Моя слабость

Я среди Эрудитов, как всегда и мечтал. После Церемонии Выбора нас начинают готовить к инициации. Тесты на интеллект я прохожу без проблем. Первая строчка в рейтинге — есть чем гордиться. Жаль, мама с отцом не оценят. Кураторы пугают нас вторым этапом, на котором многие перешедшие из других фракций срезаются, отправляясь к Бесфракционникам. Второй этап мы пройдём в моделировании, и в чём заключается испытание нам объясняют только на тренировке. Они вкалывают мне сыворотку, которая усиливает эмоции. Спокойствие и контроль — вот чего мы должны добиваться. Эмоции мешают воспринимать знания. Думаю, у меня есть все шансы пройти, я никогда особо не был подвержен эмоциям, в отличие от сестры. Действие сыворотки начинается. Я вижу себя в детстве, Беатрис, Сьюзан и Роберта. Мы все вчетвером бегаем друг за другом по траве. Беатрис самая маленькая, но самая быстрая. Я бегу за Сьюзан. Мне с трудом удаётся догнать её и хлопнуть по плечу. Она оборачивается и... Я в школе. Я вижу, как здоровый верзила, из Лихачей, зажимает её в угол коридора, начиная щипать через грубую серую одежду. Она плачет, а он что-то приговаривает. Я срываюсь с места и бегу к ней... Я в доме. Застыл у полуоткрытой двери в комнату и смотрю на девушку, стоящую ко мне спиной. Она натягивает на себя рубашку Отреченных. Я вижу кусочек голого тела, и мне становится невыносимо жарко... Я на церемонии Выбора. Моя кровь из порезанной ладони капает в чашу с водой. Я оборачиваюсь и нахожу в толпе её глаза, расширенные от шока... Я снова в комнате для моделирования, в кресле, с датчиками, приклеенными к моим висками. Эрудиты за компьютерами над чем-то посмеиваются. Куратор в синем костюме подходит, чтобы отсоединить датчики: — У тебя очень сильная эмоциональная связь с одной девушкой... — Эта девушка, Сьюзан, она осталась у Отреченных, — поспешно говорю я. — Я понимаю, что подростки подвержены действию гормонов, но тебе придётся забыть о ней, если ты хочешь стать Эрудитом. — Вы правы — это всего лишь действие гормонов. Думаю, разлука пойдёт нам обоим на пользу, — мой голос должен быть беззаботным, но не слишком. Мне следует отнестись к этой эмоциональной связи как к проблеме и разорвать её. Я ищу информацию об эмоциях. Куратор поощряет моё рвение. Ему нравится, как серьезно я взялся за дело. «Настоящий научный подход» — хвалит он. Базовых эмоций всего шесть: страх, гнев, отвращение, печаль, радость, интерес. Эмоции «вшиты» в наш мозг как нейронные программы. Интенсивность проявления эмоций определяется генетической предрасположенностью. Я не уверен, что это действительно так. — Представляешь, мы можем заражаться эмоциями, как вирусами! — Да-да, это очень интересно, — рассеянно говорит Джереми, мой сосед по комнате, морща нос, как будто от меня плохо пахнет, — Но не имеет никакой практической ценности. Я с ним не согласен. По-моему, практическая ценность очевидна. Используя определенные слова и жесты, мы можем внушать другим страх или радость, или гнев, используя это в своих интересах. Я понимаю, что моя теория о полезности эмоций нуждается в доработке. После моделирования я скатился до середины рейтинга. У многих из тех, кто ниже меня, похожие проблемы: кто-то слишком сильно любит родителей, кто-то не может справиться со своим гневом или страхом. Программа ищет в нас уязвимости и заставляет избавляться от них. Настоящему учёному эмоции ни к чему — нам повторяют это по десять раз на дню. Знания — вот то, к чему стоит стремиться. Даже в библиотеке Эрудитов книги проходят строгий отбор. Здесь нет ничего, что могло бы вызвать эмоции, никакой развлекательной литературы, только научные книги и практические руководства. В какой-то момент я ловлю себя на том, что повторяю наизусть стихи из Библии. Очевидно, я ещё недостаточно очистился от эмоций. Неделя до следующего моделирования пролетает незаметно. Я уверен, что больше не чувствую ничего. Страх? У меня нет ни одного страха, способного затмить разум. Гнев? Нет. Даже дома мне с лёгкостью удавалось сдерживать его. Жалость? Я не считаю, что кто-либо из живущих заслуживает жалости, даже бесфракционники, которых кормили в Отречении. Изначально мы все были в равных условиях. Даже интерес к знаниям я могу контролировать, он не превращается в отчаянную жажду. Я уверен в себе. Моделирование начинается. Я оказываюсь в комнате с серыми стенами. Отлично, большую часть жизни я прожил в сером цвете. Посередине комнаты металлический лабораторный стол на колёсиках, рядом со столом — компьютер. Джанин Мэтьюз стоит у компьютера, как всегда безупречная, в синем платье и туфлях, со своей прохладной улыбкой. В последнюю очередь я замечаю на столе тело. Это девушка в серой одежде Отреченных с распущенными волосами, такая маленькая, что кажется почти незаметной. Она лежит неподвижно, и серое лицо почти сливается по цвету с лабораторным столом. Я не уверен, что она жива. Джанин жестом приглашает меня подойти. Я делаю пару шагов и встаю рядом с ней, глядя вниз, на то, что лежит на столе. — Почему? — вырывается у меня против моей воли. Джанин усмехается: — Она пыталась поднять восстание, и должна быть казнена! Что? Я не верю этому! Только не она! Это совершенно не логично. Но с другой стороны, значит, она все ещё жива! Джанин берет с медицинского подноса шприц. Одного взгляда мне хватает, чтобы понять, что это. Неужели лидер фракции сама собирается привести приговор в исполнение? Это не казнь! Это просто убийство! Ради такого серьезного обвинения должны были созвать Совет! Где остальные лидеры фракций? Я в панике оглядываюсь по сторонам — нас в комнате только трое, считая неподвижное тело на столе. — Джанин, вы не должны спешить! — я пытаюсь говорить спокойно, пытаюсь воззвать к её разуму. — Если она виновна, то приговор должен быть вынесен всеми лидерами фракций! Вы не должны пачкать свои руки кровью! — Я и не собираюсь, — говорит Джанин, по-прежнему улыбаясь своими алыми губами, — Это сделаешь ты! Она протягивает мне шприц. Я отшатываюсь. — Эмоции не должны помешать тебе, — усмехается Джанин. — Это твой единственный шанс завершить инициацию. Значит, всё это правда! Вот чего они требуют от посвящённых — поставить приказ лидера над жизнью человека! Фракция превыше крови! Я пытаюсь дышать и успокоить свой разум. Ничего страшного не случится, если я введу сыворотку девушке, лежащей на столе. Это всего лишь симуляция. Реальный человек не пострадает. Я протягиваю руку и беру шприц. Я спокоен. Не понимаю, почему тошнота стоит у самого горла, словно я собираюсь сделать что-то недопустимое. Джанин отходит в сторону и наблюдает за мной из угла. Я подхожу ближе к лабораторному столу. Тело на нём по-прежнему неподвижно. Чтоб заметить, что грудь едва поднимается под серой рубашкой, приходится присмотреться. Дыхание поверхностное, неглубокое. То, что она не может очнуться, свидетельствует о каком-то препарате, который ей уже ввели. Я должен наклониться ниже, чтобы отодвинуть в сторону волосы и воротник рубашки. Необходимо обнажить шею. Сонную артерию. Так сыворотка подействует наиболее быстро и эффективно. Я пытаюсь повернуть голову лежащей на бок, но боюсь коснуться ее светлых волос, кроме как кончиками пальцев. Мои руки дрожат. Так не должно быть. Моё тело сотрясается, потому что сердце внутри бьётся слишком сильно, мне не удаётся взять его под контроль. У меня даже получается расстегнуть ей верхнюю пуговицу рубашки, едва касаясь ногтями. Я делаю вдох и тяну руку, чтобы зафиксировать шею, а другой рукой подношу кончик иглы к коже. И в тот момент, когда моя ладонь ложится на её горло, всё идет не так. Невыносимая боль пронзает меня от макушки до пяток. Я кричу и вцепляюсь двумя руками в край стола, чтобы удержаться на ногах. Шприц падает на пол. То, что обрушивается на меня, подобно ударам молота. Страх Я боюсь той, кто лежит на столе, и боюсь за неё. Радость Я рад, что снова вижу её и рад, что она жива. Стыд Я стыжусь того, что прикосновение к ней наполняет меня счастьем. И болью. Отвращение Я — отвратительный, слабый, бесполезный. Хорошо, что она не видит меня таким. Гнев Я ненавижу тех, кто мог сотворить это с ней. Но больше всего я ненавижу себя. Я кричу до тех пор, пока не открываю глаза в привычной комнате с компьютерами. Куратор снимает датчики с моих висков. — Мне жаль, Калеб, ты провалил экзамен. Это самые страшные слова, которые я слышал за всю свою жизнь. Оказывается, я всегда боялся их услышать. Но другой страх оказался сильнее. —Твои эмоции невероятно сильны! — говорит куратор. Я слышу тень восхищения в его невыразительном голосе. К сожалению, это мне ничем не поможет. Я провалил испытание. Теперь я изгой. Я чувствую себя раздавленным, словно весь столб воздуха надо мной внезапно обрёл вес — ноги едва поднимаются, когда я выхожу за дверь и иду по направлению к спальням. Я должен немедленно собрать вещи и покинуть территорию фракции Эрудитов. Я никогда больше не увижу этой библиотеки, где собраны книги со всего Города. В школе, где мы учились, тоже была библиотека, но и туда мне путь заказан. Вряд ли у бесфракционников есть книги — они просто не нужны. Им не надо добывать себе еду или одежду — всё и так предоставляется альтруистами. Им не нужно хранить и передавать знания. Мне кажется, что они похожи на животных — грязных, паршивых животных. Мысль о том, что скоро и я стану таким же, ужасает меня. Когда Беатрис нанесла мне свой неожиданный и неуместный визит, она говорила о том, что не подходит Бесстрашным. Возможно ли, что она тоже провалит инициацию? Что-то она говорила о том, что могла бы вернуться к Отреченным. Но я прочитал ей нотацию, как всегда, когда она собиралась нарушить правила. А теперь мне приходит в голову, что это едва ли не единственный приемлемый выход. Я разыщу своих родителей, и если они проявят человеколюбие, как внушал Господь, останусь с ними. На какое-то время. Я с сожалением оставляю всю синюю одежду Эрудитов в комнате — у Отреченных она будет привлекать лишнее внимание. Серая рубашка, в которой я пришёл сюда, всё ещё лежит на дне моего шкафа. Давно собирался выбросить. Я надену её, как только покину территорию фракции Эрудитов. Я снимаю наволочку с подушки и складываю туда все свои вещи. Их немного, но это хорошо — не будет привлекать лишнего внимания. Я смотрю на стопку книг на своей тумбочке — я не могу взять с собой все. Книга об истории фракций привлекает моё внимание. Я думаю о том, о чем не думал раньше — фракции были созданы после Катастрофы, значит, книга должна быть напечатана тоже после Катастрофы. Но я не знаю в нашем Городе ни одной типографии. И всё же, такая книга есть в любой библиотеке, даже у Отреченных. Почему? Если бы я остался с Эрудитами, возможно, разгадал бы эту загадку... Я бросаю последний взгляд на пустую спальню. Все остальные сейчас с куратором — ждут объявления результатов. Но я и так знаю, что провалился. Высокие баллы в первом этапе не помогут мне завершить инициацию. В коридорах пусто. Я уверенно иду к выходу из здания, держа завязанную наволочку одной рукой. — Калеб Прайор! — окликает меня мелодичный голос. — Джанин. Я останавливаюсь, равнодушно оглядываясь, хотя на самом деле внутри рассыпаюсь на части. Это не она — приходится напомнить себе. Та Джанин из моделирования не имеет ничего общего с настоящей. Эта не предлагала мне убить человека с помощью сыворотки смерти и не видела моего позорного поражения. Хотя она могла видеть результаты... — Я хотела бы побеседовать с тобой, — Джанин, улыбаясь, окидывает меня взглядом с головы до ног. — Если ты не очень торопишься, конечно. Сарказм не свойственен Отреченным, поэтому я с трудом сохраняю спокойствие. Легкого наклона моей головы для Джанин достаточно, чтобы развернуться на каблуках и проследовать передо мной к лифту. Я сказал бы, что она покачивает бёдрами, но, вероятно, это просто особенность её походки. Мы поднимаемся в лифте. На самый верх. Всё время, пока мы едем вдвоём в тесной кабине, Джанин улыбается. Я могу поклясться, что её грудь, обтянутая синим платьем, поднимается чаще обычного. Я смотрю в пол. На верхнем этаже двери кабины распахиваются, и я наконец могу дышать. Здесь очень красиво и спокойно, полностью стеклянные окна открывают панораму Города. В кабинете Джанин стены тоже стеклянные, и я задумываюсь, для чего. Чтобы показать другим, что она ничего не скрывает? Или чтобы контролировать всех окружающих? Джанин элегантно опускается в кресло, сводя колени вместе, а мне указывает на стул напротив. Молчание между нами затягивается. Мне просто нечего сказать, а Джанин разглядывает меня, улыбаясь, словно то, что она видит, нравится ей. — Калеб, меня впечатлили твои результаты... Я хмурюсь. Не понимаю, что она имеет в виду. Возможно, она говорит о результатах первого этапа, где я был одним из лучших. Но второй этап я провалил. — Ты очень умён, Калеб, и такие люди нам нужны... То, как она произносит моё имя — повышая голос, открывая рот на ударной гласной и смыкая алые губы в конце — заставляет меня нервничать. Она делает паузы, значения которых я не понимаю. — Все мы люди... и у каждого есть свои слабости... Только не у Джанин Метьюз. Я чувствую сталь под гладким шелком её слов. — Твоя... девушка. Я понимаю, почему ты не смог причинить ей вред в моделировании. А я знаю, что вот этой короткой запинкой перед словом «девушка», Джанин даёт мне понять — она всё знает. Но мы не Искренние — нет нужды произносить вслух мерзкую правду. Мои руки, лежащие на коленях, холодеют. Я замечаю, что сижу на стуле в привычной позе Отреченных. — Иногда сила заключается в том, чтобы преодолевать свои слабости, а иногда в том, чтобы покоряться им... Что она такое говорит? Я не понимаю, что она имеет в виду. Покориться своим слабостям... Нет, ведь это невозможно! — Ты нужен нам, Калеб Прайор. Я вижу, что ты решил уйти... Я выпрямляюсь на стуле. Она ведь не собирается мне помешать? Это против правил! — Но ты сможешь вернуться... Как только выберешь, где и с кем твоё место! Невероятно! Джанин предлагает мне вернуться? Джанин даёт мне надежду, что когда-нибудь все знания и технологии Эрудитов будут моими! Но как? Возможно, она знает, о чём говорит. Она знает способ! Мне надо успокоиться. Я так взволнован, что не могу контролировать своё дыхание. Я задыхаюсь! Джанин смотрит на меня с понимающей улыбкой и ждёт. Постепенно я успокаиваюсь. Но мои конечности дрожат сильнее, чем когда я поднимался сюда. Тогда я был полон решимости и знал, что буду делать. А сейчас меня поставили перед выбором. — Я буду ждать твоего ответа столько, сколько понадобится, Калеб. Ты сможешь вернуться в любой момент... А сейчас я больше не задерживаю тебя. Я встаю, словно марионетка, которую дёргают за ниточки, прохожу мимо стеклянных стен к лифту, нажимаю кнопку и жду, глядя прямо перед собой. На этот раз в кабине я один, поэтому можно не сдерживаться. Я сжимаю кулаки и вдыхаю так много воздуха, что голова начинает кружиться. Покидая территорию Эрудитов, я не оглядываюсь.