Опасная находка

За столько лет совместной жизни Беру Ларс тоже хорошо изучила супруга. Он мог казаться ворчливым и несговорчивым, но сердце имел огромное, добрейшее и верное. К кому привяжется, то скорее жизнь отдаст, чем позволит обидеть. Упрямства ему тоже было не занимать. Как вобьет что-то в голову… Понятно, почему он с подозрением относится к спасенному мальчику, не зная, кто он и откуда. Сначала Беру именно этим все объясняла. Но подозрительность — вещь заразная: некоторые странности, которые Беру заметила с появлением в их доме мальчика, могли быть только совпадением. Хорошо, что Беру научилась, как обходить такие острые углы. Не обман, маленькая женская хитрость, если кое о чем она не расскажет мужу. Спокойнее будет. Песок. Его столько, что дроид-уборщик, похоже, сломался. Приходится его выметать, но он как будто сам собой появляется. Его могло нанести бурей, но Беру не уверена. В какой-то момент ей кажется, что песок живой. Он дымкой вертится около ее щиколоток, хотя сквозняк не чувствуется. Нужно взять себя в руки и не накручивать почем зря. Нехорошо, но решаемо и очень даже объяснимо. Где-то есть разгерметизация. Пусть Оуэн, а лучше — Люк потом посмотрит — Я с тобой еще разберусь, — обещает Беру песку, но тут датчик показывает движение в комнате, где устроили мальчика. Хорошая новость! он приходит в себя. Нужно поспешить к нему, а не придумывать невесть какие небылицы. Живой песок! Их новый домочадец медленно приподнимается на локтях, открывает глаза, и Беру едва успевает рот ладонью прикрыть, чтобы сдержать сочувствующий вздох. Слепой? Миг, и ладонь прижимается крепче к ее рту, чтобы мальчик не услышал вскрик, а Беру требуется усилие воли, чтобы не отшатнутся. То, что не соответствует твоим представлениям, выбивается из жизненного опыта, не может не пугать. Как для слепого, мальчик слишком резво зыркнул, окидывая взглядом дом, где оказался, насколько это можно сделать, не поворачивая головы. А потом, не мигая, уставился на хозяйку дома. Для бельм, как сначала, не разобравшись, решила Беру, радужка его глаз имела слишком насыщенный светло-бирюзовый оттенок. Но зрачков не было! Мальчик, конечно, не слепой, и заметил неуместную реакцию Беру. Хмурится так, что на переносице значительная такая ямка образовывается. А еще он сжимает губы, пытаясь незаметно их облизнуть. И это тот момент, когда Беру хочется себя хорошенько стукнуть: она же не в гляделки подошла к их найденышу поиграть. — Пить… Вода… Беру протягивает мальчику приготовленную кружку с чистой, чуть прохладной водой. Обезвоживание — это вам не шутки. Ямка на переносице мальчика превращается в такую внушительную канавку. Брови, между прочим, у него есть. Тонкие и очень-очень светлые. На бледном лице сразу не заметишь, нужно присматриваться. И сейчас они точно в одну линию сошлись. Но все-таки жажда — не подруга. Мальчик обхватывает ладонями кружку и медленно пьет, но когда Беру пытается помочь ему, поддержав спину, вздрагивает и удивленно на нее смотрит. — Что-то болит? — опять этот его «сердитый» взгляд, от которого теперь улыбнуться хочется, а мальчика за щеку ущипнуть и волосы взъерошить: такой забавный. Не стоит его пугать пока лишними ласками. Бедный ребенок наверняка натерпелся и теперь растерян и испуган, оказавшись неведомо где. — Есть хочешь? — говорит Беру как можно мягче. Пустая кружка тут же оказывается у нее в руках, а мальчик плюхается на подушки, тщательно изображая глубокий сон. И никакой благодарности… Ладно. Люк, когда младше был, порой не хотел рано вставать, притворяясь крепко спящим. Хоть тормоши его, хоть воду лей, он лишь мычал и плотно сжимал глаза. Эх мальчики, мальчики — уловки одинаковые… Это пока что единственное, что Беру узнала об их госте, но с расспросами можно и потерпеть. Захочет, сам все расскажет, даже если им придется синтезатор голоса для него доставать. Сейчас важнее как-то его накормить. Не силой же. — Тут хлеб, молоко и сыр, — Беру не оставляет надежду как-то помягче договориться с найденышем. Она ставит кружку так, чтобы он услышал; та будет рядом на табурете, стоит только руку протянуть, а дальше выбор уже за ним. Бабушка Беру говорила: «Все болезни лечатся сном и голодом, но если аппетит появился — то дело точно идет на поправку». Даже если мальчик нездешний, то молоко бант даже новорожденные знают. Хлеб есть хлеб. Пресно, но съедобно. И уж точно не повредит изголодавшемуся. А вот сыр — ее отдельная гордость. Мечты о своем кафе остались давно в прошлом, а вот сыроварение, как полезное увлечение, она не бросила и даже намного усовершенствовала с юных лет. Мальчик не маленький и уже не настолько слабый, чтобы не дать знак, если ему нужна помощь. Беру тоже не может без особой необходимости торчать у его постели весь день. Ее работу за нее никто не сделает. С песком наконец-то справилась. И это был самый простой песок, а не что-то сверхъестественное. Надо что-нибудь успокоительное заварить: нервозность последних дней ой как сказывается. В доме, кроме Беру и мальчика, никого нет. Тот спит или же удачно притворяется спящим, но Беру кажется, что за нею кто-то пристально наблюдает. И когда раздается странный звук, она даже вздрагивает от испуга. Хотя чего тут пугаться? Сама же настроила датчик, чтобы знать о любых изменениях в комнате мальчика. Просто урчание голодного желудка. Очень настойчивое такое урчание… Морить мальчика голодом — об этом речи не может быть, Беру сразу оказывается у постели своего подопечного. — Может, все-таки поешь? — игнор и молчание. — Хотя… Я не настаиваю. Выбор за тобой. Выбор жить или умереть… Беру была абсолютно уверена, что мальчик уже выбрал первое. Значить, просто нужно ему не мешать. С хлопотами по дому вроде покончено, осталось уладить кое-какие дела во дворе. Уже у двери Беру оглядывается, потому что ей кажется, что мальчик встал и пристально смотрит ей в спину. Опять ошиблась. Лежит как лежал. Но по спине все равно холодок прошел. Переброситься парой слов с соседкой тоже важно. Гален Мелс та еще сплетница, и то, что она говорит — дели надвое. Но у нее такой вид сочувственной озабоченности, что Беру невольно ищет глазами своих мужчин. Фу-у-ух… Вон Оуэн, а вон — Люк. Беру молчит, выжидает, а подруга-болтушка не выдерживает: — Магуэн, он же в Кивене? — А что произошло? — предпочитает не давать прямого ответа Беру. Когда-то Гален строила глазки смазливому кузену Беру, но он предпочел другую, а потом — да, переехал с семьей в Кивен. Только богатый поселок на бойком месте оказался мелковат для амбиций Магуэна — как впрочем, и Татуин. Но зачем после стольких лет это нужно Гален? — Бедная моя, — вместо ответа подруга вдруг крепко обнимает Беру, прижимает ее затылок к своему плечу, как будто она должна туда всплакнуть, а потом судорожно начинает рассказывать. Бред какой-то… Как это: Кивена больше нет? Трагедия совпала с бурей, но стихия не могла сотворить такое бедствие. Многолюдный защищенный пост за одну ночь превратился в покрытые песком развалины. Никто не мог сказать, что произошло, поскольку никто не выжил. Жуть какая. Конечно, Беру очень жаль всех жителей Кивена. Только представить такое — все внутри сжимается. Еще ей слегка стыдно за крупинку собственной эгоистичной радости. Оуэну пришлось задержаться в Мос-Эйсли, поэтому он изменил планы сделать крюк в Кивен. И кто знает, где Магуэн, но точно не погребен в Кивене. А еще ей приходит в голову мысль, как объяснить всем появление их нового члена семьи. Оуэну это не понравится, но пусть тогда придумает что-то лучшее. Магуэн был рыжим, может, не таким ярким, как их найденыш, но все же. Хотя бы по этому факту можно выдать мальчика за сына Магуэна, а значит — племянника Беру. Главное, чтобы все, включая мальчика, говорили одно и то же. Нет, плохая идея. Они с Оуэном учили Люка, что ложь — зло. По плану Беру ему пришлось бы хоть и во благо, но соврать. Люк — умный мальчик, наверняка задумается: если в чем-то ложь позволительна, то так ли откровенны с ним его опекуны, например, когда синхронно, как заученное, повторяют ему «правду» об отце-пилоте. Потеряют они его так, ох, сердце чувствует — потеряют. Да и найденыш пока не выразил желания остаться. Это Беру уже нагло его присвоила. Кстати, как он там? Как и предполагала Беру, хоть мальчик и продолжал изображать глубокий сон, но кружка у его кровати была пуста. Хлеб и сыр съедены до крошечки. Интересно, сколько он так выдержит? Если даже не учитывать вполне естественные потребности, зная Люка, помня саму себя в таком возрасте, вытерпеть без движения, ничего не делая — та еще мука. Хотя, судя по спокойствию мальчика и беспокойству Беру, больше волнений досталось ей. Все происходит само собой. Беру наблюдает краем глаза за пациентом и замечает, как тот резко приподнимается. Она слышит знакомые, торопливые шаги, оборачивается на звук вслед за взглядом мальчика. Конечно, это Люк. Другого никого пока не ожидала. Еще когда длиноволосый джедай передал Ларсам сверток с младенцем, Беру назвала внезапно свалившегося им на попечение племянника Оуэна чудом. «Вот еще. Просто ребенок», — ворчал муж. — «Не вздумай сильно баловать его, а то пойдет по стопам папаши. И всякие «чудеса» нам тут не нужны». Но разве не чудо? Сколько ни пыталась Беру переупрямить их «спящего принца», а Люку стоило только появиться. — О, привет! Как ты? Ну и напугал же ты нас столько спать. Бока еще не болят? — Люк, бесцеремонно устраивается на кровати рядом с их гостем. — Я Люк. Люк Скайуокер, — он ударяет себя ладонью в грудь, повторяя: — Люк. И вот тебе чудо номер два: он, оказывается, говорить умеет! У мальчика довольно низкий голос для его возраста. Разумно предположить, что первые его слова — это его имя, но Беру от удивления ничего не успевает запомнить и все сливается просто в ряд непонятных звуков. Но потом мальчик, повторяя жест Люка, произносит, а Беру одними губами повторяет за ним: — Гаара… Вот и познакомились.