Вальс со смертью

      В тучах угадывались пасмурные лица, смертельно уставшие за долгие миллионы лет бега по кругу. Еще минута, и нервное напряжение, от которого воздух загустел до удушающего сиропа, прорвется потоком пресных слез и взрывами истерического грохота — от того хочется вжать голову в плечи, только бы не привлечь излишнее внимание жестоких богов. Где-то вдалеке уже полыхают вспышки их гнева, миллионы вольт злости обжигают землю, превращая в золу на стекле то, что когда-то было живым. Каково это — застыть в вечности, будучи вплавленным в подобный янтарь обугленными костями, став сотворенным природой безобразным произведением искусства? Обрушившийся с неба водопад смоет все грехи, беспощадно впиваясь в мягкую плоть, только чтобы затем уйти в почву и, оставив ей наносную грязь, рано или поздно завершить очередной виток цикла. Вновь взирать свысока на мелких и неуклюжих людишек, которые ускоряют шаг и пытаются спрятаться от надвигающейся бури.       Уэнздей Аддамс любила грозу.       Ботинок на рельефной подошве выступил из автомобиля, заставив захрустеть пока еще сухой гравий. Одновременно с этим первые капли тяжело упали на мелкие камешки, окрашивая те в ее любимый черный. Отточенным движением Уэнздей разложила зонт. Она могла бы наслаждаться водой, скользящей по коже, которая оставляет на щеках черные дорожки туши, щекочет загривок, смачивая кружево гипюрового платья и неумолимо проникая под него… Вот только людям почему-то не нравится тот вид, который она сама считает привлекательным проявлением природного буйства, а текущие на дорогой паркет струйки обычно сопровождаются поджатием губ и неприязненными взглядами хозяев дома. Поэтому удовольствия, к которым тяготеет сердце, стоит оставить до завершения унылых обязанностей.       — Я напишу, когда меня надо будет забрать, Ларч, — бросила через плечо своему бессменному водителю.       Медленно перевела взгляд на высящийся перед ней особняк, которому больше подошло бы сравнение с дворцом. Пришлось чуть приподнять край зонта, чтобы увидеть, где остроконечные шпили врезаются в черные клубы туч, которые лишь на тон светлее шифера. Музыка плыла из окон, раздвигая волнами напряженную тишину, словно пыталась замаскировать то, как затаилась природа в ожидании бури, что вот-вот разорвет воздух утробным воем голодного зверя.       Когда Уэнздей шагнула внутрь, под яркий свет люстр, то испытала секундное разочарование от теплого золота, которое окружило со всех сторон, обволакивая удушающим коконом фальшивого уюта.       — Мисс Аддамс, какая честь…       — … знаменитая выпускница нашей альма-матер…       — … всегда рады видеть в нашей скромной обители.       Улыбки, прибитые к лицам — зачем, когда в глазах тот же холод, что и в ее? Она хотя бы недостаточно лжива и не скрывает этого под слоем склеенной липкой мишуры. Влажные губы нового мэра — после почившего Уокера этот всегда будет для нее «новым мэром», даже пять лет спустя, — припали к черной лайкре на тыльной стороне ее ладони. С некоторых пор Уэнздей никуда не выходила без плотных перчаток — не тогда, когда любое прикосновение может обернуться спонтанным видением прошлого или будущего. Только так она способна удержаться и не заплутать в лабиринте собственных иллюзий.       Блики хрусталя подчеркивали дороговизну белых скатертей — дотронься, и услышишь крахмальный хруст. Шампанское множеством струек бежало по пирамиде из бокалов, начинаясь от парящей бутылки зеленого стекла и растворяясь пузырьками изысканного перляжа в широких креманках нижнего яруса. Моэт Шандон был пока единственным знакомым и, что важнее, приятным лицом из всех присутствующих, поэтому Уэнздей взяла самый верхний бокал, наполненный до краев. От подобного резкого маневра бутылка качнулась в замешательстве. Уэнздей только развернулась спиной к озадаченной зачарованной стекляшке. Не ее проблемы. Обводя взглядом зал, сделала большой глоток шампанского — пузырьки задорно защекотали нос.       Она уклонилась от шерифа Галпина и его нового помощника-изгоя — наконец-то город понял, что в полиции нужны не только нормасы. Отошла за раскидистую пальму в надежде, что хоть тут никто ее не тронет. Мэр с директрисой школы обсуждали всех присутствующих и отсутствующих лишь в паре шагов, ничуть не замечая наличия чужих ушей.       — … слава всем богам, этот новоявленный Темный Лорд не суется ни на материк, ни в Новый Свет. Хотя мы не настолько малахольные, как островитяне, мигом бы нашли на него управу… Кто вообще такой этот…       — Не называйте его имя!       — Право, не думал, что вы суеверны.       — Кто знает, какими силами обладает столь могущественный темный маг…       В этот раз они хотя бы обсуждают не ее — Уэнздей не могла решить, рада она этому факту или же слегка разочарована им.       — Вы выглядите так, будто пятая годовщина спасения Нэвэрмор ничуть вас не волнует, — раздался приятный баритон над левым ухом. Британский акцент струился полынной горечью поверх бархата. — Хотя, кажется, я слышал, что это по большей части ваша заслуга, мисс Аддамс?       — Я праздную, вы не видите?       Она сначала опрокинула в себя остатки игристого, только затем развернулась на пятках в сторону человека, так нагло потревожившего ее уединение. Не стесняясь, обвела его взглядом: скользнула сверху вниз по чуть тронутым сединой темным волосам, приятному лицу — голубые глаза смотрели столь же изучающе, как и ее, но с легкой смешинкой, — белой рубашке, застегнутой на все пуговицы, и без сомнения дорогому костюму с зеленым отливом. Благодаря тому высокая фигура обретала сходство со змеей, которая застыла на месте, гипнотизируя свою жертву. На секунду Уэнздей захотелось прикоснуться к скользкой ткани голой ладонью, чтобы узнать, не прячется ли за муаром шероховатая чешуя, но она моргнула и прогнала наваждение.       — Если судить по вашему безрадостному лицу и черному наряду, то, скорее, чьи-то похороны, — закончил он.       — Неправда. — Из-за роста незнакомца Уэнздей смотрела на него снизу вверх, исподлобья. — Похоронам я была бы рада гораздо сильнее. Больше всего люблю, когда они случаются по моей вине.       — Понимаю. Тоже люблю черный, особенно заливать им все вокруг, — он коротко усмехнулся и отвел взгляд, окинул им толпу. Жирные мужчины во фраках, заталкивающие в себя побольше еды со шведских столов как в последний раз, расфуфыренные дамы в блестящих платьях, от их фальшивого смеха неприятно звенел хрусталь. — Вот, например, мистер Фонтейн. Я заметил, как вы на него смотрите.       — После того самого «спасения» школы он очень утомительно допрашивал меня. Трижды, — зачем-то поделилась Уэнздей, поглаживая пальцем стекло опустевшего бокала. — А потом он добился казни Тайлера.       Незнакомец легким жестом приманил к себе бутылку шампанского со стола, наполнил Уэнздей бокал.       — Мне он тоже не нравится. И как бы вы предпочли его убить?       Стеклянная кромка замерла в сантиметре от ее губ. Взгляды скрестились — голубой лед и антрацит. Уэнздей моргнула от неожиданности, но тут же взяла себя в руки. Задумавшись лишь на секунду, выдала:       — Если бы я не оставила свой зонт в холле, то он бы вошел в его рыхлую плоть, точно в подтаявшее масло.       — Чудесное сравнение. Не сомневаюсь, что наконечник вашего зонта из остро заточенной стали.       Улыбка незнакомца была не приятней оскала акулы. Что-то в груди шевельнулось, и Уэнздей большим глотком залила невнятную дрожь, гася ее холодом вина.       — А мистер Макдафф, — мужчина указал своим бокалом. — Из-за него процедура получения порталов как в Америку, так и вовне ее усложнилась многократно. Как бы вы избавились от этого человека?       — Он слишком много ест без разбора. Думаю, яд тут был бы кстати. Крысиный.       Уэнздей приняла странные условия игры, обсуждая способы убийств всех так до омерзения знакомых ей типов. И не замечала, что говорит в основном она, а англичанин лишь тонко усмехается из-за бокала.       — Вам бы быть писателем. Ваш полет фантазии впечатляет.       — Откуда вы знаете всех? — наконец спохватилась Уэнздей. — Вы вроде бы из Англии? Слышала, там сейчас опасно из-за того самого темного мага, психа с французским именем…       Две секунды повисшей тишины прервала скрипка. Низкие тягучие звуки густым медом струились по воздуху, и Уэнздей замерла, растворившись в пространстве и в этих проникновенных колебаниях. Музыка всегда была ее настоящей страстью, одной из немногих вещей, что трогала душу и привязывала к этому миру, одновременно позволяя забыться и отрешиться от него. Эти звуки моментально захватывали и утягивали за собой, обещая неподдельные эмоции и незабываемое приключение. Но внезапно ее взгляд сфокусировался на появившейся перед ней ладони, протянутой в приглашающем жесте.       — Вы не против составить мне компанию на танец?       — Не думаю, что Камиль Сен-Санс когда-либо предполагал, что под его «Пляску смерти» будут танцевать, — медленно ответила Уэнздей, изучая мужчину напротив. — И вас не смущает, что мы будем единственной парой?       — Не больше, чем вас.       — Есть две проблемы, — она сверлила его взглядом, не принимая руки, но и не делая движения, чтобы отойти назад. — Я не танцую с незнакомцами. И я в принципе не танцую классику.       — Если это все, то у меня есть решение. Я назову свое имя по окончании танца.       Уэнздей сама не поняла, как вложила пальцы в его ладонь, только почувствовала жар, обжигающий даже сквозь перчатку. Плавным движением англичанин притянул ее ближе, опустил руку на талию приятной тяжестью, а затем двинулся вперед вальсовым шагом.       — Вы проигнорировали мое предупреждение. Когда я оттопчу вам ботинки, это будет ваша вина, — Уэнздей ехидно подняла бровь, пытаясь заглянуть под безразличную маску. Та была для окружающих, кидавших на них удивленные взгляды, однако она видела проступающую из-под нее реальность — чуть подрагивающий уголок губ, который никак не выпускал улыбку. Тонкие пальцы очертили розу на черном кружеве на ее спине.       — Я почти горжусь тем, что за пять минут знакомства вызвал в вас желание причинить мне боль. Пока вы рассказывали, как бы убивали всех этих людей, я даже испытал мимолетную ревность к столь сильным чувствам.       — И что бы предпочли получить вы — яд или удар ножом для торта? — Уэнздей скривила губы, пряча секундное замешательство от столь неожиданных слов незнакомца.       — Что-то более личное. Например, ваши хрупкие пальцы на моей шее и взгляд глаза в глаза.       Взгляд он получил тут же, а ее пальцы на секунду непроизвольно сжались на скользкой ткани. Наверняка чешуя — желание проверить это, прикоснуться голой кожей, скинув перчатки, стало нестерпимым.       — Вы бы убили именно так? — прошептала она, не доверяя своему голосу. Во рту моментально стало сухо, и Уэнздей бездумно скользнула языком по губам.       — Нет. Я бы предпочел яд. Быстро, без шума, и не надо потом отстирывать рубашку от крови.       Он смеялся над ней — красные чертики плясали в глубине прозрачной воды его глаз. Однако это почему-то не раздражало, как все окружающее — напротив, коварный водоворот затягивал, вызывал приятное головокружение от нехватки кислорода и желание нырнуть еще глубже. И все же Уэнздей шагнула чуть дальше, чем то требовалось, и мстительно наступила носком массивного ботинка на чужой лакированный.       — Уэнс?       Оклик сбоку заставил обернуться, и ожидаемую реакцию англичанина она пропустила. Уэнздей с некоторым раздражением окинула взглядом застывшую в паре шагов напряженную фигуру. Вечно печальные глаза сенбернара впивались в ее лицо, а кулаки парня нервно сжимались. Ее губы непроизвольно дрогнули.       — Ксавье, — выдохнула устало, без всякого предвидения предчувствуя тонну чужеродных эмоций, которые выливаются на нее, каждый раз ложатся на плечи невыносимой тяжестью. — Не думала, что ты будешь здесь.       — Отойдем поговорить?       — Мне казалось, мы все обсудили… Все, что могли.       — Какие-то проблемы? — англичанин вопросительно сжал ее пальцы, но Уэнздей лишь выскользнула из его захвата.       — Мне нужна минутка, — произнесла твердо, глядя в его глаза. Если бы она сама верила в это. — А потом мы продолжим.       Конечно, минуткой не ограничилось. Каждое слово тянулось, будто старая, потерявшая вкус жвачка. Сложив руки на груди, Уэнздей нервно постукивала пальцами по своему плечу — это было единственным, что выдавало ее эмоции. Но Ксавье ничуть не заботили ни ее поджатые губы, ни откровенная скука на лице, когда она отводила взгляд. Хотя она открывала рот только затем, чтобы раз за разом повторять: «Ты же сам видишь, ничего у нас не складывается», — но это действие утомляло так сильно, что когда Уэнздей наконец ускользнула из-под разочарованного взгляда, у нее было ощущение, словно она пробежала марафон, не меньше. Воздуха отчаянно не хватало.       — Мне все равно, — бормотала она любимую мантру, толкая дверь на балкон.       — Мне все равно, — шептала чернильной ночи, глубоко втягивая в себя запах мокрой земли, которую размывали потоки льющейся с неба воды. Ксавье никогда не понимал ее, пытался затолкать в рамки, отрезая по кусочку от ее сути.       — Мне все равно. — Стянула перчатку, и теперь капли болезненно барабанили по беззащитной коже ладони, вытянутой вперед, под дождь. Но та боль позволяла отвлечься и приносила облегчение, которое горчило на языке. Она в любом случае не могла быть собой рядом с ним, каждый раз ощущала себя куклой с криво нарисованной улыбкой.       — Когда человеку все равно, ему не нужно убеждать в этом себя.       Бледные руки легли на перила по обе стороны от нее, заключая в капкан. Тот, из которого почему-то не хотелось вырываться. Уэнздей медленно повернула голову — англичанин стоял так близко, что она почти касалась спиной его груди. Одновременно стало противно из-за того, что он застал ее в таком расшатанном состоянии, увидел ее эмоции, и при этом почему-то она не желала, чтобы он уходил — его фигура была камнем, монументальным и непоколебимым, к которому хотелось прислониться.       — Что вы здесь забыли? — бросила нарочито грубо, поймав себя на этом неожиданном и неподобающем желании. Ей никто никогда не был нужен — обычно каменной стеной для других являлась именно она.       — Здесь — это где? — переспросил он ехидно. — В Америке, на этом приеме, на этом балконе?       — Везде.       — А если я скажу, что… тебя?       Уэнздей хотела развернуться, но мужчина шагнул ближе, ограничивая ее движения. Теперь у нее не было шанса пошевелиться так, чтобы не коснуться его тела. Она чувствовала жар того сквозь несколько слоев ткани — разве змеи не хладнокровные? Или то горело что-то в ее груди?       — Ты хочешь увидеть звезды, Уэнздей? — его взгляд впился в черноту ночи через ее плечо. Ее имя практически заглушил раскат грома.       — Я люблю дождь. Вы обещали назвать свое имя. Кто вы?       Она могла узнать, узреть все сама. Голая рука зависла в паре сантиметров от его, сжатой на каменных перилах. Но почему-то использовать свою силу казалось неправильным; Уэнздей сама не могла обосновать это ощущение, которое помалу подтачивало ребра настырным червячком. Только вакуум почему-то сосал под ложечкой тем сильнее, чем ближе нависал этот незнакомец, а тонкие волоски вставали на руках, словно от статического электричества. Дунь — и по коже побежит голубая искра. Она задержала дыхание, не в силах оторвать взгляда от тонких губ, которые оказались в каких-то сантиметрах от ее.       — Мое имя…       Взрыв, ослепляющий и оглушающий. Лишающий всех ощущений, кроме теплых губ, лишь едва и мимолетно коснувшихся ее. Белым на белом распускаются цветы белладонны. Тот яд фальшивой сладостью проникает в рот вместе с его вкусом, отравляя нервную систему змеиным токсином. Из-за чего же еще пересохшее горло не может вытолкнуть ни звука, а сердце заходится в приступе тахикардии? Он не дает отступить, как будто она бы захотела. Хриплое дыхание делится на двоих, а под пальцами — чешуя. Внезапно пол кувыркается со свинцовым небом, а ядовитый зеленый затапливает плачущую черноту ночи.       … Гигантская анаконда скользит под рукой — пальцы поверх шероховатой чешуи. Под босыми ногами — битый камень, пыль, кое-где замешанная в черный цвет разлитой кровью. Зеленые вспышки режут глаз, а стук падающих тел бьет в мозг, словно в колокол. Восход окрашивает мир не розовым золотом, а кровавым. Таким же, как настоящий цвет его глаз.       — … нельзя называть, — выдохнула в его губы. Его руки сомкнулись на талии в жесте фальшивой поддержки — такой же ненастоящей, как и он сам, — пока Уэнздей силилась устоять на ногах и ухватить хоть глоток кислорода.       Это он, он тот самый Темный Лорд!       Она кричала, а тот крик звенел в ушах, пронзая заложившую их вату. Но как она может кричать, если зубы плотно сжаты, до боли в челюсти? Так же, как и ее пальцы, что цеплялись за каменные перила, словно за последнюю опору в поглощающем темном водовороте чужого безумия.       — Нет! — шепнула через силу, но отпрянуть было некуда — под спиной лишь каменная балюстрада и воздух, фальшиво плотный от влажности. И только теперь Уэнздей поняла, что кричит не она — звук не прекращался, истошный и надрывный.       Маг повернул голову, пытаясь найти глазами источник, и морок упал. Его черные брови сошлись на переносице, выдавая замешательство — что бы ни произошло, этого не было в его плане. Воспользовавшись секундой промедления, Уэнздей вывернулась из объятий удава и ринулась обратно в зал. К свету и людям, которые все равно были не в силах защитить ее.       В большом помещении кто-то застыл с бокалом в руке, словно попал под взгляд Горгоны, кто-то толпился в центре, формируя плотное людское кольцо. Ноги не чувствовали пола сквозь рельефную подошву ботинок, были ватными, но стоять на месте Уэнздей сейчас не могла. Под светом софитов паника немного отошла, упала вуалью к ногам. Нервно обернувшись через плечо — Темный Лорд последовал за ней в зал, но замер недалеко от дверей на балкон, — она заставила себя протолкаться сквозь толпу. Здесь, среди людей, казалось безопасней, чем там, на улице, меж темных скрюченных силуэтов деревьев, во тьме, в которой не разберешь, где друг, а где враг. Вот только друзей у Уэнздей почти не было.       В центре людского столпотворения, на небольшом пятачке среди начищенных носов ботинок расположилось грузное тело в черном смокинге, что от неловкой позы трещал по швам. Но что-то в изломе рук, в угле, под которым вывернулась шея, подсказывало: собственный костюм сейчас — меньшее, что заботит этого мужчину. Мистер Фонтейн выглядел однозначно и бесповоротно мертвым.       — Отекшее лицо, пена у рта, — покачал головой мэр. — Чрезвычайно похоже на отравление белладонной.       — Но кто мог совершить подобное?! — воскликнула директриса. Она нервно комкала в руках носовой платок, а голос звенел от плохо скрываемого напряжения, словно натянутая струна, которая вот-вот лопнет.       — Мистер Фонтейн не был приятным человеком, — тихо заговорила Уэнздей, но каждое ее слово прозвучало слишком четко, усиленное впившимся в нее вниманием толпы. — У него накопилось много недоброжелателей.       — Имеется в виду, мисс Аддамс, здесь, при таком количестве свидетелей и при полиции, — снисходительно пояснил мэр.       Он качнул головой, словно разочарованный в ее умственных способностях, и отошел к шерифу Галпину. Тот пытался отогнать зевак, чтобы не дать затоптать какие-либо улики. Только Уэнздей осталась на месте, задумчиво глядя на тело у своих ног. Она вроде бы оценивала картину, склонив голову к плечу, но в то же время мысли лихорадочно метались за внешне невозмутимым фасадом. Всего одно маленькое прикосновение — и она узнает, увидит убийцу. Вот только хочет ли она его наказания?       — Вы единственная из присутствующих не постеснялись озвучить правду — Фонтейна не любили все.       Уэнздей медленно подняла взгляд на застывшего напротив англичанина. Их не разделяло почти ничего, только тело на дорогом паркете лежало незримой чертой.       — Даже вы, — продолжил он с легкой усмешкой. — Помнится, рассказывали мне, как бы его убили. Может, это и правда были вы?       — Вы, кажется, не возражали. Откуда мне знать, что это не вы? — едко отозвалась Уэнздей. — Вроде бы говорили что-то про яд.       Хотелось оказаться на другом континенте, в космосе или глубоко под водой, лишь бы подальше от этого мужчины, которому было что-то от нее нужно. Рядом с которым она чувствовала себя слишком странно. Однако реальность неотвратимо вторгалась в сознание людским гомоном, отрывистыми командами шерифа:       — Двери закрыть, никого не впускать и не выпускать! Убийца — кто-то в этом зале, кто-то из присутствующих…       — Вашу теорию рушит, словно карточный домик, одна маленькая деталь. Я был с вами в эти минуты, — темный маг двинулся вокруг тела в ее сторону, но Уэнздей пошла в противоположную, поддерживая дистанцию, словно в каком-то жутком танце. — А яд белладонны действует быстро, слишком быстро. Так что вы — мое алиби, как и я — ваше.       — Вы сказали, что я нужна вам. Уж не для подобного ли прикрытия?       — Это было бы диким расточительством вашего таланта, — мягко улыбнулся он, но Уэнздей увидела лишь сталь отточенного лезвия.       — Так зачем я вам?       — Разве это не очевидно?       — Предпочитаю услышать подобные непристойные предложения произнесенными вслух, словами через рот.       — Пойдем со мной, Аддамс. Вы знаете, кто я, какую имею власть. С провидицей на моей стороне я стану непобедим, сокрушу всех врагов, и не будет на свете никого, кто мог бы сдвинуть меня с пути.       — А что получу я? — с сомнением хмыкнула Уэнздей. — Очередную золотую клетку и место любимой зверушки у ног хозяина? Ах, нет, оно уже занято, мне не соперничать с тремя метрами завернутой в чешую ядовитой преданности.       — Вы получите силу на своей стороне, — его голос был тихим, почти убаюкивающим, словно шуршание прибоя. Он завораживал, подминал под себя незаметной, но неоспоримой тяжестью. — Власть над теми, кого давно хотели поставить на колени. Увидите мир с надлежащего ракурса — сверху. Вы сможете быть той, кем желаете, без осуждений и непонимания.       В его глазах горел огонь, беспрестанно плясал красным, словно имел бесконечную подпитку из грязной нефти, бьющей из глубины черной души. Его отсветы погружали в странное состояние на грани экзистенциального ужаса перед демоническими чертами и дикой гравитации, что тянула рухнуть в это пламя и вспыхнуть факелом. Уэнздей с трудом сбросила транс.       — Боюсь, эта утопическая картина не претворится в реальность.       — Отчего же?       — Я видела, как вы умрете. И я не помогу вам предотвратить это.       — Аддамс, ты чего тут встала?! — возмутился шериф Галпин, который уже обошел весь зал и вновь оказался рядом. — Это место преступления, отойди в сторону, а то оставишь лишние следы.       Проигнорировав шерифа, она подняла взгляд на собеседника, чтобы оценить реакцию на свои слова. Однако того неожиданный выпад будто ни капли не тронул. Губы Темного Лорда, которого шериф, казалось, и не замечал, изогнулись в ухмылке, и он легко кивнул в сторону балкона, словно приглашая отойти на светский разговор. Вот только Уэнздей понимала, чем тот наверняка закончится — этому человеку не помеха закрытые двери и горстка чиновников. Она видела, что прячется под маской английского джентльмена — пасть с острыми клыками, которые не выпустят добычу, только вопьются глубже в ответ на сопротивление, срывая мясо с костей кусками. По уверенности в его глазах было понятно — сдаваться он не привык, а если поставил себе какую-то цель — ее в виде цели, — то мечты о спокойной жизни можно оставить.       Только почему-то Темный Лорд принял решение действовать осторожно и не афишировать свое настоящее я — возможно, не чувствовал себя уверенно в чужой стране, без поддержки банды сторонников и подготовленных путей отступления? Если он собирался придерживаться скрытной тактики, то на этом можно сыграть. В экстремальные моменты Уэнздей соображала очень быстро, оттого один из немногих выходов из удручающей ситуации пришел к ней моментально.       — Мне нет смысла переживать о следах, шериф, — она наконец обратила свое внимание к Галпину, уставившись на него исподлобья. Того явно нервировал ее немигающий взгляд — почему-то людям он всегда не нравился, — и шериф дернул головой, словно пытался отогнать противную муху. — Ведь я собираюсь признаться. Это я убила мистера Фонтейна.       — Что… Что ты такое несешь? — замешательство в его голосе быстро перешло в возмущенное рычание. — Не время для твоих игр, Аддамс! Отойди в сторону и не лезь!       Галпин ухватил ее за локоть; пальцы нервно впились в тонкую кожу над сползшей с него перчаткой. Уэнздей плотно сцепила зубы, пытаясь отогнать заслоняющую все черноту. Сделав усилие, шагнула против движения шерифа, который настойчиво отодвигал ее в сторону, почти врезалась в него. Он растерянно замер, сбитый с толку, а ее губы оказались всего в нескольких сантиметрах от его уха.       — Я убила мистера Фонтейна, по крайней мере об этом вы сейчас объявите во всеуслышание. Я хочу, чтобы вы упрятали меня в самую защищенную камеру, за магические заслоны, мэр же недавно организовал вам подобные улучшения в участке? Специально для изгоев, столь же опасных, каким был ваш сын. А уж потом мы с вами как-нибудь договоримся.       — Зачем тебе это? — Галпин озадаченно скосил на нее глаза. — И почему я должен тебя слушать?       — Потому что иначе всем будет очень интересно узнать, что делает пустой пузырек из-под белладонны в вашем кармане.       Щелчок наручников почти потонул в возбужденном гомоне. Опасливые взгляды впивались сотней иголок, но Уэнздей уже давно потеряла к ним чувствительность, выставляя свои в ответ. Расправляла плечи, а грубые ботинки уверенно ступали по полированному мрамору, чужеродные на нем, как и она сама — худая фигурка в черном гипюре среди буйства дорогих и ярких красок. Уэнздей видела, как те шевелились в облегчении, что теперь она окажется вдали от них, не замарает чернотой своей души и не сомкнет грязные руки на их горле. Вот только лучше бы эти разодетые павлины опасались хищников, которые маскируются среди них ядовитым окрасом. Им было невдомек, кто на самом деле так скромно стоит в углу в костюме с зеленым отливом и провожает процессию из полицейских, окруживших девушку, сумрачным взглядом. Узнай они об этом… И сегодня здесь стал бы трупом не только мистер Фонтейн.       На секунду ее замутило от мысли, что она вновь спасает этих людей против их воли и получает в ответ лишь страх и презрение. Но встретившись взглядом с холодными голубыми глазами, зрачок в которых на секунду стал вертикальным, Уэнздей выше вздернула подбородок. На самом деле победила сегодня она, пускай об этом и известно лишь двоим в этом зале.       Дождь моментально промочил платье, и то повисло унылой тряпкой, а волосы, выбившиеся из прически, облепили щеки. Капли приятно скользили по коже, ласкали ее холодными укусами, что пронзали нервные окончания и будили в них первобытный жар, а по спине бежали мурашки извращенного удовольствия, которое возможно получить лишь от ощущений на грани болезненных. Вся жизнь — такое удовольствие.       — Вперед!       — Так боитесь меня? — усмехнулась едко, когда один из сопровождающих указал жестом на бронированный автозак и покрепче вцепился в оружие. Вода бежала по его низкому лбу, словно струйки пота. — Думаете, кусаюсь?       — Полезай без шуточек!       Уэнздей наигранно клацнула зубами рядом с широкой ладонью, которая почти что опустилась на ее плечо, и полицейский отдернул руку. Другой демонстративно потянул с пояса магический жезл. Фыркнув, она легко запрыгнула в фургон. Лязг засовов был самым успокаивающим звуком на этой планете, наравне с убаюкивающим стуком капель по жестяной крыше. Даже цепи, опоясывающие ее на манер ремней, не могли уменьшить триумфа. Прислонившись к металлической спинке, Уэнздей удовлетворенно прикрыла глаза. Она справилась, она в безопасности. Силы покинули ее, словно сдувшийся воздушный шарик.       — Тебе не кажется, что луна сегодня какая-то огромная? — бурчание полицейских, которые несколько минут спустя все же расслабились от ее видимого сотрудничества, единственное нарушало дремотную тишину. — И красная, жуть!       — Это все от атмосферных искажений, — экспертным тоном выдал другой. — Пыль какую-нибудь в воздухе с пустыни принесло.       — Дождь же был, какая пыль? — заворчал первый. — Ничего ты не знаешь.       Уэнздей резко распахнула глаза, уставившись на маленькое зарешеченное окно в двери бронированного фургона. Металлические прутья не мешали обзору ни на кусок алого диска в небе почти у горизонта, ни на алмазную россыпь на черном небосклоне. Стало сложно дышать.       «Ты хочешь увидеть звезды, Уэнздей?»       В следующий миг бронированный бок прогнулся от нечеловечески сильного удара, а мир кувыркнулся вокруг.