Загоняющий Бурю

Он опустил перчатку в пепел и поднял целую горсть. Он не чувствовал запахов. Но он знал какими они были тогда. Ветер поднялся с юга. Пепел взвился вверх, собираясь в вихри, кружась в воздухе. Он зажмурился, вспоминая чувства ушедшего прошлого. Звуки, запахи, прикосновения, вкус. Он улыбнулся. Искорки памяти вспыхивали все слабее. Он что-то забыл, что-то исчезло из этого калейдоскопа. Но что? О броню с лязгом начали ударяться пролетающие мимо мелкие камешки. Пепел поднимался вверх все сильней, застилая красное солнце и рыжее небо серой пеленой. Ветер свистел в проемах древних стен. А меж восставших, словно ребра, скал, он ревел, разрывая воздух отчаянным криком бушующей стихии. Пепел медленно утекал из перчатки, шоркая по оцарапанной от старости стали. Из горстки красной человеческой пыли показался знакомый символ. Он наклонил голову, и доспех заскрипел, кое как поддаваясь его усилию. Больные, иссушенные глаза раскрылись чуть пошире. В голове поднялся гул надвигающейся мигрени, с губ сорвался едва слышимый в реве ветра хрип. Меж пальцев, в кучке пепла лежал амулет из рыжей меди. Он улыбнулся. Сквозь забрало грубого шлема показались его желтые больные зубы, с них тонкой струйкой стекала кровь. Она ручейками стекала с того, что раньше было носом, из изорванных ушей, изо рта, стекала в щель меж горжетом, меж грубых наслоений чугуна, железа и стали, которые Он называл своим доспехом. Стекала ниже, и окропляла кроваво красный пепел, который поднимался вверх, к небесам, чтобы кружится над руинами разрушенного Города. Он развернулся. Его грудь сотрясалась, больные мышцы, стягивало болью с каждым истеричным вздохом, с каждым хриплым смешком. Медленно переставляя ноги, стянутые истлевшими бинтами, он отвернулся от солнца и пошел в тень одной из кривых скал. Из-под ее сумрака на него взирали сотни пустых глазниц верных друзей. И еще два уставших черных глаза. В них было много преданности и более ничего. Большое животное уныло перебирало копытами, не жаля жечь их о горячий пепел. Оно ожидало. Трепетно и терпеливо. Он остановился в небольшой тени и со скрипом поднял взгляд. Он что-то сказал, но ветер съел слова, однако животное его поняло. Оно кивнуло с пониманием, и оба улыбнулись. Перчаткой Он потянулся к седельной сумке, к мотку медной веревки. Он оперся о темную скалу, его глаза болели, пальцы дрожали, собирая разрозненные волокна в подобия узлов. Он чувствовал, как его суставы скрипят, как его пальцы скрежещут, затягивая очередной узел. Он продолжал улыбаться. Медный амулет качнулся в сторону. Круглый, с едва заметными рунами, он ударился в гроздь таких же медных амулетов. Воздух завибрировал от металлических переливов. С каждым ударом копыт они бились друг о друга, звенели и дребезжали. И каждый этот пронзительный перелив врывался в рев наступающей бури и отталкивал ее. Каждый маленький перезвон разрывал пространство урагана абсолютным спокойствием. Буря закрутилась в жалобном тонком вихре, загнанная в ловушку из звенящего упокоения. Кроваво красный пепел завис в воздухе и легкой пылью осел обратно на землю. В его спокойном падении читалась немая благодарность. Он ударил поводьями о железную броню животного, и оно поняло его немую команду. Оно стало сильнее бить копытами, прорываясь по бархану, подальше от Города, в никуда. Там, где, их больше всего ждут. Он улыбался.