* * *
Обыск по горячим следам вызывает у следователей множество вопросов к Луне, отвечая на которые, она и не думает отпираться. — Что ты такое говоришь? — Бедный Гарри. — Как ты могла помогать ему добровольно? Да она просто не в себе!.. Ну скажи! Он околдовал, подчинил тебя, так? Ты просто не могла сопротивляться? — Следствие разберется, — заключают авроры и забирают на удивление спокойную и бесчувственную Луну с собой. После тестов на порабощающее воздействие и допроса под веритасерумом Луну отправляют в камеру. Там ее навещают Гарри и Гермиона. Они очень хорошие, но Луна ничего не может им объяснить, ведь они не слышат. В отличие от друзей, Луна практически не думает о будущем приговоре. Она полностью признает свою вину и заслуженность наказания, но одновременно нисколько не раскаивается. Ей жаль погибших авроров, их родных. Папу тоже жаль. Но возвращаясь мыслями в прошлое, единственное, что она хочет изменить — убрать от окна светунчика и задернуть шторы. В остальном, с какой стороны ни посмотри, все правильно — так о чем же переживать? Кажется, не о чем. Но наступает день, когда повод находится. — Его поймали! — Гарри лучится радостью. — Он дал показания. Ты была под чарами Любви. По эффекту среднее между Амортенцией и Империусом. Но главная фишка в том, что жертва абсолютно уверена, что действовала по собственной воле. И формулу написал. Эксперты подтвердили действенность. Все обвинения с тебя сняты, слышишь?! — Его поймали? — Да, месяц ходили по следу и все-таки выследили. Застали в пещере спящим — он, говорят, даже серьезного сопротивления оказать не успел. С Луны берут обет неразглашения, и Гарри провожает ее до дома. Разговор не клеится, и радость на лице друга постепенно сменяется тревогой. Но нет, ей не нужна помощь. Просто устала. Тепло поблагодарив и закрыв за ним дверь, Луна садится на усыпанный щепками и битым стеклом пол и плачет навзрыд: лучше бы Том ушел не попрощавшись.* * *
Слезы не дают облегчения. Луна осматривает разгромленную гостиную и замечает на окне светунчика. Первый порыв — хряснуть об пол и растоптать ногами, но со следующим вдохом ей становится жаль несчастное создание. Не его вина, что они с Томом потеряли бдительность. И вместо расправы она отпускает светунчика на волю. Вернувшись в дом, пишет письмо главному аврору, в котором просит о свидании. Лежа без сил перед потухшим камином, Луна закрывает глаза и пытается представить яркие язычки пламени и ласковые пальцы на затылке. И вдруг они касаются ее наяву. Повернув голову, видит его лицо. Боясь поверить, дотрагивается до бледных высоких скул, впалых щек. — Ты сбежал, вырвался? — В некотором смысле. Тонкую сущность в принципе сложно где-то удержать. Умирающая надежда сжимает горло: — Зачем же ты сдался, Том? — Я решил, что так будет лучше. — Ты мог бы спрятаться в месте, где бы никто не нашел. — Таких мест нет. Аврорат, зная, что я жив, никогда не прекратил бы преследования. Думаешь, дракону подходит роль добычи? — голос звучит ласково, терпеливо. — Драконы не бегают и не прячутся, мой маленький лунный Мотылек. Они принимают бой. — Какой бой? Ведь ты даже не сопротивлялся. — Тактика боя определяется его целями. Моя цель — уйти с достоинством и сделать так, чтобы у тебя все было хорошо. — Тебя убьют — мне больше никогда хорошо не будет, — всхлипывает Луна, по-детски размазывая слезы. — Будет. — Он проводит большим пальцем по ее лбу от переносицы к волосам. Приближает губы к виску и шепчет: — Эмоции притупятся. Пройдет время, и я останусь в твоей памяти лишь тихой грустью. Тогда ты встретишь какого-нибудь паренька, такого же светлого и чудаковатого, как ты сама. — Луна пытается помотать головой, но он не дает. — Да. А еще много лет спустя мы встретимся за гранью, как ты и говорила. — А ты говорил: никто не знает, что там. Ты же никогда не хотел… — Раньше не хотел. Но тут подумал: все, значит, будут знать, что на той стороне, а я нет? Несолидно как-то, не находишь? Сквозь боль и слезы невольно прорывается смех: — И это я чудаковатая. — Ну, возможно, с тебя и на меня напылило самую малость. — Ты мне просто снишься, да? — Снюсь, — улыбается Том. — Но наш разговор реален. И чтобы ты знала это наверняка, я заберу себе одного мотылька. — Запустив пальцы под волосы, он снимает с ее левого уха сережку. — А теперь спи.* * *
Следующий день знаменуется отказом из аврората и безуспешными поисками сережки. А ближе к вечеру, постфактум, друзья приносят весть о казни. Она была быстрой и тайной, широкую общественность решили не травмировать новостями об очередном воскрешении Темного лорда. Его бы казнили и в день ареста, если бы не жаркие споры насчет способа. Дементоров и Арку смерти сочли слишком рискованными, как выпустить злой дух неведомо куда и гадать, вернется, не вернется или уже стоит за спиной. Сошлись на множественной Аваде и захоронении со стационарными сигнальными чарами на останках. Гарри и Гермиона не понимают Луну, но в их глазах читается сострадание. Она решается попросить: — Вы были там? Видели? — Я был. — Можно мне тоже? Увидеть? Гарри молча аппарирует, чтобы через четверть часа вернуться с думосбором. Его вывели на задний двор министерства магии. Высокий, статный, будто не замечающий антимагических оков на своих ногах, руках и шее, он лениво наблюдал за тем, как десяток авроров выстраиваются в круг. Судья зачитал приговор. Но старший взвода успел лишь раскрыть рот. — Минуту! — с самодовольной ухмылкой Волдеморт обвел оробевших людей высокомерным взглядом. — Надеюсь, никто не льстит себе иллюзией будто мог что-то решить! Поттер! Ты — не! — победил дракона, запомни это. Все, что сейчас происходит, это мое решение. И руководить сим знаменательным событием я буду сам. На изготовку, господа авроры. — Волшебники в алых мантиях, переглянувшись друг с другом и командиром, нестройно подняли палочки. — Постарайтесь не испортить прощального салюта в честь Темного лорда! — Волдеморт посмотрел вдаль, сквозь людей и стены, насмешливая и одновременно жуткая улыбка вновь изогнула его губы. — А-ва-да!.. Убивающее проклятие, подхваченное и законченное, всколыхнувшейся конвойной группой поглотило последние звуки его голоса. Тело Волдеморта выгнулось, охваченное сетью змеящихся молний, после чего, подогнувшись в коленях, безжизненно рухнуло на землю. Луне померещилось, будто ветер выхватил из его пальцев что-то белое и легкое, закружил и унес в небо.