Отдельные страницы

      Малыш неуклюже взял в руки небольшой резиновый мячик и попытался укусить его своим единственным зубом — тот, естественно, не подался подобному надругательству и выскочил из пухлых ручек. На миг на лице ребенка отразилось ошеломленное выражение, тут же сменившееся упрямством, и он пополз к мячу, схватил, раскрыл рот пошире.       Игрушка снова ускользнула.       Он опять ее поймал.       Ускользнула.       Поймал.       Ускользнула.       Поймал.       Ускользнула.       — Он не устает? — спросил Витто, наблюдавший за играми сына лежа на бедре Элизабет.       — Нет. У него упрямство осла.       — Интересно, и в кого это он?       — В душе не чаю, — невозмутимо сказала жена и ущипнула его за нос. Мужчина тихо засмеялся, перехватил и поцеловал ее ладонь.       Они расположились на полу в детской комнате, на пушистом мягком ковре, и наблюдали, как их полугодовалый сын возится со своими игрушками. Валялось их вокруг превеликое множество, самых разных, от деревянных кубиков до мягких, сшитых из ткани зверушек, но нужен ему был именно вечно ускользающий мяч. Он ползал за ним уже больше получаса и пока что признаков усталости не проявлял.       На родителей ребенок практически не обращал внимания.       — Вообще его уже кормить надо, — сказала Элизабет, посмотрев на настенные часы. — Мы ели в обед, а уже скоро три.       — Он не выглядит голодным.       — Это тебе кажется.       Витторио спорить с этим утверждением не стал — за эти месяцы уже на опыте узнал, что легче договориться с принципиальным генеральным прокурором, чем с молодой матерью, когда дело касается ее чада. Элизабет носилась с малышом как с величайшей драгоценностью, кудахтала над ним подобно курице-наседке, вызывая слезы умиления у Марии и Луки.       Еще бы, первенец, долгожданный сын. Витто вспомнил, как впервые взял его на руки, крохотного и завернутого в тонкие пеленки, посмотрел в светлые, серо-прозрачные глаза с расфокусированным взглядом, и ощутил непередоваемые гордость и любовь. Сын был точной его копией, такой же темноволосый, с более смуглой, чем у Элизабет, кожей, но характерец — весь в маму. Как вцепится во что-то, пока не получит, не успокоится.       Пьюзо погладил жену по ноге, и она нежно ему улыбнулась.       — О, смотри, кажется, у него что-то получилось.       Малыш наконец-то придумал, как укусить непокорный мяч: прижал его к полу и, раскрыв широко рот, надавил сверху. Несколько секунд елозил по резине губами, а потом отпихнул и, довольно улыбнувшись, посмотрел на родителей.       У него была самая прекрасная улыбка в мире.       — Ползи сюда, — позвал Витторио, и ребенок тут же направился к нему.       Привстав на локте, мужчина наклонился над малышом и погладил по спине.       — Доволен собой, да, сын? Дожал все-таки этот мяч?       Тот издал восторженный писк и попытался схватить отца за руку.       — Так, иди сюда, — сказала мама. — Время кушать и спать.       Элизабет подхватила малыша и устроила на руке. Витто устойчиво сел, и жена оперлась об него спиной, отвела полочку халата и спустила ткань лифчика. Ребенок радостно завозился, открывая и закрывая рот и даже вытаскивая маленький розовый язычок.       — Вот, я же говорила, что он проголодался, — сказала девушка, прикладывая сына к груди.       — Так никто и не спорил.       Она заулыбалась, заурчала, издавая очень странные звуки, которые так нравятся младенцам, дала малышу палец, за который он крепко схватился.       — Эй, ты чего? Давай, соси усердней, не филонь, — проворковала Лиз. — Я за тебя кушать не могу.       Сын широко улыбнулся, задергал конечностями и упустил сосок.       — Нет, вы просто посмотрите на нас. Никакой дисциплины, только бы играться! — Она наклонилась, чмокнула малыша в лобик и снова вложила грудь ему в рот. — И чур не кусаться.       — Он кусается? — встревожился Витто. — Сильно?       — Нет, скорее просто увлекается, — успокоила его Элизабет. — Мария сказала, это нормально, он потом научится себя сдерживать. — Она посмотрела на мужа. — Ты знаешь, он понимает, что мне больно, и испытывает стыд.       — Стыд?       — Да. Он сразу гораздо ласковее становится и начинает плакать. Добрый мальчик.       — Как ты.       Лиз боднула его в плечо.       — Скорее уж как ты.       Витто вдруг накрыла волна нежности. Было что-то очень приятное в том, чтобы наблюдать, как твоя любимая женщина кормит вашего общего сына, как улыбается ему и ласково разговаривает. Это было то, чего он хотел все эти годы, и что готов был защищать всеми возможными способами. Ведь пока Элизабет привязана к малышу, она абсолютно беспомощна и уязвима, и может опереться только на него. Священный долг Пьюзо как мужа и мужчины — не позволить никому причинить ей и сыну вред.       Пусть только попробуют. Гудзон глубокий.       — О чем ты думаешь? — спросила девушка, заглянув ему в лицо.       — Что ты прекрасна, Лиз, — ответил Витто, обнял ладонью ее лицо и поцеловал пухлые розовые губы.       — Подлиза. Но я тебе верю.