Проект "ВЕЧНОСТЬ"

— А что? Это вполне реальный сюжет. — О чем вы, Зинаида Петровна? — я была мягко говоря в шоке от такого заявления. Старуха поставила на стол белую кастрюльку, в которой все то время, пока шла запись, замешивала жидкое тесто. Нашла время готовить, грымза старая! А впрочем… стоило про еду подумать, живот заурчал. — Заметила, в какой дорогой шубе пришла твоя мать? А ведь на записи примерно… 32-й год. Откуда у жены простого пока еще, — старуха сделала акцент на этих словах, — ученого, как Захаров, деньги на такую дорогую, импортную вещь? Да, я помнила, что наука, работа с полимерами, процветание Предприятия 3826 стали приносить нашей семье доход только перед самой войной, но потом ее же мясорубка искрошила все подчистую снова. После войны все пошло как раньше, даже лучше и быстрее, но папа с мамой никогда особо не жили в шике и блеске. Но и не бедствовали. У дяди Димы, как министра промышленности, появилось, конечно, больше каналов для получения импортных вещей, он на все праздники дарил нам какие-то невиданные европейские вещички. Но эта белая шуба… — Ну, чего зависла? Не знаешь? — Это вы ничего не знаете, Зинаида Петровна. Во-первых, некрасиво считать чужие день, а во-вторых, шуба эта была у мамы столько, сколько я себя помню. Мама рассказывала, что это подарок ее папы, моего деда Миши. — О, Михал Саныч. Не последнее лицо в Политбюро, Мария Геннадьевна, бабка твоя — зам директора кондитерской фабрики… — пока Зинаида все это рассказывала, уже включила печь, достала две чугунных сковородки и поставила одну на конфорку, которая уже сияла привычным голубоватым светом горящего газа. — Та еще модница была, вечно вся расфуфыренная ходила. Мужики, стоило ей пройти по коридору фабрики, шеи заворачивали. И пахло от фифы этой не кремом, молоком или сливками, а дорогими французскими духами. Сапоги, туфли, чулки, платья и костюмы брючные, косметика и украшения — все импортное, то американское, то французское, то английское. Да и сам Саныч ходил с иголочки, сигары дорогие курил. Что не поездка — за границу только. Да, обертка у обоих красивая, блестящая. Но все знали, какая эта «идеальная парочка» на самом деле гниль! Люди, особенно рабочий класс, для них были не больше, чем грязь под ногтями. Долго КПБ под них копали чего-то, обвинить в шпионаже пробовали, понятно, что кто-нибудь да стучал. У такой парочки завистников было много. Но Саныч всегда умел сухим из воды выйти. И наш Отдел связи все время глаз с них не спускал — тщетно. И вот как-то облажались они — на воровстве попались. Пожизненное дали. Но к тому времени мать твоя, Ольга, уже фамилию мужа носила и работала на благо Союза. Но девчонкой она была… уууу!.. В жизни не встречала более капризного, избалованного и невоспитанного ребенка, чем она! — и хмыкнув, старуха добавила: — Была бы моим дитём, пару раз бы веником или хворостиной отходила — мигом бы стала, как шелковая. У меня глаза стали как пять рублей, челюсть отвисла от всего услышанного. — Да, Ира, да, твоя мамочка росла мажоркой, — баба Зина подожгла и вторую конфорку, поставила на нее сковородку поменьше. При этом ни разу не обернулась на меня, но будто чувствовала мою реакцию на ее слова. — Так что, вероятность того, что она могла изменить твоему вечно хмурому и нелюдимому мизантропу-папочке с Сеченовым вполне высокая. Академик-то быстро разбогател, открыв полимер. Всенародным любимцем стал. — Да как вы?!.. — не выдержав, я вскочила с места. — Как вы смеете такое говорить?! Мои родители любили друг друга! — Ха! — Муравьева отправила на нагретые сковородки первую партию теста для оладьев. — Сомневаюсь. Мажорка она и есть мажорка. Это не искоренить. Да и ты сама такая же. Помню, видела, как Сеченов для тебя дорогие подарки выписывал, пылинки с тебя сдувал, будто ты кукла какая-то. Зачем, если бы ты не была его?.. — Так, хватит! — внезапно вмешался Начаев. Он встал с дивана с пустой чашкой и направился к раковине. — Мать, что за дичь ты несешь? Знаешь же: о мертвых либо хорошо, либо никак. К тому же, разве наше правительство позволило бы?.. — А чего это ты таким добрым сделался, зятек? Защищаешь ее? — выплюнула Зинаида, продолжая разливать тесто на сковородки. — Быстро ты дочку мою забыл: расстрелял сначала, а потом… — И правда, — нахмурилась я, — чего ты вечно лезешь, куда не просят? Мне заступники не нужны. — Слыш, девочка, — мощная фигура майора начала медленно надвигаться на меня, — тебя не учили вежливому обращению к старшим? Смотри, я от папаши твоего подобных выходок не терпел, и от тебя не… Не усел Нечаев договорить, как я метнула разъяренный взор на ящики, кинулась было к ним, но Сергей тут же перехватил руку. — Пусти меня! Сука, больно! Пусти, говорю! — со всей силы ударила майора локтем в грудь, но мужчина лишь хохотнул. — И это твой лучший удар, Захарова? Слабовато как-то, — при виде его довольной, нахальной рожи внутри все закипело. — А, явно на большее не способна. Вон как вся покраснела от натуги, — продолжал смеяться майор, но руку все же отпустил. Черт, кожа вся горела от его прикосновения! Взяв сумочку, я направилась к двери. — Больше я оскорбления и дурацкие шутки терпеть не намерена. Счастливо оставаться! — Да куда ты? Я же пошутил. — Пусть идет, Сережа, — махнула рукой Зинаида Петровна, переворачивая скворчащие оладьи. — Все равно с Кондора не спустится. — А вот это мы посмотрим! — и хлопнула дверью.

***

      Однако, уже спустя пять минут метаний по всей площадке Кондора, спотыкаясь о покрашенные шины, наполовину врытые в землю, вздрагивая от хрюканья свиней, я поняла, что и правда деться некуда. В надежде остановилась у самого края и посмотрела сначала вниз, потом по сторонам. Да, «Челомей», а уж тем более Предприятие далеко находились. — Вот же влипла, блять! — зло прошипела я, плюхаясь на одну из шин и закинув ногу на ногу. — И чего мне не сиделось в Китае, в моей родной квартирке, а? На что повелась, дурында? — цокнула языком сквозь зубы. — Кажется, манера общения Нечаева и на меня влиять начинает! Многовато времени я провела в его… подсознании. А как туда попала? Не понятно, — оглянулась на избу, из окон которой уже на улицу выбрался вкусный аромат оладьев. Живот снова напомнил о себе. — Нет, не вернусь к этой бабе Яге и громиле! Ни за что! Может, папу позвать? Пусть сожрет старую маразматичку! Черт!.. Да откуда она может знать?!.. А, Отдел связи на Предприятии. Выходит, она тоже на Сеченова работала. Не раз слышала, как папа называл тамошних работников крысами с большими ушами. Теперь понятно почему. Одно слово — шпионы! Нет, уж лучше «Аргентум» с его похотливым начальством! В загоне снова взвизгнула свинка, явно испугавшись чего-то, что видела только она. Я обернулась на животное и подумала: «Да чтоб ей ее же свиньи язык откусили! Сука старая!» Кажется, погода решила подстроиться под мое хмурое настроение. Тучи на небе становились больше, раздались первые удары грома. Вся живность на Кондоре тут же принялась разбегаться в укрытия. Растения и те вокруг поникли. Страх… Животный страх… Такое противное чувство. Ветер игрался моими волосами, щекоча кожу на руках. Но это больше не успокаивало, хотя раньше было приятно, когда волосы свободно развевались, а потоки ветра проходили сквозь пальцы, завихрялись в ладонях… Туча тем временем разрасталась, как чернильное пятно по белому листу. Запахло дождем. Я подняла голову вверх, и на лицо упали первые две капли. «Все бы отдала, чтобы небо снова стало таким светлым, чистым. Совсем как и его глаза… Тьфу ты, блин! Нечаев, чтоб тебя!..»

***

— О, что-то ты быстро вернулась. Уже все дела переделала? — съязвила Муравьева, когда я молча зашла обратно в избу. — Хотела, да дождь начался. Придется нам еще тут потолкаться. Только надеюсь, баба Яга не сожрет нас вместе с оладьями? — парировала я. Сергей все прыскал от смеха в кулак. — А, все ясно, — смягчилась бабка, поставив на стол блюдо с горячими оладьями, чайник и пиалу со сметаной. — Садитесь, гости дорогие, поешьте. И вся злость пройдет. Да, кстати, Ира, будь добра, достань из ящика ложечки маленькие. Ну, хоть какое-то дело. Может вместе с едой отвлечет от дурацких мыслей. Стараясь не встречаться с Нечаевым взглядом, подошла к буфету и открыла верхний ящик. Среди ложек и прочих приборов на глаза неожиданно попался передатчик. Очень похожий на тот, что Катя подарила мне на прощание в Китае. — Ну чего ты там копаешься? — А… а что это такое, Зинаида Петровна? — я показала хозяйке передатчик. — Да так, хлам. Видимо, когда перебирала оборудование, его хотела выбросить и забыла в ящике. Потом выкину. Давай ложки. «Нет, это не ваш передатчик, — на внутренней стороне я нашла выцарапанные инициалы. — «ЕН»… Екатерина Нечаева. А что если?..» — пальцем нащупала кнопку включения. Из сумки, из потайного кармашка, где лежал мой передатчик, раздался знакомый звук. Связь есть. Кажется, картина начинает проясняться. Но разберемся позже, как поедим.       Ели мы молча. Оладьи оказались очень вкусными, а чай пах чем-то цветочным. Тем временем, за окном избы уже начался настоящий ливень. Капли лупили по стеклу, крыше что было сил, гром гремел, сверкали молнии. После каждой такой вспышки я поворачивала голову к окну и улыбалась. — Ты чего лыбишься? — поинтересовался Начаев, шумно делая глоток чая. — Обычно все девушки боятся грозы. — А я не все, Сергей, — осушив кружку и дожевав последний оладушек, я вальяжно откинулась на спинку стула. Запрокинула ногу на ногу, а руки скрестила на груди. Почувствовала, что на губе осталась крошка от только что съеденного оладушка, тут же слизнула ее. Эх, только ради вкусной еды стоит быть человеком. Папа многое пропускает, став полимером. — С детства любила смотреть на грозу. Мне это всегда напоминало то, как папа и дядя Дима работали в лаборатории. У них вечно что-то то взрывалось, то искрило… А порой они сами так ругались, что… — Кфстати оф иэтом, — перебил Начаев с набитым ртом. — План… Щас… — проглотив оладушек и запив чаем, он продолжил говорить нормально: — План дальнейших действий есть? — Надо попасть на Предприятие 3826. К счастью, у меня есть все пароли и коды доступа во все комплексы. Почти. — И чего ты там хочешь найти? Как вырубить полимер? Дохлый номер, я уже пробовал. — Только и умеете, что руками махать, майор. Не знали, есть и другие способы решения задач. Хотя… откуда вашей тугодумной голове об этом знать? — я встала из-за стола. — А теперь серьезно: надо что-то начинать делать наконец. Кто знает, в чем заключается папин план, и что он делает сейчас. Поэтому я иду на Предприятие. Вы уже был тами, Сергей, что там случилось до папиного… — Пиздеца? Да я там такой жути и дерьма насмотрелся из-за восстания машин!.. «Вавилов», ВДНХ, — мужчину как-то странно передернуло. — Театр этот с «закулисьем»… Бр! Жесть. — Нам туда и не надо. В Академии Последствий встретимся с профессором Лебедевым или товарищем Александром Викторовичем Приваловым. Если ничего не изменилось, по сути именно он сейчас руководит всем в этом подводном центре. И… — я нервно сглотнула, — если они живы. А еще… Нет, в первую очередь надо заглянуть в «Павлов» и поговорить обязательно с Иваном Алексеевичем. — С самим Павловым? — воскликнула Зинаида. — Ты же в курсе, что человеку больше ста лет? — В курсе, — я подошла к зеркалу и принялась расчесывать волосы. — Если правильно помню, то ровно 106 лет. Но он до сих пор руководит комплексом. Да, идея так себе звучит, но а что еще делать, если положиться больше не на кого? Лариса мертва, Виктор Васильевич тоже. — А я на что? — обиделся Нечаев. — А вам, товарищ майор, нужно ещё заслужить моё доверие. — Ха! Как и тебе моё. — Вот же дураки. Оба, — вздохнула Зинаида, убирая со стола кружки и тарелки. Я оставила это замечание без внимания, продолжая аккуратно прочесывать каждую прядь. Кажется, что от этой самой привычной процедуры они отрастают еще. Повисла блаженная тишина. Но её быстро нарушил возглас Нечаева: — Ух ты! Какие же охрененные у тебя волосы, Ира! Распустишь их, и ты прям русалка! Я даже расческу выронила! Что он только что сказал? Откуда Сергей знает?.. — Тихо! — неожиданно майор вскочил со стула, схватив кухонный нож. Взор его был устремлен на дверь в избу. — Что-то не так. Дождь перестал барабанить, но наступила какая-то не естественная тишина. Поглощающая все звуки, словно в космосе. Нечаев был так напряжен, что мы с Зинаидой Петровной тоже насторожились. От очередной молнии вырубился свет, и только тогда я увидела, что за окнами стояло множество силуэтов. Выглядели они словно засбоившие роботы, только с более жуткими выражениями на лицах. — Оружие, мать, быстро! Кажется, эти железки опять… Майор буквально вырвал из рук Муравьевой пистолет и кинулся наружу. Я — за ним. На деле на Кондоре оказалось намного больше незваных гостей, чем я думала. И они все прибывали и прибывали, забираясь на платформу со всех сторон. Нечаев кинулся на нарушителей, выстрелил пару раз, а когда пораженные пулями упали на сырую от воды землю, подошел к ним и… Сверкнула молния, осветив нарушителей. Светло было всего пару секунд, но этого хватило — на Кондор забирались люди! Живые! Сергей, слишком поздно поняв, что убил ни в чем неповинных людей, взревел, как безумный. Внутри у меня все похолодело. Папа перешел в нападение. Решил показать всю мощь массива! Я попыталась прорваться к Нечаеву, но мужчина и девушка, что стояли у лестницы избы, преградили мне путь. Их движения, отсутствие реакции на слова и глаза за белой пеленой… Они все были в состоянии «Лимбо»! Не была уверена, что этот прием сработает еще раз, но все же схватила сначала девушку за голову. Перед глазами со скоростью света пронеслись все ее воспоминания, чувства, мысли перед самым отключением. Когда мелькание прекратилось, несчастная пришла в себя и рухнула на землю. Ту же процедуру я проделала и с мужчиной. Он выходил из забвения тяжелее. Придя в себя, схватился за сердце. Осел, посмотрел на меня, выпучив глаза так, что еще чуть-чуть, и они выпадут из глазниц, предпринял попытку глотнуть воздуха, но упал прямо в лужу и затих навсегда.       У Сергея дела шли не лучше: подконтрольные люди обступали его со всех сторон. Были без оружия, но если и пытались нападать, то мужчине это не приносило серьезного вреда. До поры до времени, ведь количество противников только нарастало. Обстоятельства загнали майора в ловушку: после первых двух убийств он отшвырнул пистолет настолько далеко, насколько смог, к счастью, за пределы Кондора, и пустил в ход кулаки. Но и это не особо помогало не калечить несчастных людей. Конечно, у него же железные части тела! Как бы мягко он не пытался бить, это все равно выходило болезненно. «Иного выхода нет, — поняла я. — Придется всех возвращать самой. И скорее!» — Сергей, я знаю, что делать! Хватай по одному и держи! Я попробую вывести всех из «Лимбо»! Майор кивнул, и мы начали действовать. Но возникли сразу три проблемы: пока у Сергея были заняты руки, он становился легкой добычей для тех подконтрольных, которые собирались вокруг нас, да и я сама после таких многочисленных возвращений начала себя плохо чувствовать: руки тряслись и не слушались, перед глазами темнело, будто энергия заканчивалась… Да и чем больше людей я возвращала в нормальное состояние, тем больше их забиралось на кондор. — Откуда, они, сука, лезут? Тут же такая высота! — Не знаю, не понимаю… — от переизбытка информации, чувств и эмоций каждого освобожденного в ушах звенело так, что еще чуть-чуть, и меня саму заглючит. Вдруг о ногу потерлось что-то мягкое и пушистое. Муся! Только другая, без глаз, ушей, носа и рта. Та самая, как в «Лимбо». А значит, и папа где-то рядом. И верно: в свете очередной молнии я заметила переливающийся черный полимер. — Папа! Хватит, умоляю! Отпусти этих людей! — после освобождения молодой девушки, я хотела шагнуть ему навстречу, но уже сама рухнула на колени от бессилия. Все, не могу… Нужно отдохнуть… Хочу отключиться… Полимер, наблюдая за всем этим, мысленно отдал приказ своей армии остановиться и отойти. — Тише-тише, дочка, не переусердствуй, — он оглядел спасенных. — Поразительно! Не могу снова взять их под контроль, — он медленно, как бы с издевкой, захлопал в ладоши. — Браво! Я облегченно выдохнула. Но как же больно и одновременно противно было смотреть на этих несчастных. Они, будто слепые котята, ползали на коленях и шарили перед собой руками. Кого-то даже рвало пеной с кровью, а молодая девушка, которую я вывела из «Лимбо» последней, в порыве истерики рвала на себе волосы и беззвучно вопила. И все это происходило под звук медленных хлопков черного полимерного объекта. Откуда-то снизу послышался один невыносимо громкий вопль. Это Сергей бросился к краю и что-то увидел внизу: — Он построил живую лестницу из людей! Захаров, ты… МРАЗЬ! Папа удивленно уставился на него, перестав хлопать: — Ну, Сережа… — он был явно разочарован. — Что же так скудно? Думал, ты будешь более красноречивым, — и пока майор втаскивал всех, до кого мог дотянуться, на платформу, обратился ко мне: — Видишь, Ира, как ничтожны люди? Как их подводит физиология, эмоции… За чистым разумом будущее! В нем власть, в нем правда, истина! Я горько усмехнулась, стараясь подавить кислый ком тошноты, подступивший к горлу. Муся все это воемя терлась о ноги и успокаивающе мурчала. — А я помню, как классик сказал: горе человечества как раз-таки от ума. Вы, ученые, творили все то, что поэты и писатели описали давным давно, выложили все истины — пользуйтесь на здоровье. Но нет… Вам этого мало. И ты, и дядя Дима… Вы возомнили себя Богами. — Бога нет, Ира. Я думал, ты поняла. Есть лишь власть разума, — папа слегка склонил голову на бок. Сергей втащил очередного безумца с беленой на глазах, и в тот самый момент живая лестница покачнулась и рассыпалась. Сотни, а может и тысячи людей полетели вниз навстречу своей смерти. Нечаев встал на ноги, сжал кулаки и, развернувшись к папе лицом, с рыком ярости, бросился на него, явно желая уничтожить раз и навсегда. Но не успел: в полимерную голову прилетела пуля. Это была Зинаида Петровна. — О, наконец-то, мать! — прохрипел Сергей, вытирая со лба пот. — Ты не торопилась. Мы тут… — мужчина умолк на полуслове, потому что Муравьева растолкала подопытных, пробиваясь ко мне, со всей силы пнула Мусю, затем резко обвила руку вокруг моей шеи, чуть перекрывая кислород, и приставила ствол к виску. Я запаниковала, пыталась вырваться из мёртвой хватки старухи, но та только крепче её сжимала. — А вот теперь мы потолкуем с тобой, как положено, Харитон. Полимер уже успел восстановиться и, скрестив руки на груди, раздражающе бросил: — Зинаида Петровна, вы же понимаете, что я могу в любую секунду… — его большой и средний палец встретились, собираясь сделать щелчок, но он раздался у моего уха. — Даже не думай! Нажму на курок, и выпущу твоей принцессе мозги. Сделать? Или она нужна тебе живой? — Хорошо-хорошо, — папа выставил руки вперёд, призывая к перемирию. Щелкнул, и вся экспериментальная группа как по команде упала на землю. Словно марионетки, которым перерезали ниточки. — Эй, че за херня тут происходит?! — Нечаев совсем опешил от такого поворота событий. — Мать, ты че удумала?! — Заткни варежку! — прошипела Муравьева. — Так и знала, что после того, как Сеченов сделал тебя своей ручной собакой, ты окончательно мозги растерял! Катю не уберег, сученыш! Дважды! В голосе старухи явно слышались слезы, боль, отчаяние и ярость… — Вы наше соглашение нарушаете, товарищ Муравьева, — напомнил о себе папа. — Мы не так договаривались. — Напротив, черныш. Я вернула тебе твою дочь, теперь ты верни мне мою! Не потом, а сейчас, сию секунду, а не то… — ствол пистолета сильнее прижался к моему виску. — И ты с ним?! — Сергей схватился за голову. — Да я вас обоих щас!.. Да как так-то?.. Твою мать, ствол же выкинул! — Стой, Сережа, не кипятись, — теперь пазл в моей голове окончательно сложился. — Я поняла. Когда папа проглотил тело Дмитрия Сергеевича, он получил все его знания. Так он узнал, что я не погибла в том пожаре. Но как заманить меня домой? С помощью тебя… Но твои воспоминания стерты из-за его же модуля. Остаётся Катя. Папа наверняка изучил тела близняшек, узнал про передатчик, что Катя мне подарила на прощание. Но где взять второй? Только у самого родного, после мужа, человека — матери. В обмен на передатчик и гарантию, что я вернусь домой, услышав голос подруги или папы, по которому горевала, вы условились, что папа вернёт Катю к жизни. Ничего не перепутала, Зинаида Петровна? — Умная она у тебя, Харитон, — Зинаида сделала ещё несколько шагов куда-то в сторону. Черт, она тянула меня к краю Кондора! — Жаль будет потерять такую девочку… Ну так что, Харитон? Папа сделал несколько шагов, попутно поглотив в себя ещё парочку тел, что просто оказались на пути. Пустые оболочки, кости и одежду, выплюнул будто вишневые косточки. Это придало массиву больше сил. — Боюсь, вы меня неправильно поняли, товарищ Муравьева. Я не собирался нарушать наш договор. Вы свою часть выполнили безупречно, как и всегда это делали. А теперь настал мой черёд, — и с этими словами папа моментально потерял человеческую форму, обратившись в некое подобие шара, который пульсировал во все стороны и даже внутрь себя. Нервные импульсы, общение, передача информации… Чистый разум, вот что это было! Поразительно! Затем от общей массы информации отделился кусочек, будто слеза. Она стала формировать скелет, при чем настоящий, человеческий, на котором стали появляться ткани, мышцы, внутренние органы. Все тело затягивалось кожей, сформировав тело стройной женщины с короткими волосами. Я посмотрела на Сергея: он, не моргая, наблюдал этот процесс. В его глазах ясно читалась надежда. Да, сколько не стирай память, есть нечто выше разума, здравого смысла. — Мама… — даже голос у Кати остался прежним. — Мамочка, я здесь. Я вернулась домой. Я была в ахуе не меньше Нечаева. Катя! И правда вернулась. Выходит, массив может не только управлять сознанием людей, но и… воскрешать их. Может, это и есть «Вечность» в деле? Катя уверенно пошла навстречу Зинаиде, в то время как сама старуха уже заливалась слезами. Она совсем ослабила хватку, готовая обнять дочь. Но было что-то в этой Кате не так. Её глаза! Бельмо! — Нет!!! — закричала я, но было уже поздно. Фальшивая Катя кинулась на старуху, схватила и… В эту секунду от сильного точка Зинаиды меня по инерции отнесло к самому краю. Как бы сильно не размахивала руками, не смогла устоять и полетела вниз спиной с Кондора. Успела лишь заметить, как фальшивая Катя почернела и поглотила Муравьеву живьём.