Скамейка

Скамейка. Вот здесь раньше сидели эти две пожилые клетки, которые ощущали к ней симпатию. Юная воительница смотрела на нее с невозмутимым выражением лица, никак не подходившим к настоящим чувствам внутри ее души. Каждый раз, когда она проходила здесь во время ежедневного патруля, у нее сжималось сердце и снова проявлялось раскаяние. Раскаяние, что она тогда не была в состоянии спасти тех старичков, вытащить их из этого района, прежде чем мог успеть напасть на них вирус. На этой же скамейке она с ними встретилась перед их смертью. Здесь она поболтала с ними и снова дала им обещание их защищать. Тогда она себя чувствовала еще достаточно сильной для этого, а они достаточно умными, чтобы сбежать от каждой опасности, даже построив убежище, где могли прятаться. Их последние слова повторялись в ее голове каждый раз, когда она глядела на эту скамейку. — Будь осторожной и не думай о нас, нам все равно уже долго жить не осталось. Но она все равно хотела их защищать. Ведь для нее каждая жизнь была ценной, даже их, нет, особенно их, потому что самых хрупких нужно было защищать в самую первую очередь. Их, которые знали ее совсем немного времени, но достаточно, чтобы развить к ней симпатию и попросить ее позаботиться сперва о собственной жизни, а не их. И они ей тоже очень нравились. Она их всегда называла «оччан» — «дядя», что доказывало ее привязанность к этим двум престарелым клеткам, привязанность, из-за которой она не была в состоянии дать им последний удар, когда они под влиянием вируса напали на нее и ее коллег. Каждый раз, когда ее глаза были направлены на эту скамейку, она вспоминала, как оплакивала их, держа мертвое тело одного из них, сетуя на то, что самые неустанные клетки, как они, были убиты первыми, убиты самым жестоким способом. Они не заслужили такую смерть. Эта скамейка стала символом связи, которая слишком рано оборвалась, символом пустоты, которую невозможно было ничем заполнить. Даже сейчас, после того, как их любимый мир стал лучше. Горькие слезы текли по щекам лейкоцитки, до сих пор смотревшей на скамейку. Думая о том, что если они бы выжили, то могли бы сейчас видеть, насколько она стала сильнее… — Все в порядке? Юная воительница открыла рот от изумления и повернулась в сторону голоса. Молодой эритроцит с черными волосами подошел к ней, держа руки в карманах, и сначала посмотрел на нее, а потом на скамейку. — Она тебе напоминает кого-то, правда? — поинтересовался он ласковым голосом. Она кивнула. — Да, двух клеток, которые заразились вирусом кори. Может, ты слышал о том, что произошло здесь… — Слышал. Было недавно. Она опустила голову и грустным взглядом уставилась на пол. — Я не была достаточно сильной, чтобы защитить их. — Что поделаешь, такая жизнь… знаю, что звучит не очень утешительно, но мы все рано или поздно должны умереть. Просто жаль, что их смерть была такой жестокой. Кем бы они не были, этого они точно не заслужили. Эритроцит положил ей руку на плечо и снова посмотрел на нее. — Я уверен, что им бы не нравилось видеть тебя такой грустной. Да… наверняка они бы сейчас гордились тобой. — Ты на самом деле так думаешь? Она с шоком посмотрела ему в глаза. Являлось правдой, что она стала сильнее… но настолько, чтобы защищать всех? Чтобы спасти другим невинным клеткам, как им жизнь? — Да, я так думаю, — ответил эритроцит с решительной улыбкой на лице. Он вернул свой взгляд к скамейке и добавил: — Вот смотри: здесь пока никто не сидит, эта скамейка пустая… но если присмотреться, можно их все равно увидеть. Они там сидят, с улыбкой наблюдают за нами и здороваются, даже не отрывая от нас глаз, когда мы идем дальше. Не знаю, возможно ли все это… но было бы здорово. Ведь если нам кажется, что дорогие нам клетки до сих пор рядом, присматривают за нами и продолжают дарить нам храбрость, то боль от их потери хотя и не исчезнет… но зато будет более терпимой. Надеюсь… Лейкоцитка выпучила глаза. Ее воспоминания об улыбках этих двух клеток были до сих пор ясными, и мысль о том, что они кое-как присматривали за ней, немного успокаивала ее. Ее коллега был прав. Огромная боль от их смерти никогда полностью не уйдет, но она со временем сможет научиться с ней жить, пытаясь последовать этот маленький совет, представляя себе, что они все еще сидели на этой скамейке и были готовы выслушать ее и с теплой улыбкой рассказать о собственном дне. Эритроцит осторожно взял ее за руку. Его голос снова был ласковым. — А давай присядем на немного, и ты мне расскажешь о них, ладно? Хочу узнать больше о них, об их жизни… Девушка кивнула, вытирая мокрые глаза. Может, воспоминания о тех кратких, радостных и спокойных мгновений смогут подарить ее страдающей душе хоть немного облегчения. — Ладно.