Затмение

      Время тянулось бесконечно долго, где-то незаметно шуршала вышколенная прислуга, а за окном сгущались сумерки. Он сжал кулаки, с надеждой прислушиваясь, не послышатся ли шаги Элинор. Где-то в глубине дома страдала от жара и боли невинная голубка, которую следовало беречь от жестокости это мира, но, увы, ей пришлось испить горькую чашу предательства и унижения. Полковник стиснул зубы. Уиллоуби! Человек, не способный ценить любовь столь чистого создания, не достоин жить. В истории с младшей Элизой полковник был склонен винить в первую очередь себя. Он слишком избаловал девочку, из-за чего та выросла беспечной кокеткой, которая легко поддавалась своим чувствам и не смогла устоять перед обаянием этого лощëного дэнди.       В этой Элизе было мало от той, другой: нежной и ранимой, ещё одной голубки с добрым сердцем, которую только и делали, что предавали. Сначала он сам, когда покорился родителям и отправился в Ост-Индию, затем тот негодяй-обольститель. Он вспомнил Элизу последних дней, измождëнную родами, похудевшую до нездоровой прозрачности, с алыми от крови губами. Тогда полковник, презрев увещевания врачей, сам старался ухаживать за ней, он видел, как болезнь разрушила её красоту, но для него она всё ещё была той светлой девочкой, которая оказалась слишком слаба для жестокой судьбы. Её дочь он не любил, но жалел, и в память о матери старался обеспечить всем. Сейчас младшая Элиза готовилась произвести на свет еще одно, как и она сама, незаконнорождённое дитя. Она рыдала и на коленях умоляла её простить, а ещё просила не трогать своего любовника.       — Прошу вас… полковник Брэндон, сэр… он не виноват, — она приложила платок ко рту, отчего её речь становилась малопонятной. — Пощадите его.       И он согласился, лишь бы унять эту бурю. Впервые за много лет полковник обнял глупенькую, а она, судорожно рыдая в его сюртук, обещала, что больше не доставит хлопот. Брэндон не знал, как поступить с будущим ребёнком, отдать ли его на воспитание или позволить Элизе самостоятельно растить его. Полковник очень надеялся, что родится мальчик, в будущем он мог бы стать солдатом и в бою добыть себе имя и состояние, невзирая на клеймо незаконнорождённого. С девочкой же могла повториться история её матери и бабушки — в этом мире слишком много Уиллоуби.       Мимо прошла горничная, он хотел было задать ей вопрос о том, как себя чувствует мисс Дэшвуд, но сдержался. Скоро должна была показаться Элинор. На редкость здравомыслящая девушка, чувствовалась в ней за внешней мягкостью манер некоторая почти мужская твёрдость характера. Полковник уважал её, хотя и не сказать чтобы одобрял то, как она третировала младшую сестру. Приличия — это хорошо, приличия удерживают жизнь от хаоса, но они же изгоняют из человека все живое. А Марианна была сама жизнь и радость! Но почему была? Он резко подошел к столу и тяжело, обеими руками оперся на край столешницы. Всё будет хорошо, гнилостная лихорадка — не самая смертельная болезнь, благо не чахотка. Вновь вспомнилась кровавая пена, пузырящаяся на тонких губах старшей Элизы. Полковник закрыл глаза; если бы он мог, то молился бы, но Бог его покинул давно. Может быть, в тот вечер, когда отец в ультимативной форме потребовал его забыть об Элизе и стать военным. А может быть, он стал безбожником под жарким индийским солнцем, когда видел великолепные белоснежные дворцы и тощих смуглых детей, пьющих из лужи. Как военный, он выполнял приказы безукоризненно, как человек — всë больше удалялся от Бога. Окончательный разрыв произошел со смертью Элизы.       Часы пробили четыре, он выпрямился и вновь подошел к двери. Всё, что ему оставалось — это ждать. Марианна поразила его воображение и сердце сразу. Сначала он был очарован звуками её голоса, такого чарующе-женского, мягкого, ей не всегда удавалось брать чисто высокие ноты, но само пение было наполнено неизъяснимой прелестью. Он помнил, как на онемевших, будто ватных ногах прошел в гостиную, откуда лилось дивное пение и звуки фортепиано. За инструментом сидела девушка, с великолепными рыжевато-золотистыми волосами, на её щеках цвëл румянец удовольствия, она вся отдавалась музыке. Он заметил черную кружевную косынку на плечах, длинную шею, гармоничные черты лица, прекрасные глаза. Но даже не её красота поразила его так живо, а сходство с юной Элизой. От девушки за фортепиано словно исходил мягкий смугловатый свет, подобное же он замечал в юности и за своей единственной любовью. Вышло глупо, его интерес всем бросился в глаза: и назойливому Мидлтону, и его несносной тёще, сама Элинор, оглянувшись, увидела застывшего в дверях мужчину. С подачи миссис Дженнингс стали ходить слухи о влюбленности полковника, да он и сам вёл себя несвойственным образом. Старался чаще бывать у Мидлтонов, куда не без умысла звали сестер Дэшвуд, дарил Марианне цветы и даже жаловался ей на боль в плече в нелепой надежде, что это её растрогает. Но Брэндон ясно видел — у него нет шансов, он был попросту недостоин такой девушки, как она. Вот почему ни разу полковник не осмелился заговорить о своих чувствах, даже с Элинор они избегали говорить о них прямо.       Перед его глазами развëртывалась история влюбленности Марианны в Уиллоуби, но полковник не ревновал: его чувства были выше ревности, он был даже готов с радостью покориться судьбе, если бы этот мальчишка мог сделать её счастливой. Даже историю с Элизой-младшей полковник был готов всячески скрывать от сестёр Дэшвуд, если бы Уиллоуби хотя бы раз в жизни поступил благородно. Но низменная натура этого человека не позволила ему покориться любви, в итоге произошел некрасивый разрыв, который больно уязвил гордость Марианны. Её поход через ледяной дождь напомнил Брэндону безнадëжную атаку небольшого отряда на превосходящего его силами врага, то есть был подобен самоубийству. Принеся её тогда на руках в дом Палмера, полковник впервые пожалел, что не верит в Бога. Искренняя молитва ему бы помогла. Стремительная болезнь девушки, её пребывание между жизнью и смертью наполняло его отчаянием.       Полковник закрыл лицо руками. Как можно было довести до такого эту невинную душу? Не будь Уиллоуби таким трусом, не пришлось бы несчастной Марианне так страдать. Он ещё молод и полагает, что разврат и алчность делают его ловким человеком, знающим жизнь. Но главного этот щёголь так и не понял: ему был дан шанс быть любимым девушкой редкой душевной чистоты, и он его отбросил, как ненужную вещь. Брэндон знал, к чему приводит малодушие, он прожил достаточно долго, чтобы сделать определëнные выводы: такие шансы даются только раз в жизни. Полковник потёр лоб. Чувство опустошения не пропадало: ему хотелось кричать, молиться или гнать своего коня во весь опор, лишь бы избавиться от гнетущего ожидания. Но тут дверь отворилась, и на пороге показалась очень бледная Элинор. Его сердце пропустило удар, но к счастью, старшая сестра Марианны лишь попросила привезти к ним миссис Дэшвуд. Полковник с готовностью почти бегом покинул этот дом. Если Марианне для выздоровления требуется присутствие матери, то он его обеспечит. На выезде из поместья Палмеров полковник разминулся с каким-то всадником, который на бешеной скорости мчался в сторону, из которой ехал Брэндон. Стараясь не думать о том, кто бы это мог быть, полковник пришпорил коня. Совсем стемнело, но это было неважно —дорогу он помнил хорошо.