сорвав злость. Впрочем, быстро выдохнул, беря себя в руки. Как бы он сейчас не хотел открутить голову одному тёмному божеству за всё хорошее, им вместе идти в бой. А Десятый в принципе ни в чём виноват не был. Попался под горячую руку.       — Прости. Ты прав, с ней нужно поговорить. Однако идти нужно мне, как старшему брату. И это не обсуждается. Благо время до того, как соберутся все наши союзники, у нас есть — ещё несколько дней.

***

             Сузанора с наслаждением подставила лицо закатному солнцу, прикрыв глаза и прислонившись к тёплому шершавому боку Гелиоса, что дремал, свернувшись клубком. Подобный свет на своей коже она ощущала редко. Улгу был прекрасен, но там сияли луна и звёзды, а не солнце. А в другие миры она выбиралась не так уж часто.       Повседневные дела были закончены. Караульные — проверены и расставлены, бытовые вопросы решены, друкаи её дружины либо спали, либо были при деле, тренируясь. А она сама, после официальной встречи сменив верный доспех на походное платье, могла позволить себе провести время на горном склоне вместе со своим драконом, прежде чем вернуться к своим обязанностям. На отшибе, подальше ото всех — чтобы никто не мог помешать спокойно поговорить с гостями. А что гости будут — бывшая королева Нарнии и нынешняя воительница друкаев чувствовала очень остро.       Сузанора в задумчивости поболтала кубком, отпив из него вина и смотря на запад. Туда, где алым и золотом сиял лагерь нарнийцев.       Интересно, кто из её старых знакомых там сейчас, помимо родичей?       Бывшая Великодушная улыбнулась. Мысленно — на лице по-прежнему сохранялась спокойная невозмутимость. Привычка — вторая натура. В жёстком обществе эльфов Тьмы не принято показывать посторонним свои настоящие эмоции — за исключением ближнего круга, понятное дело.              В разуме одна за другой вспыхивали картины. Непоколебимая, абсолютная преданность Орея и Гленсторма, подобная отношению Чёрных Стражей к своему повелителю. Основательная, житейская рассудительность Бобров и Боровика, милое смущение Тумнуса, боевой задор Рипичипа, ворчание Трампика. Улыбки братьев и сестры, с которыми она встретится уже совсем скоро.       Женщина глубоко вздохнула, слегка щурясь от лучей солнца.       Когда-то эти воспоминания её мучили, причиняя буквально физическую боль. Память тогда вгрызалась в разум, наглядно показывая то, что Великодушная потеряла. Сьюзен это терзало каждый день, когда она топила сладкие, но столь далёкие картины сначала в отрицании этих воспоминаний, а затем — в работе, вместе с одиночеством.       Но это было до. До жёстких тренировок Чёрнорукого, после которых, зачастую, приходилось ползти на карачках, потому что ноги не держали. До знакомства с фирменным сарказмом и циничными замечаниями Верховной Чародейки. До службы в рядах Чёрной Гвардии и плаваний с Локхиром. До того, как собственноручно принесла в жертву раба, чтобы приближённая к войску колдунья смогла сотворить заклинание, спасшее немало жизни её соратников, с которыми она ела из одного котла. До того, как сама Сьюзен, кровью — своей и вражеской — заслужила венец Повелительницы Ужаса и право на драконьего детёныша.       Это было до золотых глаз Малекита.       Сьюзен Великодушная, тосковавшая о Нарнии, повзрослела — по-настоящему, не прожитыми годами, превратившись в Сузанору вар Анлек. Обрела силу — и дом. Нашла своё место в бесчисленных мирах — кто бы мог подумать — рядом с Чёрным Троном.       Самым ироничным же в этой ситуации было одно. Легче стало после осознания, что у неё с Нарнией разные пути, несмотря на тёплое к ней отношение. Легче стало после понимания и принятия — они с Нарнией разные. Не потому, что так сказал бог, выкинув её из когда-то любимой страны под предлогом, мол, «ей здесь больше нечему учиться». После осознанного выбора.       И теперь она по-настоящему готова была встретиться с тем, к чему стремилась столько лет. Не как вымаливающая прощение грешница, но как равная своим братьям и сестре. Да, идущая своим собственным путём в тенях, но сохранившая память о прошлом. Уже без боли — просто с теплом в сердце.        Всё происходило так, как кое-кто в их первую встречу и обещал.       — Ты изменилась, Сью, — над ухом раздался лишь отчасти узнаваемый голос. Когда-то тенор, в котором постоянно плясали смешинки, стал ниже и жёстче.       Женщина невозмутимо повернула голову к собеседнику, тихо хмыкнув. Однако глаза улыбнулись, когда брат сел рядом, потянувшись за вторым кубком.       — Уж кто бы говорил, Эдмунд. Я всего лишь сменила предпочитаемые цвета. До такого я себя не доводила!       Сузанора пристально, изучающе вглядывалась в фигуру Справедливого Короля, ласково коснувшись пальцами его плеча.       Не одна она изменилась, когда очнулась от волшебного сна Золотого Леса. Эд в той же степени мало походил на себя прежнего, как отличались по росту Рипичип и Гленсторм. Брат раздался в плечах. Под чёрной тканевой безрукавкой шли буграми мышцы, по которым зеленоватыми змеями ползли узоры магических татуировок. Глаза скрывала кожаная повязка, под которой неугасимым пламенем горели зелёные огни. Могучие кожистые крылья за спиной были сейчас сложены.       Такие изменения не проходят просто так. Особенно учитывая то, что от брата «пахло» Тьмой. Запах этот не был похож на ощущения от колдунов Улгу, но это, вне сомнений, была Тьма, пусть и с примесью чего-то ещё, неуловимого. Точно специя к основному блюду.       — Полагаю, мы оба изменились, братец, — Сьюзен очень хотелось стащить с младшего повязку. Посмотреть, что стало с его глазами — она слышала истории о местных охотниках на демонов, что составляли личную гвардию местного правителя. Тоже с повязкой на глазах.        Но пришлось сдержаться. Это наверняка было личным для брата. Его шрамы и его история. Захочет — сам покажет.       — Мы с тобой всегда были слишком реалистами для Нарнии, — Эд шутливо чокнулся с бывшей Великодушной. — Не говоря уже о том, что на нашем обоюдном счету есть её предательство. Так что, полагаю, наше с тобой развитие… закономерно.       — Почему, брат?       — Почему закономерно — или почему я ушёл, хлопнув дверью? — зелёные огни под повязкой явно смеялись.       — Второе.       Охотник на демонов помолчал, смакуя вино.       — Как и ты, сестрёнка, я слишком часто задавался вопросами определённого характера. Особенно после нашего первого возвращения оттуда. Двукратно особенно — мучаясь чувством вины за то, что совершил тогда, Зимой. Я задавался вопросами и пытался постигнуть суть ситуации, чтобы никто, подобно Джадис, не мог обмануть меня, — Эдмунд обнял сестру, укрыв крылом. Та не возражала, прислонившись к драконьему боку с одной стороны, а с другой — к боку брата. — И чем больше задавался вопросами — тем больше понимал, что Аслан, при его могуществе, мог десять раз спасти Нарнию от Джадис. Мы ему для этого не понадобились бы. Про Тельмар я не говорю — ты сама видела, чего стоили хвалёные терции Мираза и Сопеспиана против пробуждённых Львом Древ. Подобное осознание, разумеется, не мешало мне по-прежнему любить наше королевство. Но вот к его создателю осадочек остался.       Справедливый в задумчивости посмотрел на блестящее дно кубка, после чего снова потянулся за мехом с вином.       — А потом была Последняя Битва. Возможно, тебе повезло, что ты тогда от Нарнии отреклась, сестра. Ты не видела её конца. Ты не видела, как от мира, что мы любили, осталась лишь вымерзшая и выжженная пустошь, в которой даже звёзды не светят.       Мужчина сжал когтистую руку.        — «Кто хоть день правил Нарнией — тот навсегда король или королева. Пока звёзды не упадут с небес». Звёзды с небес упали, сестра. А я стоял, сжимая кулаки, видя, до чего довёл эту страну этот кретин — последний Король Нарнии, потомок Каспиана, — Эдмунд скрипнул зубами. — И пытался понять, как Лев допустил такое. А потом понял, увидев собственными глазами точно такую же Нарнию с целым Кэр Паравалем — как часть Страны Аслана. Понимаешь? Плевать ему было на наш любимый мир. На нашу Нарнию, за которую поколения нарнийцев сражались и умирали. У него была своя. «Новая». И вот это он предложил нам. Точно такая же Нарния, как ваша. Только лучше. Завершённее. Идеальная глянцевая подделка, что пытается заместить собой оригинал, который мы защищали от Колдуньи и Тельмара. И вот ради этой подделки он хвостом не пошевелил, чтобы спасти истинную Нарнию.       Мужчина покачал головой, размышляя.       — В тот миг я прекратил воспринимать Аслана как своего бога, несмотря на то, что получил своё место и трон в этой фальшивке. Увы, я не Люси, что ни разу не усомнилась во Льве. И не Питер, что даже тысячи лет спустя готов нести ответственность за наш народ, даже если ему придётся жить в поддельной Нарнии. Возможно, именно поэтому он всегда заслуживал и заслуживает до сих пор титул Великолепного. А я… я справедливая, но эгоистичная сволочь, которой суррогатного заменителя моей страны оказалось мало. А уж твоё исчезновение стало последней каплей.       — И как? Этот мир лучше Нарнии? А твой новый сюзерен — Аслана? — Сьюзен кивнула в сторону лежащей внизу лесной чащи.       — Сюзерен? Ну он точно более деятельный, чем Лев, — Эд хмыкнул, любуясь закатом. — Охотник на демонов, как-никак. Не Хаоса, правда. С ними ещё предстоит столкнуться. Но зловредности им это не убавляет. Не говоря уже о том, что нам пришлось объединять две враждующие части одного народа. Что же касается мира… Я не могу сказать, что он лучше нашей Нарнии. Но я в нём на своём месте. Здесь мой дом. И я не дам ни одной рогатой твари его сломать. Точно так же, как я не дам слишком умным львам влезать сюда, чтобы потом сделать подделку вместо оригинала.       — Знакомые чувства. Я рада, что ты нашёл то, что искал, брат.       — Ну а ты, сестра? Довольна ли ты своим сюзереном, или тебя нужно спасать? — Эдмунд нахмурился под повязкой, пристально смотря на сестру. — Не сочти за то, что лезу в твои дела. Но. Ты уверена? Слухи о Чёрном Ужасе ходят самые разные. Даже в моём мире, покровительница которого ему друг.       — Поверь, спасать не нужно, — пальцы женщины чуть дрогнули. Сузанора улыбнулась — на этот раз открыто. Перед мысленным взором промелькнуло расплавленное золото глаз. — Как и ты, Эд, я на своём месте. И, как и твоё, это место не было отдано в дар. Оно получено мной по моему собственному выбору.

***

      — А в дни Золотого Века наши рыцари драконов убивали…       Питер осторожно поднялся на склон, не спеша, точно охотник к дремлющему зверю, подходя к сестре.       Вглядываясь в чуть бледное лицо с острыми чертами, обладательница которого небрежно прислонилась к боку исполинской твари, Верховный Король Нарнии пытался понять одну-единственную вещь. Осталось ли в этой женщине что-то от той Сьюзен? От его сестры? Хоть какая-то часть, вклеенный на новое место осколок от разбитой однажды вазы? Или осколки давно уже смела в урну новая хозяйка?       Сузанора (или всё же Сьюзен?) усмехнулась, кладя тонкие пальцы на угольно-чёрную чешую, практически сливавшуюся с цветом её платья, и ласково почёсывая любимца. Сейчас она как никогда напоминала уже виденную сегодня Морати. Таящаяся опасность под вселяющей восхищение маской.       — У нас говорят, что рыцари и храбрецы не убивают драконов. Они на них летают. И уж Гелиоса я точно никому убить не дам, — она выразительно посмотрела на гостя. — Здравствуй, Питер. Я ждала тебя. Садись, пожалуйста.       Великолепный сел на замшелый камень, широкий и плоский — прямо напротив Повелительницы Ужаса. От него не укрылись слова «у нас».       Молчание затянулось. Забавно, но каждый пока что не решался смотреть в глаза другому.       — Сестра, — наконец начал Певенси, пряча чуть сжатые пальцы в рукавах рубашки. Рыцарь Нарнии никогда не простил бы себе, начни подобную тяжёлую беседу дама сама. — Что случилось? Тебя утащили силой? Если да, то скажи! Даю слово, мы вытащим тебя. Если понадобится — сравняем весь друкайский лагерь с землёй.       Пальцы, державшие кубок, чуть дрогнули. Однако лицо женщины осталось невозмутимым.       — А ты не меняешься, братец, — наконец фыркнула она чуть иронично. — Ты абсолютно не меняешься. Но, быть может, именно поэтому ты мне и дорог. Однако вряд ли для союза, как и для нарнийцев, пойдёт на пользу похищение Повелительницы Ужаса. Поверь мне. Не говоря уже о том, что нет… никто меня не утаскивал силком. Более того. В отличие от прошлых раз, мне озвучили условия и предупредили о нюансах. И я эти условия приняла, добровольно и осознанно.       Питер слегка выдохнул, облегчённо — и удручённо одновременно. Облегчённо, потому что Сьюзен назвала его братом… и сказала о прежнем тёплом отношении. Но вот то, что она заявила дальше…       Осознанный выбор. В пользу кого? Друкаев?       — Сью… ты очень спокойно говоришь о том, на стороне кого сражаешься. Сестра, мы с Люси перед этой встречей читали книги о наших будущих союзниках. Если им верить — они хуже тархистанцев и тельмаринов, вместе взятых. Начиная с рабовладения и заканчивая полной и законченной развращённостью.       — А в книгах Тархистана Нарния называлась варварскими землями, где поклоняются жуткому северному демону в образе огромного кота, — тёмные брови красавицы чуть выгнулись, словно намекая на то, что Певенси явно черпали информацию из предвзятых источников. — Уж не версию ли событий асуров из Хиша вы читали?       Вар Анлек помолчала, отпив из кубка. У Питера же вино в горло сейчас не лезло.       — Однако не могу не признать, что… некоторые вещи из сказанных тобой правдивы. Друкаи действительно рабовладельцы, и к кому-то вне своего народа чаще всего относятся потребительски. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы стать полноправной частью этого народа. Улгу — жестокий край. Но исходит это из одной простой вещи. Дети Тьмы скорее пожертвуют тысячей чужих жизней, чем одним своим.       — И ты об этом так спокойно говоришь? — настал черёд выгибать брови Верховному Королю. Он наконец поймал взгляд Повелительницы Ужаса, прямо и жёстко посмотрев ей в глаза. Тщательно ища признаки хоть чего-то, намекавшего на то, что Сьюзен не владела своим разумом. Хоть одну зацепку. Если бы он нашёл то, что искал — Питера не остановил бы никакой союз против демонов от того, чтобы самолично срубить голову златоглазой твари. — Сью. Сьюзен. Ты долгое время находилась в одиночестве в нашем родном мире. Затем — в один день ты пропадаешь. И вот теперь, сотни лет спустя — появляешься — и в компании кого? Коурана Чернорукого? Безжалостного убийцы, что по мановению руки своего господина уничтожит целый город? Морати? На которой клейма ставить негде — если бы не цвет волос, я бы её с Джадис мог перепутать. Или Малекита, что является Князем Тьмы и носит прозвище Чёрный Ужас — за дело, насколько я знаю?       Тень набежала на прекрасное лицо женщины. Уголок губ чуть дрогнул. Словно кусочек совершенной маски откололся, когда перед глазами драконьей всадницы пронеслись воспоминания трёхвековой давности.       — Иногда ты просто невыносим, когда начинаешь под кожу лезть, — проворчала друкайка. — Знаешь… безусловно, у друкаев есть определённые недостатки, брат. Я не говорю, что мне не было тяжело, когда я только присягнула своему сюзерену — после того, как очередная попытка сдохнуть в бою оказалась провальной. Было. Ещё как было. Мне приходилось выковывать себя заново, потому что попала я в Улгу бывшей сломанной игрушкой. Однако знаешь, в чём забава? Ни одному эльфу и в голову не пришло обвинить меня за то, что я думаю. Друкаям плевать на твой моральный компас, катящийся вверх или вниз, пока этот моральный компас не мешает тебе работать на благо Его Величества.       Голос Повелительницы Ужаса потеплел на мгновение.       — Или не мешает выполнять приказы. Пока ты прикрываешь спину остальным и своими действиями не несёшь угрозы, внутренней или внешней — можешь морально падать любым желаемым способом. И слова не скажут. Коуран — хладнокровный убийца. Безусловно. И зачастую я после тренировок с ним выла, а с меня шёл кровавый пот. Но это не мешало ему, в своё время, вытаскивать меня из лап отродья Гниюшего Сада — участь куда хуже смерти, поверь мне. А потом нам обоим — прорываться к своим, прикрывая друг другу спины. Верховная Чародейка — женщина с крайне тяжёлым характером. По себе знаю. Но в своё время, когда её сын лежал израненный и обожжённый, словно полутруп — именно она собрала верных ему солдат, возглавив армию до того, как Король-Чародей не смог встать на ноги. Не говоря уже о том, что ни один обитатель Улгу не стал бы осуждать члена семьи за красивую одежду, нейлоновые чулки или помаду. Потому что на первом месте свои. А потом уже мораль.       Мужчина побледнел.       Вот оно что. Вот как сестра вляпалась во Тьму.       Острое чувство вины пронзило короля Нарнии, так что он слегка сжал пальцы в кулаки, ведь отчасти в случившимся была и его вина. Недоглядел. Не смог помочь. Не смог убедить Аслана отправить его назад, хотя бы в виде сна.       Да и сам Лев… мог ли он смягчить наказание изначально? Не доводить Сьюзен до такого? Робкая мысль закралась в голову Питера, впрочем, быстро отметённая в сторону. Аслан же говорил, что дело не столько в его наказании, сколько в самой Сьюзен, которая не хотела ни видеть, ни верить, сама захлопнув дверь перед своим носом.       Но если это было так, почему вышло подобное? Разве Питер не сделал всё возможное, чтобы душа сестры не досталась Таш?       «И в итоге её подобрал бог тьмы, потому что больше подбирать было некому».       Осознание заставило нарнийца сжать зубы — и ещё больше пожелать снести Королю-Чародею голову.              Великолепный видел, с какой преданностью, далеко переходящей за пределы вассалитета, Сью смотрела на Владыку Тьмы. С какой теплотой в голосе произносила его имя. Ублюдок явился в очень правильный момент.       — Он пришёл к тебе тогда, когда ты больше всего нуждалась в утешении, после чего унёс с собой? И превратил в свою прислужницу? В наложницу? Очнись, сестра! Молю тебя! Неужели Рабадаш тебя ничему не научил? — Питер подался вперёд, сжав пальцами плечи Сьюзен.       Друкайка сделала неуловимое человеческому глазу движение рукой, после чего на щеке короля расцвела боль. Тот слегка отшатнулся после звонкой пощёчины.       — Заткнись, брат, — маска самообладания на лице женщины лопнула — резко, жёстко, словно перезрелый плод от удара. Губы исказились в горькой гримасе. Две скупые слезы пробежали по щекам.       Сузанора опустилась обратно к драконьему боку.       — У меня было достаточно мужчин — в Нарнии или в нашем мире, — чтобы я могла сделать какие-то уроки, брат, — начала она глухо, подтянув колени к подбородку. В глаза Питеру она старалась не смотреть. — Не в этом дело, и не это было первопричиной моего решения. Не стоит опошлять проблему, находящуюся куда глубже. Это не идёт твоим рыцарским доспехам. Оставь подобное Эдмунду.       Со смесью боли и злости Сьюзен посмотрела на брата, подняв голову. Через взгляд бывшей Великодушной словно рвалась наружу вся похороненная боль, пробуждённая к жизни неосторожными словами.       — Восемь лет, Питер. Восемь проклятых лет, которые начались с моего выживания в катастрофе и опознания ваших трупов. Ты не знал такие подробности? — она грустно усмехнулась, когда мужчина покачал головой. — Люси собирали по частям. Опознавать пришлось по кусочкам её любимого платья. Тебе размозжило голову. Я узнала тебя по твоим золотым волосам, брат. Они были заляпаны кровью. Эдмунд обгорел во время взрыва настолько, что единственное, что выдавало труп — это железный значок на обрывке одежды. Скажи, о Верховный Король, отречение от Нарнии и увлечение платьями заслуживало такой кары? В чём был замысел Аслана? Чему он хотел научить меня таким способом?       Она всхлипнула.       — Восемь лет, брат. Из которых шесть — служба в полиции. Восемь лет одиночества — семью у меня создать так и не вышло. В общей сложности — пять боевых ранений, последнее — из снайперской винтовки в лёгкое. Я искала смерти в бою. Таблеток наглотаться… Орей бы не понял такой трусости. Но учитывая, что от пуль у меня сдохнуть так и не получилось — подозреваю, верёвка тоже оказалась бы гнилой!       Тяжело дыша, женщина, сейчас совсем не похожая на Повелительницу Ужаса, поддалась вперёд, тяжело опираясь на лежавшего рядом Гелиоса, который проснулся и с лёгким беспокойством смотрел на хозяйку.       — И ты, — шокированный мужчина попытался собраться с мыслями.       — Молчи. Я обратилась к местной колдунье. Та помогла вызвать одного из тёмных духов. Это была моя последняя надежда… на встречу с вами. Я молила его открыть мне двери в Нарнию. Дура была, как я сейчас понимаю — та Нарния, что я знала, как оказалось, давно перестала существовать, — Сьюзен дёрнула щекой. — И в итоге, когда надеяться мне было уже не на что — мне дали выбор. Впервые за весь мой опыт с божественными сущностями — мне дали выбор, обрисовав все нюансы и подводные камни. Служба и верность в обмен на возможность однажды снова вас увидеть — и без боязни, что меня выбросят, как сломанную игрушку.       Глубоко дыша, друкайка провела рукой по лицу, постепенно успокаиваясь и выравнивая спину. Глаза, не мигая, смотрели на брата, который сейчас разрывался между двумя противоборствующими частями. Абсолютной преданностью Аслану, который всегда знал, что делает, и Нарнии — и ощущением той искренней, невыносимой боли, что прорывалась через сестринскую маску спокойствия.       — Не в Малеките дело, Пит. Ты не того винишь. Если хотя бы один раз хоть кто-то из вас появился за эти восемь лет, я бы сейчас не стояла рядом с Королём-Чародеем. Появись ты или Аслан даже в тот последний день перед ритуалом, назови вы прямо и честно условия моей кары — я бы пала на колени и приняла бы её со всем смирением. А после, если бы мне позволили, встала бы с тобой плечом к плечу в войне с демонами. Но ни Лев, ни ты не пришёл. Пришёл тот, кто был со мной честным. Тот, кто мог бы щелчком пальцев обратить меня в свою рабыню и наложницу — на мгновение ошейник на горле я почувствовала, — но не сделал этого, вместо этого дав выбор. Я этот выбор сделала — и не жалею о нём ни капли. И своё место я занимаю по праву.

***

      Сильные руки рыцаря внезапно обняли Сузанору. Жёстко, порывисто, прижимая к себе. Пальцы брата привычным, но давно забытым жестом попытались заправить выбившуюся прядь за ухо. Друкайка раздражённо дёрнула головой.       — Не надо, Пит…       — Прости меня, — Пальцы Верховного Короля оказались непреклонны. Голос же излучал вину.       — Что? — опешила Сью.       — Прости меня, сестрёнка. Прошу. Я хотел прийти раньше. Всем сердцем хотел. Мне не позволили. Тогда костьми лёг, чтобы ты ничего не смогла с собой сделать. Не досталась Таш. Аслан пообещал.       — Перекрыл дорогу к смерти. Да. Я почувствовала. Знала, что это ты, — слабо, но искренне улыбнулась младшая сестра, утыкаясь в плечо брата. — Спасибо тебе. Правда, спасибо. В итоге благодаря этому всё хорошо и получилось.       — Если бы я ослушался приказа — этого бы не произошло. Прости меня. Я могу чем-то помочь? Быть может… твою присягу получится выкупить? Обменять? Если ты хочешь, конечно.       — Не нужно извиняться, брат, — друкайка ласково сжала его плечо. Не хватало ещё, чтобы Питер себя в качестве обмена предложил. С него станется. — Всё хорошо, правда. Знаю, быть может, ты не одобришь. Но я правда на своём месте. И мне хорошо. У меня есть те, кто меня любит — и, в случае чего, без колебаний за меня убьют. Как и я — в ответ. Не переживай так.       Некоторое время брат и сестра сидели молча, просто греясь, словно восполняя упущенное за три века.       — Ты правда работала в полиции? — наконец спросил мужчина. — Не врачом, как желала прежде? Это же опасно!       — Сказал тот, кто участвовал в высадке на Омахо Бич? — насмешливо выгнула брови Сьюзен, наслаждаясь удивлённым взглядом Верховного Короля, скрывавшего этот факт до смерти. — Раскопала твою шкатулку с наградами и письма сослуживцев. Что касается моей работы… я пошла в полицию в память о вас. Ты всегда был воином. Эд нёс справедливость. Люси была отважной. Кстати о ней, — глаза Сузаноры весело сощурились. — Питер… а ты в курсе, что за тобой хвост?       — Ты о чём? — сделал невинное лицо Великолепный.       — Питееер. Я и во времена Нарнии вас раскусывала. А уж сейчас, после тренировок Коурана — тем более. Я многое могу простить, брат. Но не оскорбление моих умственных способностей, — произнесла Великодушная тем занудным тоном, что в своё время произносила «Гастро-воскулярный» перед памятной игрой в прятки. — Люси, я знаю, что ты здесь! Вылезай!       — Ой, — донеслось из-под ближайшего валуна, откуда показалась Отважная. — Сестра? Здравствуй.       Сердце бывшей полицейской пропустило несколько ударов.       Люси. Целая. Живая. Не разорванная на части. Ещё немного подросшая с того времени, как Сьюзен её помнила — до возраста времён Золотого Века. Ещё прекраснее, чем прежде, в лёгком алом платье.       — Люси…       Друкайка раскрыла руки, и младшая сестра с радостным писком бросилась в объятия. Вот уж над кем действительно было не властно время!       — Лу, Пит… — Сузанора крепко прижала к себе обоих. — Ну, тише. Ваша сестра, конечно, теперь страшная Повелительница Ужаса, что летает верхом на огромном чёрном драконе. Но это всё ещё ваша сестра. И всегда ей будет, хоть у нас с вами и разные дороги. Обещаю.

***

      Если первая сегодняшняя встреча напоминала тёплый яблочный пирог в дружеской компании, вторая — носила горький миндальный привкус, что в конце раскрылся сладостью, то вот третьей встречи Сузанора откровенно страшилась. И, в то же время, ждала её. Ждала с тем нетерпением, которое испытывает человек, готовящийся сковырнуть болячку. Ожидала исступленно, предвкушающее, со вкусом крови на языке и лёгкой дрожью в пальцах.       Появление гостя за своей спиной женщина почувствовала сразу — слишком хорошо она помнила, ещё по детству, ту ласковую, наполняющую своих последователей радостью и умиротворением силу, что не имела ничего общего с будоражащей, будящей боевой задор мощью Короля-Чародея. Повелительница Ужаса медленно обернулась, успокаивающе гладя по чешуе насторожившегося Гелиоса и, словно эфес клинка, сжимая кубок в тонких пальцах.       Вот он — финальный бой, последнее испытание, что поставит точку в истории, что началась для четвёрки Певенси с платяного шкафа.       — Вот значит, какой путь ты выбрала, Отступница, — горько сказал Аслан, мягко обходя её по кругу. Лев Нарнии смотрел на свою падшую во Тьму дочь с грустью. Щурился своими большими глазами, словно пытался проникнуть в отвернувшуюся ныне от него душу. — А я надеялся, что ты одумаешься. Поймёшь, в чём именно была не права. Позовёшь меня — не голосом, но сердцем — и вернёшься домой, как истинная королева Нарнии.       — Аслан, — Сьюзен невольно прижалась к драконьей чешуе, не в силах смотреть светлому божеству в глаза. Цепляясь за своего дракона, как за последнюю опору, чтобы не упасть. Казалось, сияние Льва начало жечь её, давно привыкшую к вечной ночи. Обращать в прах пропитавшуюся Тьмой кожу, сжигать мясо, добираться до костей.       А перед глазами одна за другой неслись картины, что она, казалось бы, давно уже прожила и переработала. Вскрытый Питером давно зарубцевавшийся шрам сейчас активно посыпали солью.       — Разве ради этого, дочь Евы, ты прошла в Нарнию через платяной шкаф? — тихо продолжал создатель Нарнии. Он не рычал, нет. Просто говорил — едва слышно, проникновенно, шёпотом забираясь в уши. И это было хуже всего. — Для этого ты двадцать лет носила золотой венец, и затем — сражалась у Кургана? Чтобы стать подстилкой на ложе чудовища не по принуждению — по своей воле? Чтобы сказали твои подданные, увидев, что их королева, подобно Джадис когда-то, начала владеть рабами и учиться чёрной магии, чтобы лить кровь невинных?       Гелиос грозно зарычал, вытягивая шею и выпустив предупреждающую струю пламени. Стараясь защитить напарницу от врага — а в том, что это был враг, у дракона сомнений не осталось. Но Лев и ухом не повёл.       — Ты отрёкся от меня. Обещал, что больше ни я, ни Питер не вернёмся, — прошептала друкайка. Женщина отчаянно моргала, пытаясь убрать круги перед глазами. — А затем отобрал и семью.       — Для моих детей нет смерти, моя потерянная дочь. Ты знаешь это. Ты была со мной в самый тёмный час, когда я шёл на заклание на Каменном столе. Ты видела, как оживали обращённые Колдуньей в камень. Ты чувствовала, как взрослая женщина может вновь стать девочкой. Тело — лишь вместилище души. Все нарнийцы, чистые душой, находят дорогу в мою страну. Так случилось и с твоими родными. Но вместо того, чтобы порадоваться за них, ты вновь жалела лишь себя, оставшуюся в одиночестве, что стало твоим испытанием.       Аслан печально тряхнул гривой.       — Путешествуя в Нарнию, в отличие от Люси, ты так и не поняла главного. Нарния это не место в пространстве. Она в сердце, где бы ты ни находилась. Как и я. Но вместо того, чтобы открыть мне своё сердце, впустить Нарнию в него, ты предпочла пестовать своё горе. Сначала во внешнем виде и свиданиях. Затем — в работе… И наконец — ты пошла к колдунье, что обещала простой и лёгкий способ, что помог бы обойти учёбу и отправиться на каникулы раньше срока. А затем — ты впустила в своё сердце Тьму вместо меня. Что сказали бы Мистер Бобр и Миссис Бобриха?       — Замолчи!       — Ты, будучи когда-то Великодушной, научилась быть Безжалостной. Ты кровью получила титул Повелительницы Ужаса — даже Джадис никогда не претендовала на такой. Ты убивала и захватывала пленных, оправдывая это тем, что есть свои, а есть чужие. Но разве Нарния когда-либо следовала подобной заповеди? И наконец, ты отдалась Тьме — не только душой, но и телом. Ты, та, что Каспиан когда-то желал взять в жёны.       Лев сделал шаг вперёд, к тяжело опирающейся на драконью лапу женщине, что титанически боролась, стараясь не упасть на колени. Нет, не сейчас! Только не снова! Гелиос ударил, выпустив струю пламени прямо в Аслана. Но огонь бессильно стекал по золотистым бокам, не в силах причинить вреда богу.       А Певенси скрипела зубами, пытаясь взять себя в руки. Рычала, царапая ногтями кожу пальцев, стараясь справиться с затопившим душу Светом.       — Но никогда не поздно вернуться, дочь моя, — кошачьи глаза Аслана стали ласковыми. Мощь, пытавшаяся прижать Сьюзен к земле, ослабла — на этот раз наоборот, лаская и маня. — Любой может заслужить прощение. Я простил твоего брата, когда он раскаялся в содеянном — и взошёл на Каменный Стол вместо него. И ты тоже можешь получить его, вернувшись как Королева Нарнии. Твоя корона вновь засияет золотыми листьями, а не чёрной сталью. Просто осознай, что натворила. Пусти меня в своё сердце, и искренне попроси прощения — и оно будет даровано.       Глаза Льва улыбались.       — Именем лучезарного южного солнца снова будет славиться королева Сьюзен Великодушная. Потому что кто хоть день правил Нарнией — тот навсегда король или королева. Пойдём домой, дочь моя. Все уже собрались.       Пальцы Сузаноры сжались вновь — на том же самом кубке, в котором чудом не расплескалось вино. Женщина, более не придавливаемая к земле божественной мощью, опираясь на лапу дракона, выпрямилась во весь свой рост. Успокаивающе погладила при этом рычащего Гелиоса, который был готов броситься в бой по первому приказу.       — Наггаротское, — хмыкнула Сьюзен, залпом осушая бокал, словно для храбрости. А затем, выдохнув, спокойно посмотрела Аслану в глаза, видя сейчас перед собой совсем иной взгляд. Те глаза тоже были золотыми. Но они — предлагали выбор, защиту и страсть, а не покорность и мораль.       Иногда Великий Лев всё же допускал ошибки. Как и любое другое разумное существо. В частности, убеждать свою падшую последовательницу этой фразой ему не стоило. Не после того, как «навсегда» прошло слишком быстро — и двое из четвёрки легендарных королей сумели понять это. Да и насчёт Питера… сомнения у Верховного Короля явно были.       — Знаешь, Аслан… Приди ты ко мне с той же самой речью тогда, в течение тех долгих восьми лет — у тебя не было бы вернее последовательницы, чем я. Явись ты в первую сотню лет моего обучения в Улгу — и я бы ненавидела тебя. Да я и так ненавидела, желая сделать из тебя чучело. Но сейчас… — Сузанора глубоко вздохнула, прикрыв глаза — и словно окончательно прощаясь с детством. — Я не богиня. Мне трудно тебе противостоять, если ты придавишь меня своей силой. Хоть и буду пытаться, пока моё сердце бьётся. Но когда давления нет… Мне просто всё равно.       Военачальница Улгу небрежно подкинула кубок в воздухе.       — Я не та девочка, что оплакивала тебя, хоть она и является моим прошлым. Моя семья по-прежнему моя, и я всегда буду любить её, на какой бы стороне они не находились. Но ты, Аслан… Прости, но нет. Золотую корону оставь себе или переплавь. А мне по душе чёрная. Моего нынешнего господина я выбрала сама — и с его народом обрела новый дом в тот час, когда отчаяние достигло пика. На Каменный Стол не хочу, так что ищи предателей в другом месте. В отличие от некоторых, Малекит не пускает туман в глаза или ссылается на вечность души и бренность тела, когда речь идёт о защите его подданных. Он не бросает их умирать и мучиться под гнётом врагов и завоевателей. Он берёт и защищает — с оружием в руках.       И, словно в подтверждение слов Повелительницы Ужаса, в воздухе раздались аплодисменты.       — Браво, дорогая. Браво.

***

      — Знаете, когда мне докладывают, что к моему офицеру приходит один из охотников на демонов, являющийся братом этого офицера — я могу понять, — Малекит, выходя из Тени, криво усмехнулся, вставая за плечом Сузаноры несокрушимой скалой и насмешливо смотря на Льва. — Когда с ней хочет побеседовать второй брат — главнокомандующий союзного войска — тоже, в принципе, понятно. Но вот когда моя правая рука срочно сообщает, что на моего вассала союзное, казалось бы, божество, едва ли не нападение устраивает… Приходится вмешиваться, знаете ли. Хотя, вижу, что вассал и без сюзерена прекрасно справлялась, так и не преклонив перед тобой колени, Светлый.       Король-Чародей распахнул плащ, привлекая к себе женщину словно защищая тяжёлой чёрной тканью.       Что же… он не ожидал от Аслана такой прыти в первый же день, хоть и не сомневался, что облезлый кот предпримет попытку — в этом был серьёзный недочёт. Иначе бы выделил охрану, или сам следил пристальнее. Однако то, что друкай в итоге застал… оно стоило этой недоработки.       Бывший Владыка Чёрной Башни не ошибся в девочке, которую принял в ряды своего народа три века назад.       — Я лишь пытался вернуть заблудшее дитя, совращённое тобой.       — Полно, Аслан, — улыбка сына Аэнариона стала больше походить на хищный оскал. Золотые глаза вспыхнули, зрачки вытянулись в щёлки. А рука — уютно и защищающее устроилась на плече его будущей королевы, ободряя её — и дразня Льва. — Я лишь дал девочке альтернативу, и она сделала свой выбор. И ты сам в этом виноват. Не припомню, чтобы даже Тирион, не к утру будет упомянут, выбрасывал вассалов погибать из-за любви к чулкам. В удушающей морали ты сумел обойти даже моего дражайшего «племянничка», а это тяжело, с чем тебя и поздравляю. А сейчас, будь так добр, покинь пределы моего лагеря, пока я действительно не отреагировал в соответствии с версией, что ты покушался на моего вассала.

***

      — Это было мило.       — Что именно? — невозмутимо ответил повелитель тёмных эльфов, с наслаждением вгрызаясь в яблоко.       Они устроились на склоне вдвоём — на том же самом месте. Гелиос, выспавшийся за день и явно желающий размять крылья, отправился на охоту.       — Твоё предостережение «отреагировать соответственно нападению на вассала», — улыбнулась друкайка. В серых глазах женщины плясали бесенята.       — Пора тебе уже к этому привыкнуть. Я не терплю покушений на свою женщину, — золотые глаза весело блеснули. — Однако не нужно никому говорить. Нужно поддерживать перед союзниками репутацию, соответствующую прозвищу.       — Думаю, скоро у тебя будет масса возможностей продемонстрировать твой отвратительный характер, — ухмыльнулась Сьюзен, нагло кладя голову на колени Тёмного. Тот насмешливо фыркнул, не оставшись в долгу, и забрался пальцами в пушистое одеяло её волос, расчёсывая, как будто чесал кошку.       — Что ты имеешь в виду?       — Скоро прибудут Тирион и Теклис.       — Мне придётся сдерживаться, чтобы не разнести этот мир по камешку. Элуна, предоставившая место для встречи, будет недовольна.       Король-Чародей лениво сощурил глаза, наблюдая за тем, как под грохот появившихся неоткуда молний на склон горы с Мировым Древом начали появляться высокие — выше любого человека — воины, закованные в невиданную здесь броню. Одни держали знамёна со знаком молнии. Другие — алое знамя с золотым двуглавым орлом.       — С последним лучом солнца. Сигмар всегда отличался пунктуальностью.              Малекит в последний раз взглянул в лицо своей будущей королевы, прежде чем высвободиться из её объятий.       Сделка, заключенная три сотни земных лет назад, наконец принесла плоды. Девочка, к которой он присматривался с того самого злополучного перрона, на котором она рыдала, оплакивая родных. Когда впервые сумела докричаться, пусть и неосознанно. Сьюзен оказалась не просто одной из тех, кто имел потенциал и заключил сделку. Нет, она сумела выделиться. Трудом и потом развить дремавшую в ней тьму, заслуженно стать Повелительницей Ужаса — и со временем… занять место не только в его армии, но и в постели. И — в сердце. В один прекрасный момент сын Аэнариона понял это окончательно. Как отец когда-то, встретивший матушку случайно, он сам нашёл свою собственную Морати.       Сегодня Сузанора сделала окончательный выбор, не разочаровав своего сюзерена. И, когда придёт время, ей это зачтётся. В тот час, когда она воссядет рядом с ним на втором троне, в короне из чёрного металла.