Настоящие Адвокаты

Феникс расправляет плечи и выбрасывает вперед правую руку. — Протестую! Он ловит взгляд своего зеркального двойника и вздыхает. Не то. Совсем не то. Надо попробовать еще раз. Рано или поздно получится. Терпение вроде как добродетель, а уныние — смертный грех. — Протестую! Подбородок выше! Спину ровнее! Решимость в глазах! — Протестую! Да уж. С таким выражением лица ему самое место на скамье обвиняемых. Хотя, он там уже был. И протестовать тоже пытался. И от приставов в конце концов выхватил. Не тот опыт, который хотелось бы повторить. Феникс морщится, закрываясь от дурных воспоминаний. — Протестую! Плохо, плохо, как же все плохо. У Феникса — его первое собственное дело «Штат против Ларри Батца» и ни малейшего представления как это дело выиграть. Свидетель — коммивояжер, с убитой не знаком, лицо максимально незаинтересованное, во всех подробностях описал выходившего из квартиры Ларри — есть. Мотив — накануне убийства жертва порвала с обвиняемым ради богатого папика — есть. Клиент без царя в голове, громогласно жалующийся на женское непостоянство, в упор не понимающий что затягивает петлю на собственной шее — есть. — Протестую! У Феникса — два года на искусствоведческом, пять лет на юридическом и синдром самозванца размером с Фудзи. — Протестую! У Феникса — латунный значок на лацкане синего пиджака, умение отличать Монe от Мане и подтяжки для рубашки, от которых немилосердно чешется кожа. — Протестую! На упаковке написано что это шелк, но это ничего не значит, потому что в дипломе тоже написано «юрист», а в удостоверении «адвокат». Наверняка синтетика, на которую у него кажется только что открылась аллергия, потому что вот такой он, Феникс. Человек-удача. Человек-по -жизни-победитель. Почти год таскавший на шее флакон с собственной смертью. Пятнадцать лет строчивший письма непонятно куда в надежде непонятно на что. Завтра он наверняка споткнется об собственные ноги или попросит присяжных помочь ему найди доказательства. Или еще какую-нибудь фигню сделает. — Протестую! Он бы куда уверенней чувствовал себя в старых джинсах и растянутом розовом свитере, связанным заботливыми руками его несостоявшегося убийца, но шеф говорит, что второго шанса произвести первое впечатление не будет, поэтому мебель для клиентов должна быть дорогой, а твой внешний вид — презентабельным. Феникс с шефом в принципе согласен — встречают по одежде, провожают … хорошо бы и проводили его тоже по одежде. По-крайней мере костюм у него доро… относительно недешевый. Если сравнивать с его, Феникса, доходами то и вовсе – просто охренеть какой недешевый. — Протестую! А ведь они даже не знают, кто будет представлять сторону защиты. Уинстон Пейн — видел Феникс того Пейна, он в своих несуразно огромных очках и плохо подогнанном парике чисто впариватель всякой фигни, вроде фильтров на воду или подписок на журналы. Но прозвище «Убийца Новичков» с потолка не берется. Или Манфред фон Карма, которого в лицо называют «Богом прокуроров», а за глаза «Василиском» — вроде потому, что какого-то адвоката увезли с сердечным приступом прямо с первого слушания — а этот фон Карма и слова не успел произнести, только глянул на бедолагу. Или он? Феникс надеется, что да. Потому что он хочет посмотреть в лицо прошлому и задать тот самый вопрос. Феникс надеется, что нет. Потому что на толпу убийц и стаю василиском нужно в разы меньше храбрости, чем на одного Майлза Эджворта. — Феникс. Ты почему здесь? Феникс натягивает на лицо беззаботную улыбку и поворачивается к стоящей в дверном проекте Мие. Задавать ответный вопрос нет смысла — судя по мокрым волосам, она опять забыла в офисе зонт. — Да вот,— он нервно теребит галстук. Никакое достойное «вот» так и не прыгает на язык,— Думаю, дай еще раз проверю все материалы. Да и Чарли полить забыли. Шеф качает головой. В ее осуждающем взгляде столько неподдельной заботы, что Фениксу хочется признаться как на духу. Что это было ошибкой. Что лучше бы он и дальше изучал своих импрессионистов. Что она впустую потратила эти пять лет, потому что какой он к черту адвокат. — Рабочее время — для работы, отдых — для отдыха. — Мия роется в ящике письменного стола и вытаскивает зонт с пандами. Феникс и себе хотел такой, но потом решил, что это недостаточно мужественно. — Тебе будет сложно победить Уинстона Пейна если ты загонишь себя до смерти. Феникс прикрывает глаза. Значит все-таки Пейн. Лучший вариант, если не учитывать, что выбор изначально между худшими. А потом до него доходит, что она только что употребила слова «тебе» и «победить» в одном предложении. — Вы правда считаете, что у меня есть шанс? — этот вопрос приходится из себя давить. Ларри сказал бы «Старик, ну хорош напрашиваться на комплименты». Майлз сказал бы «Хватит быть таким мнительным. Ты же ребенок». А шеф смотрит на него с непонятным выражением лица, а потом неожиданно говорит: — Во время своего первого процесса я забыла, как зовут судью. — За…— Феникс путается в словах и мыслях. — В смысле — у него что и имя есть? — Не уверена,— шеф присаживается на краешек стола. — в тот момент я не могла толком вспомнить свое. А еще сколько мне лет, какой сейчас год и что я здесь делаю. Не каждый решится сразу взять дело об убийстве. Только очень смелый и решительный человек. Феникс кивает. Хорошо бы этот человек завтра явился на заседание и чем-то подсобил. Он думал, что его первый процесс будет проще. В конце концов, в Лос-Анджелесе постоянно совершаются преступления. Наверняка прямо сейчас кто-то скручивает колпачки с шин автомобилей или ворует арахис из супермакрета. Только вот у Ларри Батца в кармане вошь на аркане, и лучшее на что он может рассчитывать — это Феникс. —А кто был тогда с вами?- спрашивает он. — Мистер Гроссберг? Или вы ну… сама? Ему сложно представить, что шеф когда-то сама была новичком, нуждающемся в опеке старшего. Кажется, она такая родилась — со значком и удостоверением и с этим ожерельем-улиткой. Строго говоря, ожерелье к работе не имеет никакого отношения, но шеф часто перебирает бусины — иногда прямо за трибуной. Наверное, этот ритуал что-то для нее значит. Феникс не интересуется — он итак знает, что амулеты важны. Мия качает головой, Мия улыбается, но Фениксу на секунду на секунду кажется что он видит в ее глазах печаль. — Мистер Гроссберг... Знаешь, когда судили тебя, ты так сильно мешал тянуть тебя из болота, что я все время представляла как подхожу и даю тебе затрещину — от всей души. Только к концу заседания поняла, что все это время била его. Шеф нервничал. Шеф кого-то била. Чудеса. — Обещаю бить Ларри и только Ларри,— Феникс торжественно крестит сердце — как в детстве. Это желание зарождается еще в допросной, где-то между «Старик, да не помню я сколько было времени, это был день, день это когда на улицы светло» и «Да в Париж бы ее любой богатый дурак свозил, а эти часы… это же произведение искусства! Я в них душу вложил!». Мешает только несколько миллиметров пуленепробиваемого стекла. Ну и шеф, которая сидит рядом и каким-то образом ухитряется выстраивать с этим шутом гороховым конструктивный диалог. Шеф — она ведь Настоящий Адвокат. Всегда собранная и спокойная, всегда уверенная в себе. Она готова к любым форс-мажорам и ничего не боится. Феникс на Настоящего Адвоката не похож примерно ничем. У него даже зонта с пандами нет. — Вообще-то я рассчитываю, что ты никого не будешь бить,— шеф делает строгое лицо и грозит ему пальцем. — Победу отметим в моем любимом китайском ресторане. Поедем туда прямо из зала суда, идет? Феникс быстро кивает. Если он и правда победит, он проставится там каждому посетителю, да еще и на столе с веерами станцует. — Но сначала я сниму эти чертовы колготки. Я тебе этого не говорила, но кожа чешется просто ужасно. Кажется у меня аллергия на капрон. Дресс-код это зло,— шеф делает страшные глаза и Феникс впервые за весь вечер смеется — искренне и беззаботно. Ладно. В чем-то он похож на Настоящего Адвоката.