Дом тысячи солнц

В конце лета Косой переулок превращался в сплошной галдящий базар, весь обросший цветными вывесками и витринами для торговли. Нарцисса шла быстрым шагом, смотря в пустоту, чтобы не зацепиться случайно за чей-нибудь приговаривающий взгляд — здесь, вдали от Мэнора, она чувствовала себя чужой. Волшебница повернула влево, спеша убраться подальше от чужих обличающих глаз и оставляя позади переулок с его шумом и разноцветицей. Ей открылась узкая улочка: по обеим сторонам стояли обшарпанные серые домики, в одном из безликих окон раздавался протяжный кошачий вой. Нарцисса остановилась у одной из бесцветных дверей, огляделась с опаской и спешно скользнула внутрь. Поднимаясь по лестнице в маленькую комнату, она тщетно пыталась унять грохочущее сердце и в тайне надеялась, что её план не сработает. В комнатке было не повернуться, пахло кошками и каминным отоплением, главенствовал полумрак: крохотное окошко наотрез отказывалось пускать свет внутрь. В кресле, древнем, как сама жизнь, сидела женщина. Она протянула крепкую жилистую ладонь, жестом усаживая волшебницу в такое же кресло напротив. Нарцисса тянула время, нанизывая мысли на нитку и пытаясь подобрать правильные слова, потом опустилась на самый край сиденья и уткнулась взглядом в натёртый до блеска кофейный стол. Голос прорезал тишину. — Должно быть, твоя ситуация не оставила тебе иного выбора, если ты пришла просить о помощи меня, Нарцисса. — Здравствуй, Минерва. МакГонагалл смотрела на неё строгими изумрудами глаз и, очевидно, ждала продолжения. В голове сразу стало гулко и тихо. — Дело касается Драко, не так ли? Нарцисса кивнула, не решаясь поднять взгляд. Руки её дрожали, мысли никак не хотели складываться в предложения, лишь мелькали навязчиво где-то на краю сознания. — Я знаю, мне не стоило приходить, и я не имею права просить тебя об этом… Всё, что случилось летом, наложило страшное проклятье на нашу семью, и я с покорностью приняла эту ношу, но Драко — он ведь ещё ребёнок… У меня нет больше сил смотреть, как мой сын — мой единственный сын — расплачивается за чужие ошибки! Нарцисса закрыла глаза; две крупные слезы покатились по её щекам. — Люциус никогда не сможет простить Драко его нерешительность перед… сама-знаешь-кем, он просто изводит мальчика, обрушивая на него всю вину! Я готова понести любую кару, но нет ужаснее наказания, чем видеть, как у ребёнка отнимают шанс на нормальную жизнь… — она продолжала, не открывая глаз, а слёзы всё бежали и бежали, капая на бледные дрожащие руки. МакГонагалл молча слушала; на её лице промелькнула сочувственная тень, однако она спросила сухим, почти безразличным голосом: — Какую же помощь ты ждёшь от меня, Нарцисса? Нервно перебирая пальцами краешек мантии, Нарцисса посмотрела взглядом, полным мольбы. — Если бы ты могла… — ей было невыносимо сложно говорить это. — Могла принять его, принять обратно в Хогвартс… Минерва ахнула и посмотрела на волшебницу так, будто та с ног до головы облила её ледяной водой. — Будучи достаточно, даже излишне осведомлённой о деятельности вашей семьи, хочу сказать, что об этом не может быть и речи! Ты не понимаешь, о чём просишь меня, Нарцисса, — голос МакГонагалл натянулся и задрожал. — Ни ты, ни Люциус: никто из вас не способен представить — да и откуда вам знать? — каких усилий мне стоило вернуть эту школу к жизни! Я наслышана о твоём поступке в день Битвы, и он, бесспорно, достоин уважения, Нарцисса, но даже это не заставит меня рискнуть доверием моих учеников и их семей. МакГонагалл вздрогнула и схватилась за подлокотник, когда Нарцисса вдруг вскочила с кресла и упала на пол, согнувшись перед ней в отчаянии. — Минерва, прошу тебя… Не ради себя, а ради него! Драко всегда был способным, он хороший мальчик, который просто запутался… — она рыдала и стенала на полу, заливая слезами подол чужого платья. Минерва испуганно наклонилась, схватила её за плечи и, помогая встать, усадила обратно в кресло. Глядя в заплаканное лицо и почти с нежностью держа её трясущиеся полупрозрачные ладони, она произнесла уже спокойнее: — Нарцисса, мне известно, что твой сын, как и ты, не выбирал такую жизнь. Он действительно хороший мальчик, и судьба жестоко обошлась с ним, но я не могу подвергнуть моих студентов опасности, так безрассудно позволяя ему разгуливать по школе как ни в чём не бывало! В конце концов, что обо мне подумают родители и другие профессора, едва узнав, что я добровольно приняла в школу сына приспешника Волан-де-Морта? При упоминании знакомого имени Нарцисса дёрнулась. Резким движением вытерев мокрое лицо и крепко вцепившись в руки Минервы влажными ладонями, она сказала: — Ты хочешь защитить учеников, но Драко как никто сейчас нуждается в защите! Неужели нет ни единого способа дать ему этот шанс? Я сделаю что угодно, Минерва, я сделаю всё. Представь, как поступил бы Альбус, будь он… — Не смей даже пытаться подкупить меня памятью о нём! — директриса высвободилась из цепких рук Нарциссы и предупреждающе повысила голос. — Альбус Дамблдор был великим и мудрым волшебником, однако именно его благосклонность к твоему сыну и желание видеть в нём лучшее лишили его жизни, — добавила она с горечью в голосе; в её глазах промелькнула скорбь. — И всё же ты знаешь, что я права, — тихо, но с нажимом произнесла Нарцисса. — Тебе известно, сколь решителен он был в своём стремлении уберечь Драко от этой участи, как старался он дать ему то, что мы с Люциусом не смогли! Будь он жив, он бы вытащил его, не позволил бы увязнуть в этом адском болоте… — Но его больше нет, Нарцисса. МакГонагалл тяжело вздохнула, аккуратно поправила очки, встала. Сложив пальцы в замок, она сделала несколько шагов по комнате, подошла к маленькому окну и глубоко задумалась. Понимая, что рискует потерять последних учеников, она с самого начала собиралась завершить этот разговор категорическим отказом, однако мысли её зацепились за слова Нарциссы. То, что Дамблдор разрешил бы мальчику остаться в школе, не вызывало сомнений: всё же Драко Малфой имел достаточный ум и, вероятно, обладал остатками совести, которые побудили его бросить свою волшебную палочку и помочь Поттеру в день Битвы. Директорская принципиальность подсказывала: едва ли кто-то будет счастлив, узнав, что в Хогвартс вернётся сын Малфоев, однако МакГонагалл понимала, что Альбус поступил бы именно так, и это понимание не оставляло ей выбора. Негромко прочистив горло, она тихо произнесла: — Что ж… Возможно, я смогу помочь Драко. Обернувшись, она увидела бледное лицо Нарциссы и выделяющиеся на нём огромные глаза, полные удивления, надежды и… страха? — Минерва… О, Минерва… Ты поможешь ему? Ты присмотришь за ним, ты поможешь моему мальчику? — На мне лежит слишком много обязательств, чтобы я могла позволить себе лично присматривать за твоим сыном, Нарцисса, — голос МакГонагалл прозвучал с нехарактерной для неё насмешливостью, — однако, я дам ему шанс вернуться в школу, и не дай Мерлин я пожалею об этом решении! Но у меня есть условия, — не дождавшись ответа строго добавила она, — и если хоть одно из них будет нарушено, твой сын больше не вернётся в школу. Никогда. Нарцисса выпрямилась и вдохнула чуть свободнее. — Что мне сделать?

***

— Но ведь это полнейший бред! — Драко ходил из угла в угол и не мог поверить в то, что говорила ему мать. — Сомневаюсь, что это вообще законно. — Я лишь передаю тебе слова директора, Драко. Она не хочет, чтобы кто-либо знал о твоём возвращении — это главное её условие. Теперь, когда тебе всё известно, ты можешь остаться, я приму любое твоё решение, сынок… Малфой не видел, но точно знал: мать смотрела на него умоляющим взглядом и надеялась, что он передумает. Драко сел в угол дивана и сжал пальцами переносицу. Он совершенно не был готов сделать то, что просила старуха, но понимал: выбора у него нет. В конце концов, он ведь сам это начал, а колебаться было нельзя — такую проверку на силу духа он мог и не пройти. Если твоя жизнь больше тебе не принадлежит, придумай новую. Или укради. — Нет. Нет, я готов, я сделаю это, только… Я хочу знать, кто? Мать покачала головой, тихонько сглатывая разочарование, но всё же ответила: — Себастьян Мортлак. Он был сыном двух волшебников из Нью-Брансуика, какое-то время учился в Ильверморни… — Драко вскинул голову. Что-то зацепилось за его слух: был? — Вся семья погибла во время министерских переворотов, — пояснила Нарцисса. — Но разве это возможно? Я никогда о таком не слышал, — Драко недоумевал, он точно помнил правила игры: годился лишь живой человек. Из плоти и крови. — Минерва пообещала мне, она гарантировала твою безопасность, Драко. Гораций Слизнорт мог бы приготовить зелье с необходимыми изменениями без потери качества… Что ж, превосходно. Старухе обязательно нужно было втянуть как можно больше людей в свой спектакль. Навела жути, выдвинула список чёртовых требований — эта женщина рыла ему могилу быстрее Тёмного Лорда. Драко фыркнул. Он предусмотрительно решил не спрашивать, откуда Слизнорт достанет столько волос, принадлежавших этому Мортлаку, и с каких мест он будет их состригать: ответ знать не хотелось. Однако после смерти профессора Снейпа Малфой едва ли знал кого-то кроме Слизнорта, столь же искусно разбирающегося в вопросе зелий, что добавляло ему немного уверенности в сверхненадёжном плане. В конце концов, никто не мешает ему отказаться в любой момент: достаточно лишь прекратить принимать чудо-зелье; а до тех пор он мог бы неплохо повеселиться.

***

Веселье сняло как рукой, когда в понедельник, тридцать первого августа, он пришёл в ту же квартиру, что его мать посетила ровно месяц назад. Драко намеревался разделаться с этим быстро: сорвать пластырь, забрать зелье и убраться оттуда — чем скорее, тем лучше. Однако его намерения столкнулись с препятствием в лице старухи МакГонагалл, которая, раздуваясь по-жабьи от собственного превосходства, сообщила ему очередное неприятное известие. — Стало быть, вы не передумали, раз я вижу вас здесь, мистер Малфой, — начала она издалека. — Ваша мать наверняка поведала вам о моём условии, равно как о его необходимости. Драко кивнул. Под кожей начинало зудеть. — Однако, — продолжала МакГонагалл, — это не единственное моё требование. Ведьма поджала губы и внимательно посмотрела на Малфоя. Он попытался скрыть раздражение — получилось из рук вон плохо — и с вызовом уставился на старуху. Кто она такая, чтобы выдвигать ему список требований? Ещё бы отправила их по почте, тогда — Драко не сомневался — он бы собственноручно затолкал свиток ей в глотку. Будто читая его мысли, директриса сказала: — Позволяя вернуться в школу, я оказываю вам услугу невообразимых масштабов. Дабы избежать возможных инцидентов… Или, скорее, отсрочить неизбежное, — добавила она с иронией, — мне бы хотелось иметь возможность приглядывать за вами. Именно по этой причине я приняла непростое для себя решение исключить вас из Слизерина. Отныне вы, а если выразиться точнее, мистер Мортлак, будете обучаться на моём факультете. Драко не верил своим ушам. Старая ведьма, должно быть, спятила, наелась волшебных мухоморов и окончательно слетела с катушек. Он смотрел на МакГонагалл диким взглядом, ожидая, что сейчас она пронзительно засмеётся, превратится в облезлую кошку и выпрыгнет в окно или сделает ещё что-нибудь сумасшедшее. Но старуха выглядела вполне обычно и лишь внимательно изучала его лицо, ожидая реакции. — Вы… вы ведь шутите, правда? — он всё ещё надеялся. — Разве вы видите на моём лице улыбку, мистер Малфой? — сухо ответила МакГонагалл, а потом добавила: — Или, может быть, вы изменили своё решение? Поскольку это меня совсем бы не удивило… Драко хотел послать её к чёрту, отправить жрать свои поганые мухоморы, отказаться от сделки и вернуться в Малфой Мэнор, но в горле у него предательски пересохло, поэтому он просто сидел и таращился на неё, из последних сил стараясь не лишиться остатков здравомыслия. Он честно попытался представить себя учеником Гриффиндора — не получилось. Однако гарантировать, что, вернувшись домой, он справится с очередной пыткой кровавыми воспоминаниями, Драко тоже не мог. Выходит, ему снова не оставляли выбора. Малфой сузил глаза и с выражением чистого отвращения посмотрел на старуху. — Смогу ли я общаться с кем-то из друзей или… хотя бы преподавателей? — он вспомнил Слизнорта. — Вам прекрасно известно, что это исключено, мистер Малфой. Однако, я искренне полагаю, что новая компания пойдёт вам на пользу, — ответила директриса, слегка наклонив голову. — Сомневаюсь, профессор, — зло выплюнул он. — Сомневаюсь, что это будет безопасно для некоторых студентов, — он презрительно оскалился, пытаясь пошутить, однако тут же напоролся на яростный взгляд. — Вам следовало бы следить за выражениями, — пригрозила МакГонагалл резким тоном. — Ваше нахождение здесь весьма условно, любая неосторожность — и вы отправитесь домой к отцу, а дорога в Хогвартс закроется для вас навсегда. От упоминания об отце пробрало. Малфой закрыл глаза и спрятал лицо в ладонях. Ему вдруг стало дико страшно оказаться снова наглухо запертым вместе с Люциусом в их каменно-решётчатом особняке, изолированном от всего мира. Если отцу когда-нибудь окончательно снесёт крышу, то их с матерью никто уже оттуда не вытащит. Драко беспомощно вздохнул. Он так и сидел в тишине, опустошённый и бессильный, пока МакГонагалл не спросила: — Могу ли я расценивать ваше молчание как согласие, мистер Малфой? Оба понимали, что с его стороны никакое это, конечно, было не согласие. Малфой покорно кивнул и заметил, как уголки губ старухи слегка вздёрнулись. Белой морщинистой рукой она пошарила в кармане мантии и через мгновение вынула оттуда блестящий пузырёк. — Ваше оборотное зелье, мистер Малфой. — И это всё? — он ядовито усмехнулся. — Его не хватит и до завтрашнего вечера. — Вы забываете о чарах незримого расширения, — сказала директриса. — Впредь я не позволю вам прогуливать мои уроки. Добро пожаловать в Хогвартс, мистер Малфой — не заставляйте меня пожалеть об этом.

***

Утром первого сентября Малфой первым делом откупорил склянку, дарованную старухой, и сделал из неё глоток. Оборотное зелье, на вкус напоминавшее пресную густую овсянку, комом застряло в пищеводе. Драко пытался проглотить его, но все его внутренности связало в тугой узел, и он давился, дёргался, а потом упал на колени, задыхаясь. Ему казалось, что кожа его горела, и плавилась, и стекала прямо под ноги, а через секунду он почувствовал, как с противным хрустом слегка вытягивается вверх — по всей видимости, его подопечный был чуть выше ростом. Внезапно где-то за рёбрами раздался какой-то новый, чужой стук сердца. Чужие светлые пряди волос упали на лицо, заскользили по шее, путаясь и щекотя уши. Драко неловко поднялся и подошёл к зеркалу, вгляделся в чужое лицо, в незнакомую, ссутулившуюся с непривычки фигуру, которая так же, как и он сам, ходуном ходила, непонятно только, от чего: то ли от волнения, то ли от холода. Откашлялся: пустой звук вылетел из горла, разлетелся по воздуху мелкими осколками. — Пиздец, — еле слышно произнёс он и услышал чужой, насмешливый голос. Он смотрел в зеркало и с прискорбием оценивал перспективы новой внешности: обычное смазливенькое лицо, обычное тело, обычная — и страшно мешающая — прическа, обычная одежда, обычный голос: суховатый, мягкий, нетребовательный. Ничем не запоминающийся. Стабильность. Стандартность. Минимальный набор человеческого. Нейтральный персонаж, с которым можно взаимодействовать, не боясь осуждения. Очень удобно, Драко. Ты теперь такой. Удобный. Для всех. Малфой изо всех сил пытался разглядеть знакомые линии, опознать цвет глаз, или родинку, или какой-нибудь шрам, но не смог. Потом резко отпрянул, развернулся и поклялся самому себе в зеркала больше не смотреть. Намереваясь выйти из комнаты, он подошёл к двери, как вдруг та ответила ему негромким стуком. Драко дёрнул дверь на себя — в коридоре стояла мать, которая, увидев не его, так и замерла с поднятой рукой. Эту же руку через секунду она приложила туда, где, должно быть, находилось её сердце, и произнесла хриплым, дрожащим голосом: — Драко… Чужой ладонью он откинул с лица непослушные пряди, которые тут же тонкими струйками стекли обратно, и сказал: — Я готов. Нарцисса, по всей видимости, поняла, что настало время прощаться, но пыталась растянуть этот момент до невыносимости. Она по-матерински ласково потрепала его по плечу, смахнула с чёрного пиджака невидимую пылинку, хотела сказать что-то, но не могла, а только открывала и закрывала рот, как рыба в пустом аквариуме. У Драко воздух тоже заканчивался. — Напиши, когда доберёшься, сынок, — наконец собравшись с мыслями сказала она, а посмотрела куда-то под подбородок. Ни разу ещё она не посмотрела ему в глаза, подумал Драко. И даже просто с его лица Нарцисса срывалась, дольше секунды задержаться не могла. Скользкое, видно, у этого Мортлака было лицо. Драко коротко кивнул и, будучи не в силах больше здесь находиться, вылетел, как пробка, из душной комнаты. Неосторожно задевая Нарциссу острым плечом, он быстрым шагом направился в столовую, где уже стоял его чемодан. Сожаления не было. Страха не было. Удовлетворения тоже. Краем сознания отметил, что за всё это время отец ни словом не обмолвился о его предстоящей поездке в Хогвартс — не знать об этом он не мог, а значит Нарцисса уже приняла весь удар на себя. Малфой убрал эту мысль подальше, пообещав вернуться к ней позже: он извинится перед матерью в письме, когда доберётся, когда внутри его хоть немного отпустит кто-то невидимый, настырно просившийся, чтобы его выпустили отсюда, из этих бесконечных стылых коридоров, на свежий воздух. Кто-то, кто в нём застрял и отчаянно хотел освободиться. Малфой схватил чемодан, кое-как затащил его в огромный камин и, сжимая в свободной руке горстку летучего пороха, напоследок оглядел комнату. Воспоминания — тягучие, липкие — тут же обволокли, резкие кровавые картинки замелькали перед ним, как в старом магловском кинотеатре. Он сидел за столом с глазами, полными ужаса, и старался не смотреть на безжизненное тело, неестественно повиснувшее над головой. Тёмный Лорд говорил и, кажется, даже обращался к нему, но всё, что мог Драко — сидеть неподвижно и пытаться зрением зацепиться за что-нибудь, что угодно, лишь бы не видеть её — беспомощную, и не слышать её пронзительных воплей. Когда пленница в очередной раз пропищала что-то дробное и невнятное, Тёмный Лорд посмотрел на неё с отвращением, как на неизвестное насекомое, а затем взмахнул палочкой, распоров женщине горло так же легко, как консервным ножом вскрывают жестяные банки. Выдохшееся, изломанное тело рухнуло на стол. Теперь взгляд было не отвести: он будто сам примагнитился к уродливой булькающей ране на бледной шее. Кровь лилась ритмичными густыми плевками: в полумраке комнаты она казалась почти чёрной. Драко чувствовал, как она увлажняет рукав его рубашки, как касается своим теплом его ледяных, скользких от пота пальцев. В нос дало ржавчиной, в глазах помутнело. — Приведи следующую, Хвост! Это будет маленький подарок нашему новому другу, — приказал Волан-де-Морт. Он посмотрел на Драко — его серый безгубый рот растянулся в усмешке. — Давай же, Драко! Твоя очередь: покажи нам всё, чему тебя научили в школе… Он больше ничего не видел, только неразборчивые лица и их яркие, ненасытные рты. Почувствовал чьё-то тяжёлое прикосновение: отец положил руку на плечо, призывающе. Колени предательски затряслись, к горлу подступило. Не выбраться. Не сбежать. Новое, незнакомое тело уже нависало над ним, дёргалось, издавало нечеловеческие звуки. Ему тоже хотелось закричать, но рука на плече усилила хватку: давай же, Драко! Прыгай в эту бездонную пропасть. Время остановилось. Внутри внезапно опустело. Под оглушительный гул и гогот он незаметно обтёр окровавленные пальцы о скользкую ткань брюк, сунул дрожащую руку в карман и нащупал волшебную палочку… Малфой быстро потряс головой, прогоняя оттуда всю муть и пытаясь унять встревожившееся сердцебиение. Пора было проваливать отсюда, пока этот дом — упаси, Мерлин — не напомнил ему что-нибудь ещё. — Вокзал Кингс-Кросс, — отчётливо произнёс он. Летучий порох, коснувшись огня, мгновенно взорвался, и Драко исчез в зелёном бесформенном мареве.