И тьма, и свет в твоей душе

Есть небеса бесконечно высокие — Выше прилипчивой будничной пыли, Вечно зовущие и одинокие. Стоя под ними, мечтаешь о крыльях. Вероника Иванова

      В следующий месяц Касуми не видела своего господина. В основном теперь она работала на кухне — готовила вместе со старой напарницей Чачей, так как всё поместье гудело о том, что в кои-то веки господин Кучики похвалил какую-либо еду. Девушка не жаловалась — работа не пыльная, но мозолей меньше, да и не так сильно уставала она. Только лёгкое удушье от жаркого помещения преследовало её теперь даже в собственной комнате.       С Рукией контакт вроде как наладился. Дознаватель действительно вычислил злоумышленниц — Кейко и Нори, — которые получили по десять ударов палкой и были выгнаны со двора поместья с позором. Кейко додумалась сорвать лилии у дальней клумбы сада, куда не ходила Рукия из-за произрастания этих цветов. Причём служанка оставила следы своего мало-мальски духовного присутствия на сломанных стеблях. Касуми долго не могла забыть взгляды, горящие неприкрытой злобой и ненавистью со стороны бывших коллег.       А все лилии в поместье были уничтожены.       Ей снова снился тот сон. Тьма, спасительный голос, лунный свет… Мужчина, чьё лицо сокрыто тенями, дарует имя её матери и обещает дать всё, что та пожелает.       Тайра Цукими — Касуми знала, как зовут родительницу. Но кто тот мужчина? И почему она не может услышать его имя?       «Рано…» — шептал голос в душе, и Тайра знала, что это зов духа, что должен воплотиться в её занпакто. И дух был прав — рано. Слишком рано для правды, и слишком рано отдавать себя на каторгу под названием Академия Духовных Искусств.       Как-то в довольно поздний час вся женская половина слуг собралась в самой большой общей комнате дома обслуживающего персонала поместья на песенный вечер. Даже Хотэру и Мизуки пришли разделить минуту спокойствия со своими подчинёнными. Девушки пили чай, по очереди пели песни, состязались друг с другом, а победителей выбирали аплодисментами слушателей. Когда очередь дошла до лже-Сакураи, она сперва хотела отказать, боязливо поглядывая на Исикаву, но та, вопреки ожиданием, просила её исполнить что-нибудь.       — Негоже быть белой вороной в коллективе, — сказала тогда Хотэру. Касуми пришлось согласиться и срочно что-нибудь вспомнить.       Наконец, девушка запела.

«Akai Hana Shiroi Hana» в исполнении Hayami Saori

      akai hana tsunde ano hito ni age yo       Выйду в садочек поутру, красные розы соберу.       ano hito no kami ni kono hana sashiteage yo       В волосы розы заплету и тебе себя я подарю.       akai hana akai hana       Красные розы, розы красные,       ano hito no kami ni       Подарю я их тебе…       saite yureru darou       Будет ярким мой букет,       ohisama no you ni       Словно Солнце-Батюшки вечный свет.       shiroi hana tsunde ano hito ni age yo       Выйду в садочек поутру, белые розы соберу.       ano hito no mune ni kono hana sashiteage yo       В волосы розы заплету и тебе себя я подарю.       shiroi hana shiroi hana       Белые розы, розы белые,       ano hito no mune ni       Подарю я их тебе…       saite yureru darou       Будет ярким мой букет,       otsukisan no you ni       Словно Луна-Матушка шлёт привет.       otsukisan no you ni       Словно Луна-Матушка шлёт привет.       Голос лился, словно звон колокольчиков. Мягкий и нежный, как журчание весенних ручейков, что проснулись от долгого сна. Все девушки слушали простую, но по-своему прекрасную песенку, совершенно позабыв о своих проблемах, усталости, теле, что ныло от трудной работы. Мысли улетали к чему-то приятному: дому, семье, любимому. Под такой голос не хотелось думать о печали. Даже Харада мягко улыбалась, вспоминая своих непоседливых внуков. А Хотэру гордо взирала на свою подругу, радуясь за такой прекрасный талант — один из многих, которыми обладала Касуми.       Сэйери закончила петь. Повисло небольшое молчание, но потом тишину разорвали хлопки — медленные, то ли издевательские, то ли просто безэмоциональные, прозвучавшие только из вежливости. Тайра испуганно обернулась в сторону звука, увидев за своей спиной главу клана Кучики.       — У нас какой-то праздник? — спросил он, не сводя глаз с притихшей и застывшей в изумлении Касуми, что сидела у его ног.       Там, где ей и место.       Впрочем, обращался мужчина к управляющей своего поместья.       Исикава поднялась на ноги и поклонилась господину. За ней повторили и все девушки. Самой последней поспешно встала всё ещё немного ошарашенная внезапным появлением Бьякуи Касуми — она не понимала, как брат и сестра Кучики так хорошо скрывают своё присутствие.        «И вправду что ли я такая слабая?» — подумалось ей, пока девушка склонялась в поклоне.       — Извините, господин Кучики, я не знала, что Вы вернётесь сегодня. У нас просто дружеский вечер — отдыхаем, после тяжёлого месяца.       — Что ж… отдыхайте. Ваш рабочий день окончен. Но моя личная служанка… — Бьякуя привлёк внимание Касуми только этими словами — она вскинула на него вопросительно-удивлённый взгляд, натыкаясь на леденящий холод, что скрывал истинные чувства мужчины, — …перестаёт работать тогда, когда этого пожелаю я.       Тайра не сразу поняла, что это приказ идти и служить до потери пульса. Она так устала за сегодня на кухне, что ноги еле держали девушку. Но, сделав над собой особенное усилие, Касуми снова склонилась и выразила готовность делать всё, что только потребует Бьякуя.       — Идём, — только и бросил мужчина, выходя из комнаты.       Тайра поспешила следом, переглядываясь с подругой — Исикава выглядела чуть встревоженной.       Тишину ночи пронизывал стрекот цикад, тихие всплески воды и шелест листвы. Мост на реке освещала луна, делая это место таинственным и завораживающим. Касуми во все глаза смотрела на блики, перемигивающиеся на зеркальной глади внизу, где отражались мириады звёзд тёмного места.       Бьякуя внимательно наблюдал за восхищённым выражением лица девушки, пытаясь понять её мысли и мотивы. Сейчас на ней не было вуали — лишь макияж скрывал истинную красоту лица. Уродин в служанки поместья Кучики не набирали, даже если потом они должны были прятать лица, чтобы не выделяться среди друг друга и не привлекать особое внимание гостей клана.       — Я всё не мог взять в толк, что меня в тебе напрягает, — вдруг произнёс капитан, привлекая к себе вопросительно-испуганный взгляд служанки. — Но теперь понимаю. Ты скрываешь свою реацу. И очень хорошо, но не достаточно, чтобы я её не прочёл.       У Тайры на миг расширились глаза. Преподаватели с детства твердили леди о её таланте к управлению собственной силой. А наставник Кьёраку лично учил девушку искусству сокрытия и даже хвалил подопечную.       «Насколько силён и искусен господин Кучики, что так быстро раскрыл меня?» — задалась вопросом Касуми и улыбнулась мужчине.       — Ну да, — лепетала перекрашенная светловласка в противовес тяжёлому тону голоса капитана Готея. — Не хочу причинять неудобство другим. Наставник говорил, — пришлось использовать глагол в прошедшем времени, чтобы не вызвать подозрения, — что у меня сильное давление, если его не контролировать.        — Почему ты не обучаешься на синигами? — задал следующий вопрос Бьякуя тоном не позволяющим откликнуться ложью или увильнут от ответа.       Тайра пристыжено поджала губы, не зная, говорить правду или нет.       — Я просто… боли боюсь. Очень сильно, — ответила она, почесав щёку и слегка улыбнувшись, будто извиняючись.       — Вот как?       Вдруг Касуми почувствовала, что её резко схватили запястье, а точнее — кожу на нём, и сильно ущипнули. Звонко взвизгнув от неприятных ощущений, она отскочила назад, обиженно глядя на Бьякую и прижимая к груди пострадавшую конечность, будто мужчина снова захочет причинить ей боль.       — За что?! — в голосе звучала злоба и горечь, а в чёрных глазах скопились слезинки.       Кучики следил за выражением побледневшего под макияжем лица служанки, после чего удовлетворено хмыкнул.       — Не соврала.       — Вы что?! — взбеленилась Касуми, размахивая руками. — Совсем с ума сошли?! Конечно, я не соврала!!! Кретин!!!       У Бьякуя от удивления даже глаза расширились. Касуми прикусила язык слишком поздно, но ядовитые слова уже сорвались с её губ. От этого девушка лишь горящим своим взглядом столкнулась с леденящим взглядом Кучики, не собираясь просить прощения.       Секунда молчания окончилась ужасным ощущением, будто на тело сбросили монолит в несколько тонн. Перед глазами Тайры всё поплыло и потемнело, однако от фигуры мужчины напротив стали исходить красочные потоки белоснежной духовной силы. Выпущенная устрашающая реацу давило Касуми вниз — девушка устояла на ногах только несколько секунд, после чего рухнула на коленки, а затем — на четвереньки, тяжело дыша, почти задыхаясь. Бьякуя холодно сверху-вниз взирал на мучавшуюся девушку, и только после нескольких долгих минут пыток скрыл духовную силу.       Касуми шумно втянула воздух — кислород обжёг лёгкие, которые возмущались из-за того, что долго не могли нормально функционировать. Девушка с силой сжала ткань ханьфу на груди, напротив болезненно тянущего органа, и подняла глаза, полные вражды и страха.       — Запомни своё место, маленькая идиотка, — колко и сентенциозно проговорил Бьякуя тем тоном, что убивает всякую надежду и мечты. Мужчина сыграл на расшифровке ненастоящего имени Касуми, превращая ласковое прозвище в оскорбление. — Оно здесь — под моими ногами. Рождённый ползать никогда не будет летать. Твой удел — копошиться в земле и завистливо смотреть на полёт птиц.       Касуми искривила лицо. Её заветным желанием всегда было обладать крыльями. Крылья, что могли дать ей свободу, помочь вырваться из этих оков быта леди нелюбимой семьи. Крылья, что подняли бы её к небесам и унесли от боли и страданий далеко-далеко…       «Кажется, я ошиблась. Господин Кучики ещё более жестокий человек, чем мне показалось в прошлую встречу»       Выражение служанки стало таким печальным и, казалось, разочарованным, что это даже заставило задуматься Бьякую о правильности своих действий. Девушка, всё ещё сидя на коленях, низко склонила голову, не выпуская зажатую в руке ткань ворота.       — Как скажите, господин Кучики, — её голос больше не звучал беззаботно и радостно. — Копошиться и смотреть — мой удел.       Касуми поднялась и нарочито медленно и подобострастный поклонилась.       — Я могу идти? Или Вы ещё не исчерпали свой запас оскорблений. В этом случае я могу выслушать их завтра. Прошу прощения за дерзость, но сегодня я очень устала.       Бьякуя только махнул рукой, отворотившись, позволяя девушке идти. Тайра поклонилась ещё раз и молча ушла.       Были бы у девушки глаза на затылке, она смогла бы разглядеть взгляд, что прожигал хрупкую спину. Бьякуя смотрел пристально, может, немного раскаявшись. И совсем чуть-чуть заинтересованно.       Да… Совсем чуть-чуть.