В дороге

      За окном поезда густой еловый лес — сплошной еловый занавес. Темно-зеленый, как бутылочное стекло и мохнатый, как петельчатое полотенце. Изредка только попадется красноватое ажурное деревце без единой иголки, будто отлитое искусным мастером из тончайшей меди. Проволочное. И в каждой проволочке — солнце. Изнутри пробивается, словно в этих оставленных водою телах, в этих иссохших каналах, где раньше текли смолисто-терпкие соки, теперь живёт свет. И уж больше не скажешь, что мертвые деревья не на месте среди своих зеленых ещё товарищей, уж не примешь их за обертки душ, случайно оброненные временем на празднике жизни, уж не назовешь пришельцами из потустороннего мира, каким-то нелепым образом застрявшими здесь… Нет нелепости. Нет несоответствия. А потому нет жалости или неприязни. Всё правильно. Это не конец, это просто другая сторона…        За реками потянулись нескончаемые болота: камыши, ряски, рыхлая ноздреватая дымка опадающей к вечеру в низины влаги, черные силуэты воронов — не разберешь сразу, то ли птицы, то ли призраки — и среди всего этого ясные, точно из зеркала вырезанные озерца воды.        Солнце зашло, пейзаж вокруг побледнел, люди принялись читать газеты или спать, а я продолжала смотреть в окно. Всегда должен быть кто-то, кто смотрит. Чтобы не пропустить. Не знаю, откуда взялось у меня странное чувство, что обязательно нужно что-то не пропустить, и что это за что-то, которое ни в коем случае не должно быть пропущено, но я изо всех сил вглядывалась в сизоватую мглу.