История Альфы

      Дверь сарая захлопнулась за владельцем ранчо, и он исчез. Тот факт, что хозяин не произнёс не единого сердитого слова, не успокоил Волка. Они с Бедствием прижались к стене сарая, не сводя глаз с трёх Свирепых Псов, державших их пригвождёнными.       Внутри огромного сарая было поразительно темно, словно огромная луна снаружи погасла. Но Волк отлично мог видеть полный ненависти взгляд Солнцепляса. Он перевёл взгляд на Бедствие. Она, не отрываясь, смотрела на своего Альфу, хоть её лапы и дрожали. И всё же она не сводила взора с Солнцепляса.       Впервые за несколько недель Волк ощутил, как в его груди поднимается старый и дикий волчий гнев. Какое имеют право эти Длиннолапые Клыки угрожать ему? Какое право они имели угрожать его паре?       Он агрессивным шагом приблизился к Солнцеплясу, слегка повернувшись телом, чтобы заслонить собой Бедствие. — Какого рода наказание? — прорычал Волк. — Не то, которое ты заслуживаешь, — пророкотал Солнцепляс, — ты будешь помечен. Навсегда. И это будет тебе напоминанием о твоём долге.       Волк застыл.       «Помечен? Как?»       Но прежде, чем он спросил, на него накинулись Зорро и Красавица, повалили на землю своими мощными лапами. Волк боролся, огрызаясь и извиваясь, но две Свирепые собаки на нём были слишком сильны.       Солнцепляс сделал это быстро. Одна из передних лап Волка растянулась на полу, и Свирепый Пёс сделал выпад, полоснув когтями по его ноге. Секунду Волк ничего не чувствовал, а затем на него нахлынула боль. Он взвыл. Порез на теле был глубоким и кровавым.       Зорро и Красавица слезли с него и поднялись, а Волк отпрянул назад, лихорадочно облизывая лапу. Когда он опустил её на землю, то снова ощутил пронзительную боль в передней лапе. Но не настолько серьёзную, чтобы сделать его калекой. Он все ещё мог ходить и бегать — Солнцепляс точно знал, что делает.       Волк будет носить этот позорный шрам всю жизнь.       «Они сделали со мной это из-за курицы. И я позволил это!» — он с ненавистью взглянул на Солнцепляса. — «Если бы я был настоящим волком, я бы сам забрал курицу. И никогда не позволил поступить так со мной!» — Бедствие, — прорычал Солнцепляс, — дай мне свою лапу.       Ярость Волка внезапно иссякла, сменившись ужасом. — Нет! Это моя вина! Моя! Ты не можешь наказать её, она не… — Она была твоей напарницей, и я сделал её главной. Вина у вас общая. Лапу, Бедствие.       Бросив взгляд на Волка, Бедствие шагнула вперёд. Зорро и Красавице даже не понадобилось прижимать её к земле. Она легла на живот, низко опустив голову, и протянула переднюю лапу Солнцеплясу. — Нет! — рявкнул Волк и прыгнул вперёд.       Зубы впились в мягкую кожу шеи, а другие — в плечо. Зорро и Красавица опять прижали его, не повредив плоть, но укусив достаточно сильно, чтобы причинить боль, и оттащили назад от Бедствия и Солнцепляса. Волку ничего не оставалось как наблюдать за тем, что Солнцепляс полоснул когтями по передней лапе Бедствия.       Волк услышал её слабый, сдавленный стон.       Зорро и Красавица с презрением отпустили его, и Волк пошатнулся, не в силах даже огрызнуться на них. Он мог только смотреть на дрожащую Бедствие, в то время как три других Свирепых Пса надменно прошествовали к двери сарая. Она открылась на лай Солнцепляса, и послышался низкий голос владельца ранчо, хвалящий пса, а затем дверь снова закрыли.       Бедствие приподнялась на куче соломы, кружась и сворачиваясь калачиком. Если бы у неё был хвост, то она бы его зажала между ног. Она не смотрела на Волка, который нерешительно подошёл к ней и лизнул кончик уха.       Бедствие вздрогнула от его прикосновения. — Оставь меня одну. — Мне жаль, Бедствие, ты не заслужила этого… — Нет, заслужила, — её голос звучал приглушённо, — Солнцепляс прав: я не справилась со своим долгом. — Не ты. Я не справился, — подойдя ближе, Волк попытался лечь к ней, но внезапно она подняла голову и огрызнулась. — Я сказала — оставь меня одну!       Волк отступил, потрясённый. Он поджал хвост между лап, уставившись на затылок Бедствия.       «Она винит меня. И она права.»       С сердцем, тяжёлым как камень, в груди, Волк прошествовал к двери сарая и лёг. Она не была заперта на задвижку: владелец ранчо знал, что собаки никуда не убегут. Ведь он их Альфа, не так ли?       Волк приоткрыл узкую щель, чтобы взглянуть на испещрённое чёрными пятнами небо над дальними холмами. Он знал, где находятся холмы, лишь потому, что звёзды всегда там находились.       «Я пожалел этого койота всего на мгновение. И посмотрите, к чему это привело. Помеченный шрамом на всю жизнь, как и Бедствие.»       Волк хотел поспать, но в голове царил беспорядок.       «Что я здесь делаю? Я такой же жалкий, как и мёртвый койот.»       Он знал, что Солнцепляс с радостью наказал бы Волка так же, как и койота. Но его шрам — справедливое ли наказание за ошибку? Такой ли должна быть Стая?       «Но как я вообще могу жить без Стаи?»       Поднявшись, он толкнул дверь сарая пошире и, прихрамывая, вышел во двор. Луна уменьшилась и находилась внизу неба, но все ещё располагалась на нём. Волк присел на задние лапы и издал отчаянный страдальческий вой.       «Великая Волчица, помоги мне. Кто я — Волк или Пёс?»       Когда его вой затих, что-то защекотало шерсть. Он замер.       Никакая Великая Волчица не спустилась с неба, как это было в старых легендах. Но что-то он почувствовал.       Это было похоже на рывок, настойчивый и требовательный, в области затылка. Что-то звало его — прочь отсюда, к холмам. Ветерок снова принёс запах осины и полыни, и на этот раз Волку захотелось к ним.       «Лес. Я должен быть там. Не здесь.»       И всё же…       Волк бесшумно прошёл в сарай, Бедствие все ещё лежала на соломе, абсолютно неподвижная, но он знал, что та не спит. Он очень нежно прикоснулся своей мордой к её.       — Бедствие, — прошептал он, — мне нужно покинуть это место.       Она медленно подняла свою изящную голову и повернулась к нему. Глаза у неё были тёмные и ясные, но очень несчастные. — А как же твоё обещание? — Я все ещё хочу быть твоей парой, но я не могу здесь оставаться. Пойдём со мной. Пожалуйста, Бедствие.       Несколько долгих мгновений она не сводила с него глаз, но затем печально покачала головой. — Это моя семья, — прошептала Бедствие, — владелец ранчо. Солнцепляс. Зорро. Красавица. Кем бы они не были — они моя Стая.       Волк перевёл дыхание: — Даже несмотря на то, что они… — Да. Даже несмотря на то, что они сделали. Волк, я счастлива здесь. Это единственный мир, который мне известен. Мне не место в твоём. — Это не так, — закрыв глаза, он уткнулся носом в её подбородок. — Я не могу, Волк. Не проси меня об этом. Я не могу.       «Если я уйду, значит я уйду без Бедствие.» — В таком случае, — пробормотал он, — я останусь.       На сердце у него было тяжело, но Волк знал, что не оставит её: — Я останусь с тобой. — Нет, — глубоко вздохнув, Бедствие взглянула ему в глаза, — Волк, ты должен уйти. Тебе нужно уходить. — Но… — боль пронзила его изнутри. — Если ты останешься со мной, то ты возненавидишь меня. — Нет! Я… — Да, ты сделаешь это. Ты возненавидишь меня за то, что я держу тебя здесь. Возненавидишь себя за то, что позволил мне, — она нежно лизнула его морду, — ты прав, Волк. Ты не можешь быть здесь счастливым. Так что уходи. Прямо сейчас. Я постараюсь дать тебе как можно больше времени. Но потом мне придётся поднять тревогу. Если я поступлю иначе, то не отделаюсь просто шрамами на лапе. Ты понимаешь?       Промёрзший и отяжелевший от печали, Волк облизнул грудку. Он медленно кивнул. — Да, — сказал он, — я правда понимаю. Но я буду скучать по тебе, Бедствие. Сильно. — Я тоже буду скучать по тебе. Больше, чем могу описать словами, — поднявшись, она прижалась своей элегантной головой к его шее, — но уходи. И уходи быстро. Пожалуйста.       Волк задержался на мгновение, ещё раз вдыхая тёплый аромат Бедствия. Затем он повернулся и бросился к двери сарая, а оттуда во двор. Ему было невыносимо оглядываться назад, поэтому он продолжал бежать, несмотря на боль в раненой лапе, мчась к забору. Он отыскал дыру, через которую он, казалось, пролез сюда в прошлой жизни.       «С моим братом и моей Стаей. Но это уже не так. Я буду сам по себе, но буду свободен.»       Он нырнул в дыру.       «Нет!»       Она была доверху забита свежей землей и камнями; почва была слегка рыхлой, но на ней уже росла трава. Волк понимал, что не сможет разобраться с этим быстро.       Ещё одно беспокойство вздыбило его шерсть.       «Бедствие нужно поднять тревогу, и как можно скорее. Я не могу допустить, чтобы ей причинили ещё больший вред…»       Волк крутил головой, отчаянно ища выход.       «Овечье поле!»       В одном его углу, рядом с кривым деревом, стояло шаткое деревянное укрытие: грубое сооружение для защиты овец от непогоды, когда они в том нуждались. Волк бросился на луг, проскочил через ворота и побежал к укрытию.       Он был, пожалуй, ростом с двух овец. Волк, не колеблясь, быстро помчался к его серебристым очертаниям. Одним мощным толчком задних лап он прыгнул, вскарабкавшись на наклонную крышу.       Теперь Волк мог слышать яростный лай, эхом разносившимся по дворе и топот сильных лап по утоптанной земле. Они мчались за ним по двору: четыре пары лап. Бедствие подняла тревогу.       «С ней всё будет в порядке!.. Но буду ли я?»       Волк повернулся к забору. С крыши овечьего загона было невысоко, но по верху тянулась проволока с шипами, а ветви деревьев мешали ему.       Яростный лай Солнцепляса звенел в ушах, теперь гораздо ближе и наполненный ненавистью.       «Он не должен меня достать!»       Волк прыгнул. Его когти нащупали свисающую ветку, и он подтянулся, загребая когтями, на неё. Пушистый хвост зацепился за проволоку, но тот всё равно подтянулся вперёд. Запахи леса наполнили его ноздри, и что-то внутри пробудилось в нём.       «Холмы, и реки, и леса, и свобода… Прыгай, Волк!»       Он нырнул вниз как раз в тот момент, когда челюсти Солнцепляса сомкнулись на его хвосте. Извиваясь, Волк с трудом высвободился и тяжело рухнул на землю, лесная подстилка смягчила худшую часть падения. Его шерсть была набита песком, землей и сосновыми иглами, но внезапно ему расхотелось стряхивать их. Запах полыни заполнил его голову, и он едва слышал разъярённый лай Солнцепляса.       Поднявшись на лапы, Волк оглянулся через забор на вопящих Свирепых собак. Их глаза были наполнены дикостью и желанием убивать — у всех, кроме одной. Бедствие лаяла вместе с остальными, но её глаза лучились мягкостью, грустью и счастьем одновременно. Ему показалось, что в его голове послышался её голос.       «Прощай, Волк. Будь счастлив.»       Он поджал хвост и помчался в лес, к свободе.