***
Огромные окна выходят на лес, доставляя малышке, очевидно, хоть какую-то радость в жизни. Тяжело ведь так лежать, практически не двигаясь и света белого не видя. Впрочем, сейчас она сидит, упираясь спиной в ворох подушек и с любопытством глядя на Эллаиру. — Вы пиратка? — с бледной улыбкой спрашивает. Голос-то какой… Очень похож на Кристину. Ясно. Мать обнаружена. — Нет, — отзывается Эллаира, ставит рядом с кроватью сумку с лекарствами и садится на край. Внимательно оглядывает девчонку с головы до ног и обратно. Обращает внимание на шею, уже окраплённую маленькими чёрными точками. Снимает пальто, кидает рядом с сумкой, придвигается ближе, смотрит на шею и запястья внимательнее. — Заболела, потеряла глаз. Как можно было подцепить такой мразотный вирус, не выбираясь из особняка? Неужели Рейнхольд впустил кого-то в дом? Это уже давно строго запрещено. Люди не ходят друг другу в гости, потому что вирус, распространяющийся из Хребта, передаётся воздушно-капельным. Другой, пришедший с острова Дьюберри, — через прикосновения. Так что в основном все ходят в масках, плотных перчатках и закрытой одежде. Потому что иногда не спасает даже вакцина. Впрочем, Эллаире бояться давно нечего. Её препараты действуют безупречно. Поэтому с тех пор, как вколола себе собственноручно созданную вакцину, никакой вирус ей не страшен. Никакой из двух известных, по крайней мере. А поговаривают, что что-то мутирует в Сапфировой долине. Эллаира тянет руки, слегка касается прохладными пальцами запястий девочки. Та вздрагивает и на мгновение жмурится. — Болит? В ответ получает слабый кивок. Хмурится, убирая руки. — Кстати, я Гвен. Если папа не сказал, как меня зовут. Гвен… Эллаира Гвеневер Имери. Ерунда. Совпадение. — Сколько уже болеешь? Гвен задумывается. Отводит взгляд в сторону, сводит бровки к переносице. Несколько минут молчит, потом снова смотрит на Эллаиру и говорит: — Месяц, наверное. Точно не помню. — Ясно. Не шевелись. Наклоняется вперёд, осторожно кладёт ладонь на лоб. Горячий. Виски — тоже. Отодвигаясь, смотрит на сумку, прикидывает, какие травы могут помочь. Хотя бы температуру сбить. Если вообще получится. Вздыхает, присаживается на корточки, тянет собачку в сторону. Первая эмоция, которую за последние годы чётко ощущает, — злость.***
— Она умрёт. Рейнхольд резко оборачивается и едва не подскакивает с дивана, глядя на то, как Эллаира спускается на первый этаж и заходит в гостиную. Она садится напротив, упирается локтями в колени и сплетает пальцы. Смотрит здоровым глазом на перекошенное от недоумения и ужаса лицо Рейнхольда. — Ты слишком поздно приехал, — продолжает. — Надо было при первых признаках. Теперь ей только доживать. Всё, что могу, — облегчать боль. — Но… я… — Гвен сказала, приезжала Дженефер. Нельзя было пускать. Знаешь правила. Сам виноват. — Неужели нельзя ничего сделать? Сердце щемит от сочувствия, но Эллаира тут же это отметает. Не хочет думать, что до сих пор что-то к нему испытывает, до сих пор переживает. Не хочет думать, что тянет взять его за руку и ободряюще погладить костяшки, как раньше делала. Всё в прошлом. Она больше ничего к нему не чувствует. Не должна. Нет желания. — Сделаю, что смогу, — таким же, как и прежде, ровным голосом произносит и опускает глаз. — На хороший исход не рассчитывай. Обнадёживать не буду. Сидит несколько секунд не двигаясь. Затем встаёт и уходит к кухне.***
— Элла, а тебе нравится папа? За прошедшие три недели Гвен задавала множество странных и неудобных вопросов, но этот — нечто. Эллаира даже застывает на какое-то мгновение, переставая втирать мазь в запястья, и поднимает взгляд. Сидит так недолго, вздыхает и продолжает процедуру. В комнате вновь настаёт тишина. Закончив с запястьями, Эллаира уходит в ванную, умывает руки. Через несколько секунд возвращается, достаёт из сумки баночку со светло-зелёной жидкостью, открывает, наливает её в стоящий на прикроватной тумбочке стакан. — Элла, так нравится? — не отстаёт Гвен. — Много болтаешь, Гвеневер. — Откуда ты знаешь моё полное имя? Папа сказал? Застревает, медленно осознавая прокол. Не подавая виду, закрывает банку и возвращает её в сумку. Стаскивает с тумбочки стакан, залезает на кровать и приближает его к губам Гвен, вскинутой бровью намекая на то, что надо выпить лекарство. Неужели угадала с именем? Та берёт его, с трудом сжимая пальцами, и тянет к себе. Неторопливо пьёт, пока Эллаира на всякий случай прижимает ладонью стакан снизу. Конечно, Гвен уже сама держит какие-то предметы, но подстраховка нужна. — А папе вот ты нравишься, — никак не хочет слезать с темы Гвен, слегка покашливая. — У него глаза-сердечки, когда он на тебя смотрит. И у тебя так же. Только не такие яркие. Но всё равно есть. Значит, он тебе нравится. Ты его любишь! — Нет, — отрезает Эллаира. — Не придумывай. — Он постоянно хочет тебя коснуться. Это заметно! С мамой вот такого не было. Она вздыхает и качает головой. Смотрит на Гвен, думая о том, что та прямолинейностью точно пошла в отца. Он, может, и не сначала говорит то, что думает, но тем не менее говорит. И потом не отвяжешься, с темы не слезешь. Замечая, что Гвен уже клюёт носом, Эллаира помогает ей лечь. Сидя до тех пор, пока она не заснёт, укрывает одеялом по плечи и уходит.***
— Я не знал… про глаз. Эллаира не оборачивается, наливая кипяток в кружку. Носа тут же достигает запах кофе, и она убирает чайник на место, принимается размешивать сахар. Добавив сливки, возвращает их в холодильник и с готовым кофе наконец поворачивается к Рейнхольду, упираясь поясницей в столешницу. Делает глоток, пожимает плечами. — Вирус из Хребта. Повлиял так. Могла полностью ослепнуть. Обошлось. Зачем он так смотрит? Как будто по-настоящему переживает. Искренне. Как будто его всерьёз волнует, что с ней было. Как будто хочет, как раньше, подойти и обнять. Как будто она до сих пор что-то для него значит. Эллаира отводит взгляд. Хотя лучше бы она лишилась оба глаза, чем семьи и друзей. Без них жить как-то можно, а без близких — тяжело. А Рейнхольд… Не может она его любить до сих пор. Невозможно. Не любит. — На следующей неделе попробуем поставить Гвен на ноги. — Элла, ты… волшебница. — Не мели чепухи. С этими словами, не желая продолжать разговор, стремительно уходит. Была бы волшебницей — все до сих пор жили бы.***
— Элла, смотри, там бабочка! Бабочка! Спустя три с половиной месяца Гвен уже бегает. Учитывая болезнь, это правда похоже на чудо. И в голове Эллаиры не вяжется, что оно — её рук дело. Потому что, приехав сюда и впервые осмотрев Гвен, она точно была уверена, что та не жилец. Шла последняя стадия. Теперь в груди разливается странное тепло при взгляде на это бегающее и смеющееся солнце. Эллаира ловит себя на мысли, что Гвен напоминает её в детстве. Такая же жизнерадостная непоседа. И вечно есть до всего интерес. Бабочка пролетела — вау. Дождь пошёл — вау. Споткнулась и расцарапала колено — вау. Она переводит взгляд на наблюдающего за Гвен Рейнхольда. Жалеет в ту же секунду. Его счастливые глаза сносят к чертям собачьим всё самообладание, все стены, которые так прочно выстраивала. И ещё хуже становится, когда он смотрит в ответ. Хочется сбежать. — Иди сюда, Элла! Потанцуй со мной! Внезапно подбежавшая Гвен хватает за руку и тянет за собой, уводя в забавный танец.***
Когда приходит время уезжать, Эллаира почти жалеет об этом. Расставание с Гвен заставляет грустить, но с Рейнхольдом — приносит облегчение. Потому что чувства, что ворочаются в груди, жутко мучают и выматывают, а поддаваться им желания нет никакого. Как-то не тянет наступать на одни и те же грабли. — Гвен расстроится, что ты не попрощалась, — раздаётся позади. Эллаира вздыхает, захлопывая багажник своей машины — пригнала её сюда месяц назад, — и оборачивается. Прячет ладони в карманах пальто, без эмоций смотрит на Рейнхольда. Стоит, не двигается. — Оставила письмо, — отзывается. Спрашивает: — Это всё? Он в два широких шага оказывается рядом, и приходится поднять голову, чтобы удобнее было смотреть в глаза. Внешне, как всегда, остаётся спокойной, зато внутри — неукротимая буря. Но с ней давно уже научилась справляться. Не впервой. Рейнхольд явно хочет сказать что-то, но вместо этого внезапно притягивает Эллаиру к себе и крепко обнимает. Она в шоке замирает, бегает взглядом по пространству, не зная, что делать. По спине носятся мурашки, когда горячее дыхание касается шеи. — Ты же знаешь, что я люблю тебя? — задаёт неожиданный вопрос Рейнхольд. — Знаю. Эллаира выбирается из объятий и отходит. Хмуро смотрит. — Останься. — И не проси, — отрезает, качая головой. — Я-то тебя не люблю. Врунья. — Извинись за меня перед Гвен, — произносит, открывая дверцу машины. Садится в салон, добавляет: — И береги её. Не хочу, чтобы ты снова приехал за помощью. Не желая слушать ответ, садится в машину, заводит мотор и трогается с места. С надеждой на то, что больше сюда не приедет. И его не увидит. Потому что любит настолько, что ненавидит.