Let Me Take Care Of You (I promise it won't hurt)

      Шота, спотыкаясь, ввалился в квартиру — вес раненого подростка затруднял координацию движений. Ему потребовалось мгновение, чтобы нащупать выключатель в темноте прихожей, а яркий свет заставил прищуриться и его, и ребёнка.       У Хизаши была ночная смена, и их квартира пустовала, что было к лучшему, так как Шота не хотел пугать или ошеломлять ребёнка, но сейчас ему действительно не помешала бы ещё одна пара рук. Он уже отправил мужу сообщение обо всей этой ситуации, получив в ответ наполовину обеспокоенную, наполовину взволнованную болтовню. Утром они обязательно поговорят, и Хизаши никогда не оставит его в покое.       Даже не потрудившись снять ботинки (Хизаши упал бы в обморок от одного взгляда на грязные следы от его и детских ботинок по всему полу и ковру), герой направился к аптечке на полке в прихожей, предварительно оставив ребёнка на диване в гостиной. Они держали предметы первой помощи почти в каждой комнате на случай непредвиденных обстоятельств, и никогда еще это не было так удобно, как сейчас. Ребёнок всё ещё был клубком нервов, присматриваясь к двери и окнам, словно придумывая возможные планы побега. Такой проблемный ребёнок.       «Я не запираю дверь», — сказал Шота, положив комплект на журнальный столик и жестом показав парню, чтобы тот закатал штанину. «Ты можешь свободно уйти, как только захочешь. Но, пожалуйста, позволь мне помочь».       Ребёнок смотрел на него, не отводя взгляда, и, хотя большая часть его лица была закрыта капюшоном и медицинской маской, Шота мог видеть глубокие эмоции в этих изумрудных глазах. Мальчик определенно вёл внутренний спор, несмотря на то, что было немного поздно, поскольку он уже был в доме героя, но Шота всё равно предоставил ему выбор. Если учесть, что линчеватель был похож на животное, застигнутое врасплох светом фар, он был бы определенно признателен ему за это.       «Почему?» спросил ребёнок, делая то, что ему было указано, и демонстрируя неприятную гематому, которая покрывала почти всё его колено. Оно также казалось опухшим, так что, вероятно, он ударился слишком сильно или как-то вывихнул его. Внутри Шоты снова возникло желание вздохнуть.       «Как я уже сказал, я учитель. И я не позволю ребёнку убить себя из-за травмы». Шота осторожно надавил на колено мальчика, получив шипение и подёргивание конечности. «Попробуй медленно согнуть колено и подвигать ногой».       Ребёнок снова сделал то, что ему было предложено, не сводя глаз с человека, стоящего перед ним. Его лицо, даже под маскировкой, заметно кривилось от боли, вызванной физической активностью. Его колено определенно было растянуто и находилось не в лучшем состоянии.       «Я собираюсь сделать ледяной компресс», — сказал Шота, направляясь к морозильнику. Периферийным зрением он видел, как ребёнок с любопытством оглядывается вокруг, напряжение не покидает его маленькую фигуру.

***

      Изуку был, мягко говоря, в замешательстве.       Он действительно не понимал намерений героя помочь ему, и это заставляло его волноваться и нервничать. Что получит Сотриголова от лечения раны Изуку? Может, это какая-то уловка, чтобы ослабить его бдительность?       Нет, Изуку работал с героем уже некоторое время (даже если он был всего лишь аналитиком и информатором), и Сотриголова никогда не казался человеком, способным нарушить чьё-то доверие, даже несмотря на его любовь к «логическим уловкам», которые он постоянно применял к злодеям и молодым героям. Это навело Изуку на другую мысль: герой больше всего ценил логику при принятии решений, а в приглашении совершенно незнакомого человека в своё личное пространство её не было. А заодно и в оказывании помощи этому незнакомцу.       Изуку был благодарен, не поймите его неправильно. В конце концов, его колено было настоящей занозой в заднице, и травма значительно прогрессировала от того, что он продолжал патрулировать, несмотря на ранение (ему действительно следовало быть более осторожным, убегая от той банды. По крайней мере, Изуку удалось сорвать любую сделку, которую собирались совершить). То, что из всех людей именно Сотриголова оказал ему бесплатную первую помощь, было действительно чем-то из ряда вон выходящим.       На кончике языка Изуку уже вертелась куча вопросов. Его мысли метались, тревожность служила отличным топливом для его беспокойного ума, и он уже успел уловить несколько интересных деталей о квартире. Она была очень уютной, небольшие предметы декора заполняли пространство, и многие из них явно намекали на присутствие другого человека, начиная с запасной пары тапочек в прихожей и заканчивая несколькими кружками, абсолютно разными по стилю, у раковины. Было немного странно думать о том, что у Сотриголовы есть партнёр. Герой всегда вел себя очень стоически и безучастно, никогда не показывая привязанности к кому-либо, что было объяснимо его карьерой, и хотя у Изуку было несколько теорий не только о причуде Сотриголовы, но и о его жизни, он никогда не воспринимал их слишком серьёзно (он, конечно, устроит мозговой штурм по возвращении в интернат).       Наблюдая сейчас за ним, роющимся в морозилке в поисках ледяного компресса для растянутого колена Изуку, он чувствовал, как что-то скручивается в его нутре. Давно никто не заботился о нём, и это было странно. Изуку не понимал, какую цель преследует герой, и одновременно испытывал соблазн и страх узнать это. В конце концов, он точно не хотел оказаться в долгу у кого-либо.

***

      Шота вернулся к ребёнку с ледяным компрессом, но застал довольно интересную сцену. Линчеватель сидел неподвижно, едва дыша, явно не зная, как себя вести, а рыжий табби настойчиво тыкался головой в протянутую руку ребёнка, требуя поглаживаний.       Шота тихо хихикнул. Ублюдок действительно оправдывал своё имя.       «Ты ему нравишься», — заметил Шота, присаживаясь перед ребёнком и осторожно прижимая компресс к его колену. В ответ он получил облегчённый вздох, а ребёнок, казалось, впервые за эту ночь немного расслабился.       Тишина вновь воцарилась между ними, прерываясь лишь мягким мяуканьем и мурлыканьем Ублюдка, который продолжал вторгаться в личное пространство ребёнка.       «Сколько тебе лет?» спросил Шота после непродолжительного обдумывания возможных вопросов к ребёнку (откровенно говоря, у него их было слишком много, но он прекрасно понимал, что линчеватель не ответит даже на половину).       Как и ожидалось, единственным ответом, который он получил, была тишина. Парень вернулся к своему состоянию клубка нервов, явно настороженный тем, что герой пытается выудить у него какую-то личную информацию. Ублюдок бросил взгляд на Шоту, почувствовав, что линчеватель расстроен, и потёрся головой о его руку. Небольшая попытка утешения, похоже, сработала: теперь фелин принимал осторожные и нерешительные поглаживания подбородка. Иногда Шота задавался вопросом, была ли у его кота какая-то причуда, или он был просто ублюдком, который любил только еду и внимание, когда жил с человеком.       «По крайней мере, скажи мне имя, которым я мог бы тебя называть, или я ограничусь 'ребёнком'.» Это был небольшой намёк на то, что он хотел бы увидеться с ним позже, и линчеватель, вероятно, заметил это, судя по небольшому изменению в его позе. Шота убрал компресс и достал из аптечки эластичный бинт.       «Это нормально.» Ребёнок ответил через шипение, в то время как ему обматывали повреждённое колено. Шота знал, что это не идеально, но, по крайней мере, это было лучше, чем просто позволить ему бродить по улицам, едва держась на ногах.       Герой продолжал работать молча. Ребёнок всё ещё играл с Ублюдком, нетерпеливо постукивая ногой по земле. В этот момент Шота услышал ещё одно шипение. Это точно не было вызвано коленом, так как герой не делал никаких резких движений. Шота быстро осмотрел парня на предмет других травм, но единственное, что показалось ему странным, это то, как он неловко дёргал ногами, словно пытаясь стряхнуть с себя что-то или устроиться поудобнее. Его ботинки были обычными черными, как и те, что были у Шоты в его костюме. В них не было ничего необычного, по крайней мере, ничего, что могло бы доставить дискомфорт.       Шота нахмурился, но решил не обращать внимания на свои наблюдения. Он и так уже достаточно выпытывал у ребёнка, а задать ещё больше вопросов — значит только укрепить его панцирь.       Убедившись, что повязка закреплена должным образом, Шота взял из аптечки ещё один моток эластичного бинта и крем для снятия отёков и передал их ребёнку.       «Это поможет тебе самостоятельно позаботиться о травме. Я также настоятельно рекомендую воздержаться от патрулирования хотя бы на неделю и дать колену отдохнуть, если ты не хочешь, чтобы стало хуже.»       Ребёнок кивнул, и Шота больше ничего не сказал, хотя и сомневался, что линчеватель действительно последует его совету. Он выглядел жаждущим поскорее выбраться из квартиры героя, и это было вполне понятно, если учесть ситуацию, в которой он оказался.       Так что, Шота просто молча отошёл в сторону, давая ребёнку больше пространства, чтобы встать, что он сразу же и сделал. Он попробовал надавить на забинтованное колено, и хотя это всё ещё было не совсем возможно, оно уже не подгибалось, как раньше. Парень дал Ублюдку последнее почёсывание, затем повернулся к Шоте и надолго задержал взгляд на герое. В изумрудных глазах блеснуло что-то нечитаемое, заставив нутро Шоты снова закричать на него.       Но пока что он просто кивнул ребёнку, наблюдая, как тот выбирается из окна и спускается по пожарной лестнице (похоже, он был слишком опытен в этом. Ещё одна деталь, ухудшающая догадки Шоты).       С этим ребёнок исчез в тенях во второй раз за эту ночь.