И тьма, и свет в твоей душе

Мне было гораздо труднее противостоять этому взгляду, чем его железным объятиям. «Джейн Эйр»

      Это лето дышало жизнью будто бы ещё ярче и жаднее, чем обычно. Буйно цвели цветы, мягкие обволакивающие ветра согревали землю и сердца, в воздухе витали прекрасные запахи. Солнце улыбалось всем живым существам, а тёплые дожди не печалили.       На начало июня приходился один из самых известных праздников среди благородных семей, не считая официальных — национальных. Второго числа чествовался бывший двадцать седьмой глава клана Кучики господин Гинрей. На его день рождение всегда устраивали пышный приём, куда собирались многие аристократы. Отклонить приглашение едва ли не означало нанести оскорбление влиятельнейшей семье всего Общества душ.       Именно поэтому Ясухиро бесновался несколько дней. В этот раз на почту клана Тайра пришло не одно стандартное приглашение, а два. Причём второе нежданное было именным.       Касуми в который раз перечитывала слова, выведенные изящным каллиграфическим почерком на очень красивой открытке, пока Хана укладывала её коротко отрезанные, но уже чуть отросшие высветленные краской волосы под парик.

Глава великого благородного дома Кучики Кучики Бьякуя просит леди-наследницу Тайру Касуми пожаловать на торжественный приём по случаю празднования дня рождения Кучики Гинрея в субботу, 2 июня **** года, в 15:00

      Резиденция клана Кучики       в г. Сейрейтей       — Вы так до дыр зачитаете приглашение, — беззлобно комментировала Хана, продолжая переплетать и закреплять локоны натуральных волос парика, — и Вас не пустят на торжество.       — Не думаю, что отец рад, что я вообще на него иду, — меланхолично произнесла Касуми. Её взгляд, оторванный от открытки и направленный на отражение в зеркале туалетного столика, был чуть задумчив, но печально бесстрастен.       Выражение лица Сузуки сменилось с мягкой радости на горестное сожаление.       После того, как её госпожа вернулась из резиденции Кучики, она стала так молчалива. Хана помнила, что едва не обмерла от страха, когда леди Тайру обратно в родное поместье принесла на руках Нанао из дома Исе. Синигами под командованием Кьёраку Сюнсуя была отправлена в лазарет, чтобы разузнать о состоянии подопечной капитана, но Нанао обнаружила девушку в палате капитана Кучики. Всю израненную и еле живую.       Однако Касуми быстро исцелили. Тело, но не душу. Она молчала по многу дней, лишь изредка бросала какие-либо фразы, в основном — дежурные. Даже отец не мог выбить из дочери и лишнего слова. Будто бы в девушке что-то надломилось за эти полгода.       Ясухиро сперва лютовал, не понимая, как Касуми вообще так поранилась. Но Исе Нанао развеяла его сомнения, когда сказала, что на девушку напали пустые, лютовавшие в Сейрейтее в тот ужасный день, когда она возвращалась из гор. Наследницу благородной семьи спас её наставник Кьёраку, после чего приказал подчинённой — самой Исе — вернуть леди домой, где о ней позаботятся.       Касуми исхудала, побледнела. Щёки впали, а взгляд потух. Девушка нередко смотрела в никуда и всё чаще оставалась наедине с луной. Но теперь Тайра не говорила с ночным светилом — только молчала и изредка беззвучно плакала.       Леди нанесли макияж, одели. К назначенному часу она была готова выйти в свет.

***

      Резиденция клана Кучики в Юмесиме выглядела куда более богато и роскошно, чем в Сейрейтее. Однако почти все его главы предпочитали обитать именно в столице. Именно там построил первое поместье родоначальник благородного рода. От него исходила энергия более домашняя и родная, чем от того, что располагалась в «курортном» городе.       Впрочем, из-за большей вместимости и презентабельности, все грандиозные торжества клана проходили именно в Юмесиме. Но не в этот раз. По желанию Гинрея его день рождения было решено праздновать в основной резиденции, на свежем воздухе. Однако мероприятие всё равно было роскошным и пышным.       Глава клана, его сестра и, конечно, сам именинник встречали всех гостей у главного здания. Позади них стояла Хотэру, которая указывала новоприбывшим их место за столами, что поставили на большой открытой территории у входа в сад. Гинрей принимал подарки и добрые пожелания от аристократов, Бьякуя согласно правилам перекидывался с гостями парой односложных предложений, а Рукия просто молчала, выслушивая дежурные комплименты её «оригинальной» укладке (короткие волосы редко носили благородные дамы) и красивому наряду.       Все гости прибывали в паланкинах, которые охраняло, по меньшей мере, дюжина воинов. По этим крытым носилкам можно было определить, кто именно посетил празднество. Цвета, символы и эмблемы, а так же материал — всё разнилось в зависимости от положения клана визитёров в иерархии благородных семей.       Прибыли уже все гости из трёх благородных семей, а четвёртая всё не появлялась. Но, наконец, слуги в самурайских доспехах цвета киновари через главные врата поместья Кучики внесли два паланкина с алыми занавесями, на которых золотом и серебром были вышиты белые маки — символ дома Тайра, означавший, как и родовая фамилия, «мир».       Носилки опустили. Слуги клана Кучики подошли, чтобы отодвинуть занавеси. Первым вышел Ясухиро, который после подал руку своей жене — Михо. Мать главы не смогла прийти из-за обострившейся болезни костей, от которой женщина мучилась уже много лет. Супруги были одеты в богатые роскошные наряды, расшитые золотом. На первой леди клана — прекрасное светло-коралловое платье, кричащее о её молодости и свежести, а на главе семьи — сложное многослойное и плотное одеяние с высоким воротом в традиционных цветах клана.       Аристократы подошли к членам семьи Кучики, чтобы поприветствовать их.       — Кучики-сама, Кучики-доно, Кучики-сан, — обратился Ясухиро по очереди к главе дома, имениннику и девушке, — дом Тайра приветствует вас.       Михо склонилась вместе с супругом в глубоком поклоне, но не произнесла и слова, согласно древнему этикету, которому до сих пор следовал клан Тайра. Точнее его глава, придерживающийся очень старых взглядов. Касуми, как наследница, иногда позволяла себе некоторые вольности, правда, и получала за них, но мириться с долей просто красивой безмолвной пустой вещи не собиралась.       Семья Кучики и управляющая их поместьем поприветствовали гостей в ответ, но поклоны их были гораздо менее глубокими. Бьякуя и Гинрей, в сущности, просто кивнули. После приветствия Ясухиро велел подчинённым преподнести праздничный подарок, который был слишком громоздким, чтобы передавать его из рук в руки. Слуги Тайра понесли его в место, которое им указали слуги Кучики.       Тогда заговорил Гинрей:       — Мы рады Вас видеть в нашем поместье. Однако, где же юная леди Тайра, Ваша дочь?       Ясухиро молча обернулся на второй паланкин, из которого только сейчас, принимая помощь одного из стражников (а должна — отца) вышла она.       Тайра Касуми.       Сэйери.       На девушке было надето тёмно-алое ханьфу с накидкой, на которых вышиты шёлковыми нитями белые маки. Наряд, безусловно, красивый, но куда более скромный, чем на главе клана и его супруге. Светлые волосы собраны в высокую не очень сложную причёску и украшены шпильками с висячими цепочками, которые почти не болтались при плавных движениях девушки. Внешность практически не изменена макияжем, на лбу красной краской был нарисован лепесток цветка. Нижнюю половину лица украшала (хотя больше скрывала) вуаль из таких же длинных, но чуть более массивных цепочек, как на шпильках.       Девушка подошла к родителю, вставая от него по правую руку. Её глаза прикрыты, а взгляд опущен.       — Знакомьтесь, — звучит церемонный прохладный без обычной родительской гордости голос Ясухиро. — Это моя дочь. Наследница клана Тайра. Леди Кадзуми.       — Приветствую семью Кучики, — чётко, негромко проговорила она. — Я Тайра Касуми. Рада с Вами познакомиться. Прошу любить и жаловать.       И она прогнулась в изящном поклоне.       Касуми волновалась. Очень. Когда её паланкин опустили, единственной мыслью в голове было желание убежать. Слуга, спросивший, готова ли выходить леди, долго ожидал, прежде чем та ответит. Тайра знала, что глава клана Кучики с лёгкостью узнает её, если не по внешности, так по реацу. Оставалось надеяться на его снисхождение и те крупицы доброжелательности, которые мужчина проявлял в общении со своею служанкой, когда благородна дева была таковой.       Впрочем, Касуми умело скрывала своё настроение. Во многом этому способствовала её депрессия. Даже Бьякуе знакомый девичий голос показался слишком холодным, даже безжизненным, а он видел Тайру разной.       — Так Касуми или Кадзуми? — с лёгкой усмешкой спросил Гинрей.       Касуми молчала. Ясухиро чуть искривил лицо в недовольстве.       — Дочь предпочитает в общении простолюдинский аналог, потому как в детстве её так величала мать. Но официально её имя Кадзуми.       — Интересно, — снова хмыкнул именинник. — Сколько же ещё у Вас имён, юная леди?       На эту маленькую провокацию Касуми тоже не ответила, лишь учтиво улыбнулась за цепями вуали. Она была так вежлива и молчалива, что Бьякуе даже показалось, что перед ним другой человек. Но холодная реацу точно принадлежало его Сэйери, ошибки быть не могло. Да и черты её хоть и сокрытого частично лица легко угадывались.       Ясухиро заставляет носит дочь маску, за которой её личность растворяется, оставляя только образ воспитанной по всем правилам юной аристократки.       — Поднимите голову, леди, — велит глава клана Кучики. У господина Тайры чуть удар от шока не случился — он-то весь прошлый вечер наставлял молчаливую дочь ни за что не делать этого. — Мы равны в нашем социальном статусе, нет причин Вам вести себя, словно служанка.       Снова провокация, но теперь от Бьякуи.       И Касуми понимает — он знает. Обо всём. Скорее всего, Гинрей постарался. Хотэру бы не выдала.       Впрочем, девушка исполняет приказ почти сразу. Поднимает выше подбородок, но не взгляд. Смотрит вниз, прямо туда, где полы белоснежного наряда главы клана Кучики скрывают его ноги.       — Покажите же и Ваши глаза, — Бьякуя всё ещё не удовлетворен. — Или Вы страшитесь, что члены клана Кучики — безобразные уродцы.       Излишняя молчаливость и, можно сказать, воспитанность (пусть со временем правила поведения для леди дали им больше свободы, нежели раньше) сейчас мужчине не нравилось. В этой вежливости была дерзость, вызов — она сразу поняла, что аристократ хочет поймать её взгляд, и намеренно его укрывала пышным веером ресниц, подчёркнутых чёрной тушью.       — О что Вы, господин Кучики, конечно же Кадзуми так не думает! — поспешил оправдаться переполошённый Ясухиро. — Наоборот. Она боится поразить Вас. К сожалению, моя дочь с детства обладает одной не очень приятной особенностью — её глаза мутировали и приобрели не совсем обычный цвет.       Касуми беззвучно хмыкнула, удержавшись от того, чтобы закатить глаза. Всё-то отец знает про то, чего она боится.       Впрочем, Бьякуя не обращал внимания на мужчину. Лишь прожигал взглядом лицо девушки.       Он тоже знал, что его Сэйери всё понимает. И хотел посмотреть на неё настоящую — без обмана и фальши.       — Подними глаза, — снова велел он с куда большим нажимом в голосе, словно наказывал своей служанке.       В этот раз Касуми сомневалась дольше. Моргнула. Опустила взор ещё ниже, себе на грудь. Затем ещё раз моргнула и, наконец, исполнился приказ, чуть поднимая вместе с подбородком и медленно распахивая свои глаза.       Её прямой с оттенком ожидания взгляд столкнулся с прожигающе-изучающим взглядом Бьякуи. Две восхитительно непохожие, но одинокого окаймлённые радужки привели мужчину в самый настоящий восторг. Топлённый шоколад и лунный осколок. Ничего поразительнее Кучики прежде не видел.       Гинрей с лёгкой усмешкой наблюдал реакцию внука. Эмоции Бьякуи хоть и не выражались на лице от слова совсем, но его взгляд, для всех ледяной и бесстрастный, выдавал его деду с потрохами.       Ясухиро был встревожен ещё больше отсутствием реакции главы клана Кучики на гетерохромию его дочери. Аристократа напрягал тот факт, что Бьякуя просто смотрит и смотрит в глаза Касуми и молчит. Масло в огонь подливала ошеломлённая Рукия, которая до этого всё время разговора капитана шестого отряда и его деда с гостями с интересом наблюдала за приёмным братом и наследницей клана Тайра, которая сначала казалось ей просто смутно знакомой.       — Знаю, такое уродство может быть не очень приятно взгляду, но…       — Глаза Вашей дочери прекрасны, господин Тайра, — прервал поток грязных, по его мнению, слов капитан Кучики, не желая выслушивать оскорбления Сэйери, особенно от её отца.– Давно я не видел такого чуда. Не смейте называть их уродством.       Раньше Бьякуя относился к Ясухиро нейтрально, а теперь в мужчине проснулась резкая неприязнь. Он всё ещё помнил разговор главы клана Тайра с капитаном Айзеном. А сейчас мог наблюдать воочию прохладные, даже откровенно дурные отношения между родителем и его единственным чадом.       Какой отец не любит своё дитя? Даже для скупого на эмоциональные проявления капитана Кучики такое явление было дикостью. Соджун души не чаял в своём сыне, хоть и не давал ему спуску в случае чего. И Бьякуя был очень благодарен ему. Воспитание отца и деда позволили ему стать тем, кем он стал. А любовь и трепетное отношение матери и бабушки, тоже, уже, к сожалению, почившей, не оставили тогда ещё ребёнка совсем бесчувственным куском льда.       — Кадзуми, поблагодари господина Кучики, — велел Ясухиро дочери. О тон его ледяного безрадостного (почти недовольного) голоса можно было порезаться.       Касуми всё это время не отводила глаз от Бьякуи. Тот в свою очередь лишь раз бросил на её отца взгляд полный злости, когда велел ему не отзываться о девушке плохо, но затем вновь установил зрительный контакт с бывшей служанкой. Однако после слов родителя, леди снова опустила взгляд и поклонилась, присев.       — Благодарю господина Кучики за столь лестные слова.       Хотэру провела гостей на их места. Рукия провожала наследницу клана Тайра долгим всё ещё ошеломлённым взглядом, а после вопросительно взглянула на брата. Бьякуя кивнул девушке, подтверждая её догадку.       Рукия поняла, что всё это время в поместье Кучики служила сама Тайра Касуми, а никакая не Сакураи Сэйери.