Лучший друг

Роуз больше не мучает бессонница. Она не помнит, когда уснула; кажется, ещё до того, как накрылась одеялом, потому что просыпается под утро в ознобе. Её лихорадит, она дрожит, будто от холода, но кожа горит, и хочется распахнуть окно, хочется распахнуть дверь в общую ванную, чтобы сразу нырнуть под душ, ледяной или горячий, неважно, Роуз теряется, мечется между жаровней и стылым холодом, а пульсация между ног не утихает. Она впервые просыпается от оргазма. Она впервые испытывает подобное вообще. Судорогой сводит живот. И в первом бездумном порыве – избежать, прекратить это – сжимаются бёдра, интуитивно, слепо, и рот распахивается в немом вдохе, потому что волна ускоряется, поднимается вверх по животу, обжигает и завязывает в комок, вытягивает из горла протяжный, стянутый выдох. Роуз медленно разводит взмокшие, дрожащие колени в попытке снизить давление, и влажной кожи касается прохладный воздух. Между ног пульсирует, взрывается, что-то двигается внизу живота, постоянно ширясь и дрожа, что-то шлёт вверх по ногам хаотичные импульсы, и они мягко толкаются влагой на тонкое белье. Ох. Она крепко жмурится. И там, под веками, вдруг снова двигается Люпин. Двигаются его тёплые, твёрдые руки. Руки. Его ужасные – прекрасные, наглые – руки. Пальцы поднимаются по ногам. Ползут, сжигая за собой полоски кожи и воздух внутри груди, рисуют большими пальцами по бедру круги – она всхлипывает, силясь открыть глаза, – потом ещё, пальцы проползают несколько дюймов, давят, мнут, ловят и растирают стайки мурашек, которые следуют, безотчётно, стихийно, вслед за руками, плывут, как намагниченные, вверх, по лодыжкам, по икрам, под колени и выше, к бедру – ускоряясь, задыхаясь вслед за сбитым дыханием – под его тёплые – она шумно, загнанно стонет, – жгучие пальцы, под ладонь, а потом к большим пальцам, которые смело, нагло – без сопротивления – вдруг касаются края насквозь мокрого белья. Роуз заламывает руки, прижимает запястье к распухшим губам и сдавленно, с голосом выдыхает. Под веками, внутри её вскипевшей головы Люпин смотрит на неё, так, как смотрел вчера: снизу вверх, сидя перед ней на кровати, широко расставив колени и подняв подбородок. Люпин смотрит жадно, внимательно, смотрит, как она распахивает рот, силясь вдохнуть, и без жалости проходит пальцами вверх-вниз по тонкому шву хлопковых трусов – медленно, распаляя, растягивая её хриплый, болезненный стон и смазку по ткани и собственным пальцам. Улыбаясь и хваля её за реакцию: — Умница, Роуз.. — за то, как она дрожит, как пьяно хватается за его плечи, как упирается слабыми коленками в его расставленные ноги, прижимаясь к горячим бёдрам, близко, почти к самому паху, где ткань идёт вверх волной. О, Мерлин. Остановись. Роуз распахивает глаза, чувствуя, как что-то снова тянет внизу живота, как вязко скатывается влага. Нет. Нет, она точно не собирается повторять это осознанно. Сон есть сон, сном управляет подсознание – и сейчас неважно, кто управляет подсознанием, потому что сейчас, проснувшись, взяв тело и рассудок под свой контроль, она не собирается заставлять Люпина в своей больной голове делать – "умница, Роуз.." – черт! – делать что-либо. Ноги дрожат, опускаются ступнями на холодный пол, и влажное бельё придавливается весом к коже, заставляя с силой толкнуть ком слюны по сухому горлу. Взгляд липнет к голым ногам, к мурашкам, к красноватым разводам на бёдрах от собственных – бездумных, неосознанных – движений, когда пальцы ползли вслед за чужими в распалённой голове. Роуз тянет край футболки почти до колен и осторожно сползает с кровати. * Ей кажется, что она успевает прийти в себя до завтрака. Ещё рано, и Люпина, конечно, нет, а Лили что-то громко, без пауз щебечет о первой игре в квиддич в этом году, не требуя от Роуз и Хьюго реакций. Где-то справа сидит Виола – до Роуз долетает её мягкий голос, но сил хватает, чтобы не вертеть головой и не думать, как всматривалась вчера в её имя на желтой карте. Роуз не двенадцать. Она вполне способна держать свои эмоции под контролем. — О, наконец-то! — Лили вдруг вскидывает руку, когда видит заспанного Альбуса в дверях. — Хоть ты скажи, как разыграли жребий. Все держат это в жуткой тайне! Чья первая игра? Наша? С кем? Хаффом? — Ты ведь в курсе, что это стол не твоего факультета? — Хьюго флегматично зевает, ковыряясь в рисовой каше. — Не скажу, помучайся ещё немного, — Альбус улыбается на рычание Лили, – и, по моим наблюдениям, гриффов кормят лучше. — Он хватает с подноса кусок пирога ещё до того, как падает на скамью между Хьюго и Лили, напротив Роуз. — К тому же никогда не надоедает смотреть, как дёргается глаз у вашего декана. — Поддерживаю, — Роуз вздрагивает, когда Малфой усаживается рядом с ней, почти толкаясь плечом в её плечо, и демонстративно поправляет зелёный галстук, — о, спасибо, Рози. Всё утро думал об этом. — Что? Нет, не сме.. — он перехватывает надкусанный бутерброд из её рук и, хищно усмехнувшись, откусывает приличную часть. Роуз закатывает глаза. — Напомни отправить твоему отцу письмо с комплиментами вашему знаменитому воспитанию, он славно постарался. Малфой растягивает губы. — Думал, ты будешь сегодня в более.. хм, удовлетворённом настроении. Роуз хмурится. Смотрит, как он бросает короткий взгляд на перепалку Лили с Альбусом через стол, на сонного Хьюго и наклоняется к ней, упирая локоть в стол рядом с её ладонью. Его дыхание касается кожи над ухом: — Мы живём в одной башне, помнишь? Мышцы живота стягивает, как от прыжка. Он же не..? — Довольно приятные звуки, принцесса, но в следующий раз накладывай Заглушающее, мой тебе совет. Воздух летит из лёгких одним резким толчком. Он тихо смеётся, наблюдая, как у неё пятнами идёт кожа. — Нет, ты не.. — спотыкается, выталкивает слова тяжело, с нажимом, шёпотом, — я понятия не имею, о чём ты говоришь. — Не строй из себя дуру, Рози, иначе оскорблюсь за нас обоих. — О, пошёл к нарглам, Малфой, я не собираюсь с тобой это обсуждать. Малфой улыбается шире, и она больно толкается локтём ему в рёбра. — Расслабься, ты уже взрослая девочка, пора найти себе повод краснеть поскандальнее. Она тихо рычит и бьёт под столом каблуком ему в носок туфель. Малфой морщится, опускает глаза и замирает. Роуз прослеживает за его взглядом, медленно, неуверенно, и натыкается на своё бедро, прижатое к его ноге. Ткань на юбке задралась от их движений, оголив плавный скат бедра с сочно-синим пятном на коже. Чёрт. Совсем близко, перед самым её носом Малфой нечитаемо хмыкает. — Хотя.. если ты мяукала от такого.. довольно скандально. Для Уизли. Роуз сердито выдыхает и резко дёргает плотный подол юбки. Щёки печёт ещё больше, а кожу на бедре слегка покалывает от давления ладони и того, как насмешливо и непрерывно за ней наблюдает Малфой. — Ешь свой завтрак. — Она пытается говорить твёрдо, но голос всё равно гадко ломается. Малфой, кажется, не против сказать что-то ещё, чтобы у Роуз окончательно испортился день, но его прерывает плавное: — Доброе утро. Мурашки падают вниз, под лопатки. Она вздёргивает голову почти мгновенно, но успевает мазнуть лишь по краю плеча. Мурашки копятся где-то в желудке, вибрируют, греют изнутри рёбра, живот. Резкий выдох, Роуз ведёт подбородком в сторону. Люпин идёт к столу преподавателей. Не оборачивается, слегка кивает на приветствия, ступает ровно, чуть опустив плечи и спрятав руки в карманах брюк, в мантии, из под края которой виден со спины ворот серой рубашки. Ей мерещатся там две полосы на коже от простыни. "Умница, Роуз.." Нет, нет, нет. Кожу на бедре трогает холодом – Малфой медленно двигается по скамье в сторону, и Роуз моргает. Оттягивает взгляд от люпиновской спины, отгоняя несколько смазанных картинок под веками и снова чувствуя давление внизу живота и груди. Она сходит с ума? * Люпин разбивает их на пары. Роуз почти удаётся не поднимать головы от пергамента до конца лекции, забившись в угол на самой дальней парте в классе, ей почти удаётся вести пером под его ровный голос и не сбиваться, но Люпин вдруг объявляет о короткой практике нового заклинания. Бесшумно разгоняет взмахом кисти столы и очерчивает для них круг в центре. — Нападайте и защищайтесь. Каждый, по очереди. Роуз делает шаг к Альбусу, но Люпин зачитывает имена в собственном порядке. Её имя звучит последним: — Малфой. Уизли. О, пожалуйста. — Скорп. Альбус хмурится, они общаются молча несколько секунд, и Малфой устало закатывает глаза: — Да, мамочка. Роуз поджимает губы. Малфой часто стоял с ней на дуэлях в Норе, и это никогда не длилось дольше двух-трёх нападений. Она зло трёт подбородок сгибом кисти, сходит взглядом правее: Виола стоит рядом, против Дианы Симус, и выглядит так спокойно и уверенно, словно уже трижды Аврор – прекрасно, если позориться, так с оркестром и музыкой. Чёртов Люпин. — Не ждите моей команды, — она не смотрит, но слышит в его голосе улыбку, — начинайте уже. Кабинет приходит в движение. Воздух вдруг толкается волнами ей в плечи, загораются вспышки, звенят голоса, вскрики, чей-то смех, кажется, Альбуса, но Малфой продолжает просто смотреть. Даже палочки не поднимает. — Смелее, принцесса, ты первая, — спокойно и твёрдо, Роуз заводит руку, — следи за кистью, а то промахнёшься. Спокойно. Просто представить, что они, как обычно, в Норе. Просто представить, что никого рядом нет, что Альбус в очередной раз старается ей помочь и втягивает в это лучшего друга. Просто Малфой. Спокойно. Спокойно, да. Она чуть сгибает локоть, так, как показывал Люпин в начале урока, выкручивает предплечье ладонью вверх и, завернув в воздухе петлю кончиком палочки, выстреливает рукой вперёд на резком выдохе. Малфой легко отражает слабый луч света. Кивает. Роуз выдыхает. — Давай ещё раз. Снова поднимает руку, сгибает локоть. В правое плечо ударяется тёплая волна воздуха, следом – голос Виолы, и Роуз будто различает сквозь шум просящее "профессор Люпин". Трясёт головой, глубоко вдыхает, центруя взгляд на спокойном лице Малфоя напротив. Между ними три с половиной шага, можно разглядеть пуговицы на его белой рубашке или сосчитать полоски на галстуке, и Роуз считает, выкручивая ладонь вверх и чувствуя, как подбирается магия к пальцам. Первая, вторая, третья.. шесть серебристых полос. Малфой отражает вторую атаку, и воздух разлетается вокруг него с негромким хлопком. — Совсем неплохо. — Он снова кивает, едва улыбается, и Роуз опускает подбородок, подавляя всплеск радости – Малфой будет припоминать ей эту жалкую гордость несколько дней, если заметит. — Ещё раз. Но я отвечу сразу после тебя. — Он ждёт, когда она поднимет глаза, ждёт, когда молча встанет в позицию. — Готова? Люпин проходит мимо. Где-то позади, между ней и стенкой кабинета. Роуз чувствует его запах, чувствует, как на короткую долю мгновения на шее встают волоски. К чёрту. Взгляд хватается за Малфоя почти ощутимо, почти со злостью. Первая, вторая, третья.. — Профессор, у меня вопрос.. — голос Виолы что-то больно толкает Роуз под живот. Малфой перетягивает внимание: — Рози. Первая, вторая, третья.. шесть полос. Поворот кисти, взмах и резкий выпад вперёд. Луч разбивается перед его лицом, выдох ударяется о сжатые зубы, когда палочка Малфоя рисует петлю. Роуз успевает вскинуть руку за долю секунды до того, как магия расходится волнами у неё перед глазами. Хлопок. Волосы откидывает с плеч потоком воздуха, ладонь покалывает от удара, но Малфой удовлетворённо кивает, перекручивая палочку между пальцами. Они проделывали такое и дома, в Норе. Медленно, чтобы у неё хватало реакции, но сегодня Малфой ответил быстрее обычного. — Смотри, принцесса, а ты не безнадёжна. — Роуз фыркает, поднимая ладонь. — Прекрати называть меня «принцессой», Малфой. — Надери мне хоть раз задницу за это, — он весело усмехается, — и сможешь называть «принцессой» меня. Он разбивает её атаку почти играючи, чуть отступив, и тут же шагает вперёд, бросая в неё заклинание. У Роуз ощутимо сводит грудь от удовольствия, когда его луч бьётся о защиту, расходясь вокруг неё тёплой волной. — Прояви побольше уважения к человеку, с которым делишь одну территорию. — Ты угрожаешь, Рози? — Малфой почти смеётся, отражает, отводя палочку в сторону, и луч бьётся в стену позади его спины, закручивая в камне небольшую резную спираль. — Смотри, сколько в тебе смелости. Стоило только правильно начать утро, да? Роуз задыхается, а Малфой действительно смеётся, довольно и громко, двигается, отражая её атаку, и позволяет ей ударить несколько раз прежде, чем вскидывает ладонь вперёд. — Больше ни единого слова, Малфой. Он вскидывает руки, продолжая улыбаться, а Роуз тяжело дышит, встряхивая ладонью несколько раз. Пальцы гудят от давления, нагретое древко слегка опаляет кожу, но внутри мягко толкается приятная слабость. Ей удалось отразить его атаки несколько раз. Довольно неплохо, если подумать. — Ещё раз? Она кивает. Малфой встаёт в позицию, Роуз повторяет, поднимает руку и выкручивает ладонь к потолку, чуть надавливая палочкой на средний и указательный пальцы. Выравнивает дыхание и рисует петлю. — Мне всё-таки нужна помощь. — У Виолы смущённый голос. — Нет проблем. — Конечно, у Люпина нет с этим проблем. Лицо Малфоя расплывается, в фокус въезжает фигура Люпина, плавная линия плеч Виолы и его руки: одна на талии, вторая на сгибе локтя. Пальцы обхватывают, чуть сминают ткань рукава, помогают выкрутить предплечье и развернуть корпус к Диане. Виола улыбается ему, подняв подбородок. Заглядывает через плечо, полные губы двигаются, мелькают зубы, ямочка на щеке. — Когда Вы показываете, выглядит несложно. — В этом и нет ничего сложного, мисс Шарм. Отвернись. Сейчас же. — Рози. Да, да, она тут. Моргает несколько раз, сводит фокус на Малфоя, хмурится и взмахивает палочкой. Малфой двигается быстро, ровно и точно, но разум вдруг хватает его короткими вспышками: он отклоняется, и её луч ударяется в стену – вдох, ладонь Люпина сдвигается Виоле на спину, надавливает, и большой палец исчезает под складкой белой рубашки, Виола послушно выпрямляется, – Малфой вскидывает палочку – выдох, Люпин наклоняется, что-то говорит Виоле над её ухом, – свет ярко вспыхивает перед глазами. — Роуз! Она вскрикивает – кисть словно кусает огнём, – отшатывается и бьётся лопатками о стену. Рука горит и режется, и она разжимает пальцы, роняя палочку. — Блядь, — Малфой подлетает к ней в два длинных шага, и Роуз опускает глаза, — блядь. Кожа вокруг запястья расходится глубокими порезами по ровной, крутой спирали, доползая хвостом до середины предплечья. Глаза слезятся, Роуз моргает, резко тянет воздух распахнутым ртом, и кровь вдруг, как по команде, горячо толкается из раны. Вокруг тишина – или кровь ударяет и в уши, – Роуз слышит только, как ходит вниз-вверх воздух по горлу. Медленно как-то, тяжело. И больно. Перед глазами смутным пятном чьи-то колени. Чьи-то руки тянутся к застывшей ладони. — Рози. — Кольцо со змеёй, белая палочка и такие же белые костяшки. — Рози, ты.. А потом: — Роуз, — мягко, тихо, Роуз смаргивает, у её колен появляются носки туфель, гладкая кожа морщится, подошва идёт волной, и он садится на корточки у её ног, — не двигайся, дай мне, — а потом его руки, тёплые, мягкие, обхватывают локоть и – Роуз сглатывает сухой всхлип – едва-едва проглаживают большим пальцем ямку на сгибе, — сейчас, потерпи немного. Вот так. Она, наконец, поднимает глаза. — Сейчас пройдёт, потерпи. — Лицо у Люпина серьёзное, внимательное. И близкое. Между ними не влезет и половины ладони. Смотрит на её руку, ритмично раскачивает палочкой над запястьем и, кажется, сердится: заметно, как в пустотах между светлыми, почти белыми волосами кожа на лбу сходится в длинную складку. Глаз не видно, лишь опущенные веки и ряды ресниц, и лицо выглядит почти резким, почти острым. Почти злым. Только в шёпоте столько нежности, что сводит судорогой живот: — Умница, Роуз. Почти всё. Посмотри на меня. — Рози, — Альбус сжимает её плечо, — эй, Рози. Она стягивает внимание в сторону. И всё вдруг заполняется шумом. Всё вокруг вдруг заполняется телами и лицами, всё вдруг приходит в движение: голоса, дыхание, слова и пальцы Альбуса на плече и напряжённая ладонь Малфоя на её колене. Ощущения накатывают одной тяжёлой волной, она понимает, что сидит, прислонившись к стене спиной, на полу, что палочка неприятно упирается острым концом в бедро под её весом, что Альбус мягко гладит её плечо, что Малфой придавливает ладонью её дрожащие колени. А Люпин держит её онемевшую руку. Боли нет, только холод и ощущение стянутой кожи от застывающей крови. А ещё пальцы. Тёплые, крепкие. Рисуют крохотные круги в ямке под локтем. Посмотри на меня. Посмотри на меня, посмотри, посмотри, посмотри. — Скажи что-нибудь, — Альбус трёт лоб свободной рукой и нервно смеётся, — иначе я с ума сойду. Роуз облизывает сухие губы. Моргает несколько раз. — Не надо, я в порядке, — говорит ровно, но хрипло и ловит тяжёлый взгляд Малфоя, — я.. отвлеклась, прости. Пальцы Люпина напрягаются всего на мгновение. Малфой качает головой и невесело кривит губы: — Прости, принцесса, забыл, что ты можешь на меня засмотреться, — усмешка у него неестественная, кривая, неловкая, — в следующий раз я буду в мешке. — В следующий раз ты будешь в заднице у тролля, Малфой, — Альбус рычит, а кто-то в толпе смеётся над их головами, — сказал же тебе.. — Всё. Пальцы вдруг сползают с её плеча – Люпин не спеша поднимается, – Роуз бежит вслед за ними вверх, взбирается по предплечью, пытаясь поймать его глаза, но Люпин отворачивается и суёт перепачканные ладони в карманы одним резким движением. — Проводи её до лазарета. — Он стоит к ней спиной, наклонив голову к Альбусу. — Кровь я остановил, но рану нужно осмотреть. Посмотри на меня. Альбус кивает и помогает подняться. Малфой протягивает её палочку, разглядывает тонкие порезы несколько долгих секунд и тяжело выдыхает. Наверное, дело в злости Альбуса или том, что он не любит терять контроль, но выглядит Малфой так, словно действительно расстроен. — Прости, Рози. Она хмурится. Стоять тяжело, на неё смотрят сразу два факультета, на неё смотрит каждый, кроме Люпина. — Сама виновата. — Нет, не сама. – Альбус с силой бьёт Малфоя кулаком в плечо и выдыхает: — Мудак. — Альбус.. — Мистер Поттер, в лазарет. — Люпин говорит громче, Роуз думается – злее, студенты расходятся, пропуская его к своему столу. — Всем остальным – продолжать. Мистер Малфой, замените мистера Поттера в паре с мисс Забини. * Дверь в её комнату открыта – Малфой заходил минут десять назад, – и она слышит сначала шаги, а потом – не сразу, с опозданием – стук в дверь Гостиной. На часах – четверть десятого, время отбоя, и Роуз хмуро поднимается с кресла. Честное слово, у неё нет тяги быть Старостой двадцать четыре на семь. В гостиной темно, только слабый лунный свет из узкого окна над столом и диваном, где Малфой снова оставил пиджак на спинке. Роуз подходит к двери, ключа нет, вход на пароле, и она просто толкает вниз простую потёртую ручку. Дверь со скрипом отъезжает, и зрение не сразу фиксирует в тёмном проёме фигуру. Приходится задрать подбородок. И горло тут же предательски сохнет: — Люпин? Люпин стоит на пороге, опустив глаза. Уже без мантии, но в той же серой рубашке, застёгнутой по самое горло, и брюках с длинными, ровными стрелками. — Что ты.. — Ты не ходила на ужин. Ужин? За его спиной лишь неглубокий проём и пустой коридор, лунный свет слабо бьётся Роуз в спину и край двери и ложится кусками на квадратную, строгую линию плеч и половину лица, шеи, тёмных волос. В куцем освещении они видятся ей почти чёрными, как, кажется, и упёртые им под ноги глаза. Посмотри на меня. — Что? — Роуз моргает, собирается. — Ты не ходила на ужин. Поэтому я зашёл, — он заметно ведёт подбородком, смотрит на запястье, — узнать, как ты. Роуз бездумно накрывает ладонью тугие бинты, кивает, но мыслей нет, она просто держит взглядом его лицо, боясь пропустить момент, когда он, наконец, поднимет глаза. Брови, ресницы, ровная линия рта, подбородок – она смотрит, смотрит, смотрит, понимает, что выглядит почти жадно, почти голодно, что стоит ему поднять глаза, и она вывернется перед ним наизнанку. — Болит? — Немного. Посмотри на меня. — Должно пройти через пару дней. — Да, мадам Помфри сказала. — И дала тебе мазь. — Да. — Наносить под новый бинт каждый вечер. — Да, каждый вечер. Люпин едва заметно поджимает тонкие губы, едва-едва, даже не обозначает складку у рта, только чуть морщит розовую кожу на нижней губе. На том самом месте, где она вчера – вчера, а будто вечность назад – гладила тонкий рубец, на том самом месте, где кожа чуть плотнее, чуть грубее, чем вокруг. Ей мерещится, прямо сейчас, призрак касания под средним пальцем. Она могла бы закрыть глаза и представить, как это было.. — Могу помочь. — Что? — Живот поджимается, втягивается будто в пасть чёрной дыры. Люпин медлит один тихий вдох, говорит – ей кажется, что с нажимом, разделяя слова, нарочито терпеливо и ровно, будто ему тяжело: — Помочь тебе сменить бинт? — Малфой помог, — на его лице что-то вспыхивает, зачаток движения, каких-то эмоций, но Роуз моргает, и видение сходит, — минут десять назад. Не хотела звать Альбуса, он, кажется, перенервничал. Люпин кивает. Молчит и продолжает стоять. Холодный, спокойный, почти стерильный. Он никогда прежде не был таким. Он не был таким всего неделю назад, когда они были в Норе. Как она умудрилась всё испортить всего за несколько дней? — Хорошо. — Посмотри на меня. — Тогда спокойной ночи. И он разворачивается. Роуз смотрит ему в спину несколько долгих, странных секунд, голова отчего-то кружится, кружатся стены, потолок, только Люпин в центре этого круга идёт ровно, спокойно, держа руки в карманах, точно так, как держал их сегодня, когда пальцы были в её крови; внутри ширится нездоровое любопытство, есть ли там кровь сейчас, внутри ширится и растёт странное чувство, паники, страха, глупое чувство, будто Люпин уходит не к себе в кабинет, а навсегда. Она хмурится, слабо качает головой и пытается затолкать себя обратно в гостиную, в комнату, в кровать, в следующий день, потому что, кажется, вечером ей снова становится хуже. Потому что, кажется, в этот день она сделала что-то кардинально не так. Или вчера?.. Может, он увидел в ней что-то вчера и теперь злится? Роуз жмурится, крепко и больно, качает головой и делает шаг назад, в Гостиную. Ещё один и.. вдруг находит себя в коридоре, до двери уже футов двенадцать, а до Люпина подать рукой. И она перехватывает его за запястье. Посмотри на меня. Люпин оборачивается – посмотри на меня, посмотри, посмотри, посмотри, – вскидывает брови, разглядывает её сжатые пальцы и потом, заметно колеблясь, медленно, долго держась на её сжатых губах, наконец – посмотри на меня, посмотри, посмотри, посмотри! – поднимает глаза. Боже мой. Коленки вздрагивают. Позвоночник прошивает разрядом, и Роуз чувствует себя оглушённой, дрожащей и ужасно, противно – предательски – в него влюблённой; она чувствует ком в горле и под языком, потому что он всё-таки смотрит, смотрит на неё первый раз за день, и первый раз за день она видит в нём что-то, видит эмоции, движение в остром, гладком лице, которое вдруг теплеет, ломается, сдвигает брови и рождает складки над переносицей и краях глаз. Чёрт. От того, как Люпин вглядывается в её лицо, хмурится, бегает, будто ищет, будто ему что-то в ней непонятно, Роуз почти готова расплакаться – потому что страшно, потому что вот-вот скажет ему, что она натворила. — Роуз? — тихо, почти одними губами, и Роуз очень хочется слышать в его надорванном шёпоте что-то. Что-то в его пульсе – быстром, неровном – под её пальцами. Она с ужасом понимает, что ещё держит его за запястье. — Ох, я.. — отдёргивает руку и опускает глаза, в один выдох теряя весь скудный запас смелости, который провёл её до него эти двенадцать футов, — я.. Роуз думает: думай! Думать бы, чёрт, но пальцы печёт, она сжимает кулак, моргает и силится опустить глаза, но у Люпина вокруг зрачка будто пульсирует радужка, и это ощущается как собственный ритм под внезапно узкой и тесной грудью. И вдруг становится слишком: горячо, холодно, слишком много и мало воздуха, и Люпин слишком близко, всего в полушаге, и так, чёрт, далеко, что ей слишком, на неё вдруг находит волна истерики, паники, ей хочется вдруг смеяться, расплакаться, вот прямо тут, глядя Люпину в глаза и зажимая в кулак тепло от того, что держала его запястье. Чёрт, чёрт, чёрт. — Роуз, — Люпин поднимает ладонь, медленно, аккуратно, словно Роуз – опасный зверёк, и она задерживает дыхание, ожидая касания, но он лишь едва задевает, легко, почти невесомо, волну волос у её лба; Роуз шумно вздыхает, а Люпин вдруг хрипло смеётся, — ты посылаешь ужасно путанные сигналы. Её прошибает холод, вверх по голым ступням, под тонкими пижамными штанами, пробегают мурашки, и она понимает, что крупно дрожит, так, что Люпин не может не видеть. — Как это? Она следит, как Люпин опускает ладонь и тут же тянет её в карман. Следит, как напрягаются его плечи, как он наклоняет голову в сторону, как поджимает губы, всё ещё едва-едва улыбаясь, но глаза смотрят остро, невесело, почти больно-внимательно. Роуз ёжится, пытается перехватить эту дрожь, обхватывает себя за плечи, резко и яростно, задевая под футболкой грудь; и это ощущение, внезапное, дикое, почти чужеродное здесь, в коридоре, вдруг заставляет резко вдохнуть холодный воздух. Люпин на мгновение опускает глаза. Ей даже кажется – на её грудь, и она снова шумно, рвано вдыхает. Он подлетает глазами вверх, запинается на приоткрытых губах, и снова – к её глазам. У Люпина меняется взгляд, Роуз теряет в нём какой-либо намёк на эмоции. — Ты до сих пор влюблена в Малфоя? Малфой? О, будь всё так просто, как два года назад. Роуз застывает на несколько долгих секунд. Слышит своё дыхание – тяжёлое, неровное – и полное отсутствие дыхания у Люпина. Словно он задержал воздух в груди. — Нет. — Нет? — голос хрипит от вдоха. — Нет, — она чуть улыбается, потому что Люпин наблюдает за ней со странным вниманием, на лице снова почти ничего, только брови вздрагивают, будто он вот-вот нахмурится, — нет, я не влюблена в Малфоя. Он думает и медленно, с паузой, кивает: — Хорошо, — а потом заставляет её вздрогнуть как от пощёчины, — а в меня? Роуз распахивает рот, чтобы что-то ответить, но слов нет, внутри так тихо и пусто, будто кто-то замахнулся там Бомбардой. А у Люпина, конечно, нет ни жалости, ни сочувствия, потому что он смотрит на неё не моргая, смотрит почти безжалостно, почти жестоко и грубо, не пропуская в ней ничего. У Люпина, чёрт, безграничный запас терпения, и он терпеливо молчит, наблюдая, как она загнанно бегает взглядом по его лицу. Нет, нет, нет. Она не готова. — Нет, — она себя не слышит, не уверена, что из сдавленного горла вылетает хоть звук, но Люпин слышит, снова кивает, но продолжает смотреть, пока она не повторяет громче, сильнее: — нет. — И почти панически: — Мы друзья. Она не готова. У неё просто нет смелости развернуть перед Люпином грудину и не бояться последствий. Люпин её друг. Что будет, если она его потеряет? Лучше бы ей прямо сейчас умереть или провалиться сразу в подземелья. Например, к Альбусу. Запереться в его комнате на тысячу лет, пока эта дурь к Люпину внутри не отхлынет, пока она не вернётся к тому, как было раньше. Она не готова. Люпин снова кивает, будто слышит. Роуз моргает, а его лицо вдруг смягчается, взгляд отпускает, позволяет отвести глаза, позволяет глубоко и жадно вдохнуть, развернуть и наполнить ноющую грудь холодным воздухом и выдохнуть. — Я понял.