***
Когда Ребекка, мать Марты и подающая надежды учёная, вышла замуж за шахтёра-искателя, Эйб махнул на неё рукой. Вышедшая характером в отца, Ребекка была своенравна и предана только тем идеалам, которые сама выстроила для себя, а потому выворачивала советы отца наизнанку специально, раз за разом доказывая Эйбу, что у него нет власти над ней. Очарование романтикой наружности, Ребекке недоступной, быстро прошло, и работа снова стала её фаворитом. В этом они с отцом Марты были похожи — оба забывались в обязанностях, а потому не чувствовали вины за то, что стали друг для друга чужими. В конце концом, они выполнили свой долг, Ребекка была беременна, а их редкие встречи всё ещё не потеряли своего шарма. Эйб Тельман, отрёкшийся от дочери, появился на вечеринке по случаю рождения внучки. Узнав, что новорожденная Марта — искательница, Эйб Тельман, проводящий снаружи больше времени, чем внутри, заявил, что забирает внучку на воспитание. Ни Ребекка, ни её муж не пытались оспорить решение, наверняка для них это стало облегчением, теперь не нужно было готовиться к жертвам, которые каждый родитель приносит во благо своего чада, жизнь налаживалась, а они всё еще были ценными членами общества. Эйб Тельман был многогранным человеком — он увлекался механикой и инженерией, предпочитал во всём разбираться сам, был самым опытным искателем третьего бункера и деверем главы исследовательского отдела Харриса, крепкая дружба с которым давала ему чуть больше возможности влиять на происходящее, чем другим. Так что Эйб Тельман был внештатным консультантом Харриса, старшим искателем, а теперь ещё и гордым дедом, что накладывало ряд ограничений на его жизнь, которые, в прочем, ничуть его не смущали. Если бы кто-то попросил отдел кадров дать краткую характеристику Эйбу Тельману, то, среди психологических портретов, комментариев и отчётов о проведенных операциях можно было вынести одну главную мысль — у Эйба Тельмана всегда был план. Марта стала его частью. Новорожденная кроха могла принести мало пользы, но торопиться было некуда, план был многолетним и гибким, а Эйб Тельман считал себя терпеливым человеком. Так началось взросление Марты Тельман. Дед был требователен, но ласков. Постоянные занятия перемежались бесконечными историями о наружности, рассказанные Эйбом. Эйб внушал Марте — она особенная, она будущее, за ней — великие совершения, и останавливаться на достигнутом ни в коем случае нельзя, если она не хочет увидеть, как её руками изменится мир. Но совершить всё это в одиночку невозможно, Марте нужны союзники. Эйб выбирает их из практических соображений: сын ведущего исследователя — воспитанный мальчик и ровесник Марты, к тому же схож с ней характером. Они подружатся, решает Эйб и отравляет Марту в тот же учебный класс, что отправили Кормака. Его расчёт отказывается выигрышным, уже через пару дней Марта и Эйб выходят вместе, о чём-то оживленно болтая. Всё идёт по плану, и это лучшая похвала для Эйба Тельмана. Марте двенадцать. Она таскает талоны из дедовой спецовки, за ней всегда следует пара-тройка товарищей, готовых на все её авантюры и принимающих любые правила новых игр. Эйб доволен, всё развивается в точности по плану, Марта не перечит ему, уважая его авторитет, и ничего не предвещает бури, пока однажды она не выходит из учебных классов, сопровождаемая не одним Кормаком. Позже Эйб узнает, что незнакомым ребенком был сын Аддамсов — семьи ничего из себя не представляющей. И чем больше Марта за ужином рассказывала о Марке Аддамсе, тем тревожнее становилось Эйбу. Марта часто пропадает у Аддамсов дома, с нежностью рассказывает ему о дородной интендантке Аддамс, заведующий провизией, и тех книгах, которые ей давал почитать исследователь Аддамс — средней руки ученый, всего пару раз пробившийся в большие проекты. Марте шестнадцать. Она таскает сигареты из дедовой спецовки и знает каждое потаённое место в третьем бункере. Вокруг неё — четвёрка преданных друзей, она вечно спорит с Кормаком и строит невероятные теории с Марком. На смену играм приходят мечты о будущем, они уже достаточно взрослые, чтобы понимать, какую ответственность на них, как на подрастающее поколение, возлагает мир. Марта знает, что ей суждено совершать великие дела, и она обходит свою будущую вотчину, уже без указки деда обрастая знакомствами, которые в будущем могут стать связями. На её день рождения дед впервые берёт её с собой на поверхность. Марта не может прийти в себя еще месяц, единственное, о чем она говорит — это голубое небо, бесконечный горизонт и серые громады заснеженных гор. Эйб гордится Мартой, она продолжение него, и она впитала эту любовь к ледяной пустыне сквозь его рассказы. Наружность хорошо приняла Марту, завладела частичкой её души, связав её с собой навечно. Эйб даже смиряется с присутствием Марка Аддамса в жизни его внучки. Он хороший парень, и далеко пойдёт, несмотря на неперспективных родителей. Всё оказывается проще — интендантка Аддамс — подруга Ребекки. Эйб не знал, было ли это желанием его дочери, но Аддамс твёрдо решила присматривать за Мартой как за своей дочерью, раз её собственная мать не в состоянии. Не было ничего плохого в том, что у Марты появилась еще одна родительская фигура. К тому же Марта всё еще водит знакомство с Кормаком, и то, как она волнуется, когда он заходит за ней, чтобы отправиться в очередное исследование законсервированных частей бункера — верный признак того, что Марта еще по-детски влюблена. Всё идёт по плану. Почти. Глава исследовательского отдела Харрис начинает новый грандиозный проект, и Эйб, подтолкнувший его к этой идее, совсем не ожидает, что всё начнёт развиваться так быстро. Энтузиазм Харриса граничит с безумством, совершенно ему не свойственным. На разработку сыворотки, позволяющей разбудить гены толерантности к холоду тем, у кого её не было, даётся срок в четыре года. Пока концепция выглядит слишком невероятной, чтобы быть приведенной в исполнение. У Харриса ничего не получится, но Эйб не может отделаться от лёгкой тревоги. По крайней мере у него достаточно времени, чтобы разобраться со всем этим. Марте восемнадцать. Она официально становится самостоятельной искательницей, но свободы не ищет, остаётся под крылом деда в инженерном отряде, Кормак тащит ей дефицит, её частенько не бывает ночами дома, и Эйб мысленно уже подсчитывает прибыль от их союза. Он не был в хороших отношениях с отцом Кормака, но они любили Марту, а значит найти общий язык возможно. К тому же, с легкой руки Эйба, Кормак разделяет его политические взгляды, что уже делает их союзниками. Кормак теперь работает на исследовательский отдел. Он и месяца не провёл в лаборантах, быстро привлёк внимание старших, а потому никто не сомневался, когда уже через полгода его кандидатуру одобрили в ведущий проект бункера. Эйб, конечно, помог, подсунул Харрису его дело, намекая, что будущему зятю можно и помочь, раз всё идёт к свадьбе. Иногда Харрис выглядит нормальным. Тогда они проводят вечер в компании друг друга, вспоминают было, поднимают тост за ушедших и за живых. А на утро помешательство снова овладевает Харрисом. Эйб говорит Марте держаться от него подальше. Просто на всякий случай. Через два года Эйб Тельман, до этого не знавший поражений, будет одним из длинной вереницы людей, выстроившихся проститься со своими близкими у крематория третьего бункера. Они оба, он и Марта, в чёрном, неловкие в компании друг друга, предпочитают смотреть в разные стороны и молчат, потому что вчера сорвали глотки криком да пробросались друг в друга вещами. Марта не знала матери, но услышав о её смерти быстро сложила все известные ей факты в общую картину. Четыре года назад Эйб Тельман предложил главе исследовательского отдела Харрисону проект, основанный на популярной генетической теории — гены искателей, делающие людей толерантными к холоду есть у всех. У тех, у кого при рождении не удалось выявить активные гены, они были “спящими”. А раз они есть у всех, то если их удастся “разбудить”, то ситуация изменится в корне, жизнь больше не будет зависеть от сотни факторов, удерживающих тепло на подстанциях и в бункерах. Эйб и Харрис разрабатывали эту теорию столько, сколько Марта себя помнила, а четыре года назад проект пустили в разработку. Три с половиной года спустя исследовательский отдел объявил о наборе добровольцев для исследования сыворотки, позволяющей разбудить спящие гены. В нем приняла участие треть исследовательского отдела и десяток добровольцев из обслуживающего персонала. Спустя полгода они потеряли сто процентов испытуемых. Сто восемьдесят человек умерло в муках на благо науки, и никто в этом не был виноват, ведь каждый испытуемый отдавал себе отчёт о возможных рисках, а исследователи не забывали подсовывать бумаги на подпись да бормотать параграфы об отказе от ответственности. Сто восемьдесят человек сейчас пожирали бездушные печи крематория, и в их числе были Ребекка Тельман и интендантка Аддамс. Марта не заговорила с Эйбом ни на следующий день, ни после. В бункере поднималась буря. Отошедшие от шока родственники погибших искали виноватых, шёпот в личных комнатах становился криком в коридорах. Глава исследовательского отдела Харрис становится сто восемьдесят первой жертвой. Он вешается в собственной лаборатории на шнуре питания лабораторного холодильника. И тогда начинается настоящее безумие. Каждый выживший исследователь стремится занять место главы, но демократия еще не умерла в этих стенах, выборы временно-исполняющего обязанности назначаются на начало следующего месяца, а это всего через пару неделю. В сутолоке следующей неделе Эйб часто видит Марту. Она действует так, как её научил, пользуется ситуацией, доказывая свои лидерские качества. Искательница не может стать главой исследовательского отдела, но те, кто пошли за ней, поддержат её выбор. Эйб думает, что Кормак станет прекрасным руководителем. Пусть он и был в программе создания сыворотки, он полностью принял ответственность за случившееся и сделал всё, чтобы помочь пострадавшим семьям. Марта часто появляется в его компании, очевидно, что даже после ссоры она всё делает по плану, и от этого Эйбу Тельману, потерявшему обеих близких ему женщин, может вздохнуть свободнее, и грудь болит меньше, потому что Марта не предала идеалы, к которым они так долго шли. А потом он слышит, как искатели в курилке обсуждают курс Марка Аддамса, гораздо более привлекательный, чем курс Кормака. — Я знаю Марту с пелёнок. Дед её умный человек, да и она не дура. Если они действительно сделают так, как обещают... — Аддамсу доверия больше, чем Кормаку. Тот, между прочим, был одним из тех, кто разрабатывал сыворотку. Кто знает, может он виноват в их смертях не меньше, чем ведущие разработчики? Курс Аддамса в корне отличается от того, к чему готовил Марту Эйб. Тем не менее, Эйб видит знакомый почерк в его речах и действиях, да и Марта в компании Аддамса появляется всё чаще. У Аддамса недостаточно хватки, чтобы управлять третьим бункером, он мягкий, никогда не повышает голос и всегда предпочитает уладить конфликт, нежели настоять на своём. Это хорошие качества, но не тогда, когда под твоим руководством собирается кучка умников, способных порвать друг другу глотки за финансирование, но не торопящиеся доводить проект до логического завершения, а шахтёры бунтуют чуть ли не каждую вторую неделю, полностью блокируя производство. Тогда Эйб решается на отчаянный шаг, он сам идет к Кормаку. Кормак зол, он знает, что теряет свои позиции, он говорит отрывисто и резко, но Марту ни в чём не винит. “Мы поссорились”. “Разошлись во взглядах”. “Она считает, что я делаю недостаточно”. Эйб предлагает ему свою помощь. Может Марта и научилась у него многому, до его опыта ей еще расти и расти. Кормак жмёт ему руку, но не улыбается. Словно сам не верит своим словам, он дрожащими руками подпаливает себе сигарету. “Извините, старший искатель Тельман, это честное соревнование. Мы заключили с Мартой пари. Если я получу звание своими силами, мы продолжим сотрудничать, а пока мы по разные стороны. Я докажу ей, чего я стою”. Таким старикам как Эйб нечего вмешиваться в дела молодых. С этого момента Эйб становится сторонним наблюдателем. События сменяют друг друга с головокружительной скоростью. Кормаку действительно удаётся вернуть себе лидерство, люди тянутся за его уверенностью. На голосовании он побеждает с отрывом всего в десяток процентов. Двадцатилетний Кормак становится самым молодым главой исследовательского отдела третьего бункера, и заявляется к Эйбу Тельману за призом, когда празднование подходит к концу. Вот только никто не видел Марту и Аддамса уже продолжительное время. Обсуждение пропажи проигравших превращается в настоящее расследование, затмевающее новости о назначении самого молодого главы исследовательского отдела в истории. Группы волонтёров обследуют шахты, ненавязчиво проверяют возможных укрывателей. Эти двое не сделали ничего плохого, но в системе два человека не могут просто исчезнуть. Особенно Аддамс. Так думает даже Эйб, уверенный, что его ответственная внучка не способна на полное безумие. А потом общей рассылкой от верховного совета приходит новая директива с комментарием: “даже представить себе не мог, что придётся когда-нибудь напоминать об этом” от главы исследовательского отдела первого бункера. Директива напоминала провести беседы с гражданами бункеров и подстанций, в которой напоминалось об опасности выхода наружу людям, для этого не приспособленным. Вторая приписка гласила: “прибывшего в первой бункер исследователя Аддамса мы не можем отправить обратно ввиду его стремительно ухудшающегося состояния. В моменты просветления сознания он заверил нас, что это была его инициатива и даже предоставил документ их соглашения с искательницей Мартой Тельман, в котором они оба отказывались от ответственности за эту авантюру, называя её “экспериментом”. С Мартой Тельман проведена воспитательная беседа, но, учитывая обстоятельства, мер строже мы принять не можем, так как она не является сотрудницей нашего учреждения. По сему прикрепляю прошение на перевод обоих в первый бункер. С нашей стороны прошение одобрено. Ждём подписи с вашей стороны. Я ценю их стремление и не намерена упускать увлеченные кадры. С уважением, глава исследовательского отдела первого бункера Новак”. Как бы ни пытались скрыть произошедшее, правда просачивалась сквозь бетонные стены и железные двери. Мартой восхищались за смелость и презирали за безрассудство, в третьем бункере для кого-то она стала символом, а для кого-то врагом. Ей никак нельзя было появляться там, особенно сейчас, когда ситуацию контролировать было невозможно. Кормак, лишенный выбора, одобрил Марте и Аддамсу перевод в первый бункер, а Эйб стал всё чаще пропадать снаружи, затягивая даже самые короткие миссии. Со дня отъезда Марта не послала ни одного сообщения в третий бункер, ни своему жениху, ни вырастившему её деду. Всё, что им оставалось — наблюдать за её карьерой в первом бункере издалека по отчётам и комментариям на радио-собраниях верховного совета. Сюрпризом стало то, что Аддамс, полгода проведший в больничном крыле, встал на ноги, пусть и нетвёрдо. Спустя два года Аддамс становится главой исследовательского отдела, сменив Новак, всегда благоволившую этим двоим, и воссоединенился с сестрой, оставшейся в третьем бункере, а Марта получает звание старшей искательницы. Проигравшие сражение, Марта и Аддамс сменили поле битвы и выиграли войну.***
— Она обманула Кормака, — сигарета дотлела до фильтра. Увлеченный рассказом Харви, Мэтт забывает о ней и цветисто ругается под нос, когда обжигает себе пальцы. — Мы не знаем, обещала ли она ему что-то. Эйба Тельмана едва ли можно назвать правдивым рассказчиком. Он любил приукрасить происходящее. В любом случае, теперь ты знаешь, что произошло. Теперь твоя очередь. Мэтт тяжело вздыхает, намекая, что им его рассказ не понравится. Теперь ситуация выглядит в разы хуже того, о чём он думал. Давняя вражда не способствует продуктивной работе в команде, особенно для таких принципиальных людей, как Марта и Кормак. Трое товарищей обступили его, и как бы Мэтту не нравилось чувствовать себя зажатым в угол, сейчас он старается увидеть в этом поддержку, обещание конфиденциальности и защиты. Он выхватывает у Тео незажжённую сигарету, авансом за рассказ оставляет её себе. К концу его истории окружение распадается. Трай ходит из угла в угол, грязно ругается и всё предлагает пристрелить этого полоумного. Харви курит впервые на глазах Мэтта, а Тео, взобравшийся на лабораторный стол, нервно трясёт ногой, уткнувшись лицом в ладони. Объяснять их поведение не нужно, Мэтта самого не отпускает тревожность после услышанного. А что, если третий бункер действительно был замешан в создании вируса? Ни к чему хорошему это не приведёт, Марта права, порядок и равновесие – залог выживания системы, а такой скандал пошатнёт столпы на которых она основывается. Должны ли они как-то вмешаться? Незаданный вопрос повисает в воздухе, сейчас они намеренно отводят друг от друга глаза, пристыженные невозможностью его задать. В тишине неиспользуемой лаборатории, можно отчётливо услышать, как Трай, прекративший метаться по комнате, тихо чертыхается себе под нос. — Мнётесь тут, как цел... — Трай! — возмущенно охает Харви, но начать нравоучительную лекцию не успевает, Трай порывисто оборачивается к нему. — Что? Неужели я не прав? Стоите тут, три великовозрастных труса, и мнётесь как целки, вместо того чтобы признать, Марте нужна помощь. Мы же жизнями ей обязаны, чёрт бы вас побрал. Вы как хотите, но я сам к ней пойду, если никто из вас, слабаков, не решится. Если вы, ослы, еще не поняли, кто-то кроме неё не сможет разобраться во всём происходящем. Если мы ей не поможем, хорошей же командой мы будем. Они и не команда, в этом и есть смысл, это то, что до Мэтта пыталась донести Донна. У каждого в анлиме своя жизнь: у Томаса его игры в мстителя, у Донны её дальние поездки, у Тео — наука, у Харви — Трай. У всех них есть Марта, но это не круговая связь, и это делает совместную работу невозможной. Мэтт задумчиво скребет заросший щетиной подбородок. Если раньше он был втянут в это дерьмо по горло, то теперь уходит с головой по собственному желанию. — А пацан то прав. Нам действительно надо поговорить с ней. И не оставлять её одну, если не хотим, чтобы этот полоумный придушил её в очередном своём помешательстве. По взглядам, направленным на него, Мэтт понимает — инициатива наказуема, и именно он будет тем, кому придётся всё это исполнять. Трай, еще вечером врезавший ему по челюсти, хлопает его по плечу. — А ты ничего так, впишешься в коллектив. Хотя сначала показался мне полным придурком. Харви тушит сигарету о импровизированную пепельницу и щелчком отправляет улику под шкаф. — Мы с Харви тоже будем при деле, попытаемся выяснить, могут ли наши подозрения оказаться правдой. А Тео надо работать с учёными. Так что мы просто распределим обязанности. — Раз мы всё решили, — и Тео голос хриплый и почему-то не слушается его, — пойдёмте спать. Завтра длинный день. В комнату, отведенную им, они возвращаются поодиночке, чтобы не создавать лишнего шума и не привлекать внимания. Уже засыпая, Мэтт пытается занять себя планом. Ему нужно придумать, как увязаться за Мартой так, чтобы это не вызвало подозрений. Какие бы эпитеты он не придумывал ей в начале их знакомства, Марта была умна, своё звание и уважение она получила тяжёлым трудом, теперь Мэтт это знал точно. Перед тем, как провалиться в сон, Мэтт решает: он будет честен. Проще не врать вовсе, чем запоминать всю сказанную ложь. Утро беспощадно настигает их. Стационарные коммуникаторы объявляют шесть утра, личный коммуникатор раздражает навязчивой трелью; все приходит в движение, шутливая борьба за единственную ванну, окрики Марты, призывают их поторопиться, переругивания Харви и Трая, отчаянно не желающего приводить свои волосы в порядок – Мэтт становится свидетелем и соучастником, и несмотря на то, что глаза болят от недосыпа, он чувствует себя счастливым. Завтракаю тоже вместе. Мэтт замечает, как заметно здесь делят территорию искатели и исследователи—смешанных групп нет почти, местные будто проверили невидимую линию, отправив по одну сторону искателей, а по другую – исследователей. Искатели принимают их добродушно, многие знакомы с Мартой, ей жмут руку и хлопают по плечу, несколько знакомых находит и Тео. Мэтт, Харви и Трай остаются в стороне от приветственных объятий. — Видишь ли, — поясняет Харви, хотя его никто не просил, — свои тоже относятся к нам так себе. После нашей выходки, политика третьего бункера по отношению к искателям, значительно изменилась. Да и меня нельзя назвать приверженцы искательскому делу… Закончить оправдываться Харви на даёт Трай. Он толкает его в предплечье, молчит, но возмущенно разводит руками, чем вызывает неловкий смех старшего товарища. Большое они не возвращаются к этой теме. Планёрку проводят там же, за завтраком, чтобы не терять время. У Тео – работа с местными программистами, Харви нужно выбить канал для связи на пару часов, Траю отдают этажи искателей – единственными, кто будут сотрудничать с ними напрямую; Мэтт так и не понял, что предстоит провернуть там пацану, но он лишних вопросов не задавал, значит и ему, и Марте в е было понятно. — А ты что будешь делать? – невзначай спрашивает Мэтт у Марты, тогда, когда подходит его очередь получить задание. Марта фирменным жестом вскидывает бровь, но Мэттью – сама простота, смотрит ей в глаза в ответ, мол, намёков не понимает и ему реально интересно, чем собралась заняться старшая искательница. — Нужно увидеться со старыми знакомыми. Тео нужны данные с внешних систем, так что соберу группу и поднимусь на поверхность. Вечером планёрка по итогам первого дня исследований. Есть чем заняться. Мэтт жмёт плечами. Губы против воли растягиваются в хулиганскую ухмылку, когда он, так и не разорвал визуального контакта с Мартов заявляет: — Тогда я с тобой. И наслаждается искренним удивлением на лице растерявшейся Марты. Ей нужно всего мгновение, чтобы принять решение, ожидаемое “нет”, безапелляционное и беспощадное, но Мэтт так просто не сдаётся. — Я ни черта не понимаю, в том, что здесь происходит. И толку от меня никакого. Не ты ли говорила мне, что если я не буду приносить пользу, то помру с голода? Так вот я помирать не собираюсь, а значит хочу понять, что происходит. Я сделаю это с тобой или в одиночку. Это компромисс. Просто второй вариант, названный Мэттом, понравится Марте еще меньше. Мэтт не злопамятный, но аналогия приходится как нельзя кстати, и Марта, до этого молчавшая, кажется, понимает отсылку к их разговору, усмехается, а потом кивает небрежно. — Как знаешь. Не говори потом, что жалеешь, что потащился. И больше ничего не говорит, увлекаясь сообщениями на коммуникаторе и чашкой кофеинового стимулятора.***
Мэттью следует за ней, подозревая, что если отстанет и потеряется, то окажется виноват, мол, она ему не мамаша, чтобы ждать перед каждым поворотом. Марта не обращает на него внимания. Идёт по коридорам, даже не задумываясь над нужными поворотами, а у Мэттью уже голова кругом; обратно он сам вернуться не сможет. — Не нужно меня опекать, — вдруг говорит Марта. Мэтт почти роняет ошалевшее: “чего?”, когда до него доходит смысл фразы. Марта отлично чувствует причинно-следственные связи, Марта не дура и знает, что при тех отношениях, которые установились между ними, Мэтт с большим бы удовольствием таскался за Траем, даже несмотря на расплывающийся на лице синяк от удара некрупного подросткового кулака. Мэтт мог бы придумать тысячу оправданий, но он решил быть честным до конца, поэтому прочищает горло и старается придать тону как можно больше небрежности. — Я и не собираюсь. Ты свои дела делаешь, а я свои, под руку лезть не буду, обещаю. Но так безопаснее. Я уже один раз чуть не подох от треклятого холода, не хотелось бы повторения из-за того, что какой-то полоумный начальник решил похерить всю операцию. — У меня всё еще есть пистолет для самозащиты, — после секундной паузы говорит Марта. — И что же ты им не воспользовалась вчера? Марта молчит. — Не знаю, что тебе вчера выболтали ребята, но я этого человека знаю почти всю жизнь. Не целятся в друзей детства из пушки просто так. Трай, конечно, может быть другого мнения, но я бы на месте Харви отправила его к мозгоправу, а не пестовала детские травмы. Мэтт старается игнорировать тот факт, что Марта знает об их ночном рандеву. Не спалось ей что ли? Хотя оно может и очевидно, Мэтт сам бы не уснул после такого. Ремарку в сторону Харви и Трая нужно запомнить, может пригодиться. — А мне этот Кормак — никто. Так что я могу и рыло ему начистить, если будет очень мешать. Марта смеётся. Вымученно и уставше, но искренне, Мэтт это видит, Мэтт нагоняет её, чтобы заглянуть ей в лицо, и удостовериться в своих догадках: от глаз разошлись лучистые морщинки, она жмурится и тихо смеётся. Мэтт не знает, что сказать, и сам улыбается как дурак. — Даже не думай об этом, — говорит Марта, в миг посерьёзнев, — нас вышвырнут отсюда, и никто ничего сделать не сможет. Но... я ценю твоё предложение, спасибо. Идем, у нас работы невпроворот.