Ласточка

Она ускользала от него каждый раз — как песок сквозь пальцы, как вода. Стремительный поток, сносящий все на своем пути, сбивающий с ног. Он тонул, хотя плавать умел, но ей безумной противостоять не мог… не хотел… а может, боялся… себя. Она ускользала каждый раз, и каждый раз казалось, что все… конец… но проходило время, и она, словно феникс, из горстки пепла возрождалась вновь, взмывала со дна пропасти прямо ввысь Под ногами давно не крыша Питера и запястье не сдавливает браслет наручников, но все ещё ощущается вкус ее губ и сердце щемит. Рядом шумит море, под ногами каменистый пляж, солнце заходит за горизонт. А перед глазами она, светлый ангел, лёгкой походкой выходит из кабинета физиотерапии. Их первая встреча. Наваждение, морок, сон. Моей любви рассвет, Зари весенней нежный свет. И сердца стук ему в ответ, Шаг в шаг, след в след. Ушла печаль, прощальных фраз. Потерь измены и разлук. Моя душа как в первый раз запела вдруг! И сладок вкус, любви хмельной, Как будто крылья за спиной, А то что болью жгло, ушло, прошло… И сразу так легко понять, Зачем мне жить? Зачем дышать? Что небеса молить? Хранить! Сотников тонет, по инерции сопротивляется, крепко сжимает в руке оружие, но знает, что не выстрелит, никогда не выстрелит в нее и другим не позволит… А в глазах ее теплое солнце и пальцы такие нежные скользят по его небритой щеке. Демон в обличии ангела. Женя, Надя — сколько ещё личностей вмещает в себя эта на первый взгляд хрупкая девушка, а на деле — хладнокровный киллер, сумевшая поставить его на колени, хотя это его прерогатива как служителя правопорядка. Одним ударом она выбивает из его рук пистолет… возможно, просто поддался…играл. Так себе утешение, признание своей внутренней слабости. Она дерётся как лев, загнанный в угол, назад давно уже дороги нет, а все, что было, не вернуть, только вот он ее не отпускает. Не может отпустить. По долгу службы, по зову сердца стремится ее остановить, зная, что она никогда не сдастся. Слишком дикая, свободная и непокорная. Ему с ней не справиться. Она бросается на него с яростным отчаяньем, обхватывая руками и ногами. Только это не объятия страсти. Душит, крепко обхватив его ногами за шею, отвоевывает свою свободу до тех пор, пока мужчина в ее стальной хватке не ослабевает, медленно падая на гладкие камни. Сотни раз она могла бы уже убить его, один точный выстрел — и все кончено… Но она не сделает этого и другим не позволит… **** За эти несколько дней пребывания в чужой стране она наворотила столько, что на голову не налазит. И в живых ее не оставят: слишком много ошибок в последнее время, слишком много поставлено на кон. Она ранена, но все так же хладнокровна в своих решениях. Ее единственный путь к свободе через открытое море в лодке рыбаков. Несколько метров отделяет ее от цели, когда позади слышится характерный звук мотоцикла. Выбивая из-под колес песок и гальку, он тормозит у пирса. — Женя, стой! — бросается ей наперерез, расставляет руки в стороны. — Стой, слышишь, стой, Жень, все кончено. Замирает, рассматривает ее с ног до головы. — Жень, посмотри на себя, ты ранена, тебе помощь нужна, — почти шепчет, не отводя от нее встревоженных глаз. Так хочется сгрести ее в охапку, обнять, вдохнуть запах, прохрипев в макушку: «Тебя же убьют дура», жёлтым по белому, ведь неужели не понятно? — Жень. — Отойди! — она почти кричит, направляя на него оружие. — Отойди! Я выстрелю! — А смысл? — Сотников оглядывается на лодку. — Отдать швартовые, — даёт команду, хотя не надеется, что его послушают. — У меня нет выбора, — она делает шаг вперёд, угрожая оружием, а он даже с места не двигается. Ведь просто не может ее отпустить. Снова. Она бьёт резко со всей оставшейся силы рукояткой пистолета ему по лицу, сбивая с ног. — Ты так и не смог меня отпустить. Где-то то совсем близко слышатся выстрелы. — Женя, стой! — Сотников выдыхает через силу, пытается подняться, ухватить девушку, ковыляющую к лодке. Но пальцы хватают лишь воздух. — Женя! — отчаянный крик пугает стаю чаек на песке, и они взлетают ввысь. — Я Надя, — сквозь шум лодочного мотора Зверева почти кричит ему на прощание, придерживая левую окровавленную руку. Вырвавшаяся из капкана птица с перебитым крылом — не иначе; ласточка, стрелою ворвавшаяся в его жизнь и перевернувшая эту самую жизнь к хреням. Ускользает, чтобы, возможно, однажды вновь птицей взмыть над бескрайним морем из облаков. Но так жесток закон земной, Ничто не вечно под луной. И как же был недолог он, Мой дивный сон. Любви моей закат, Разлуки горький аромат. Потерян рай в недобрый час, В который раз!