Безнадежность

      Граф де Морсер утёр струящийся по лбу пот рукавом своего дорогого сюртука, забыв напрочь о тонком батистовом платке, который мирно покоился во внутреннем кармане. В эту минуту его жизнь — это выстроенное трудами и кровью здание житейского благополучия — , грозило рухнуть. Он видел как они уходили: мать и сын, оба прекрасные и гордые. В их роду все были гордецами, все, кроме него. Фернан вцепился белыми зубами в смуглую кожу на тыльной стороне ладони. Нет! Всё кончено! Те, ради кого он творил зло, убивал и предавал, сейчас в эту самую минуту с сухими глазами садились в экипаж. Его же ждало бесчестие и тюрьма. Да плевать он хотел на это. Пусть ему пришлось бы пройти сквозь те кровавые пытки, которыми славились турки или китайцы. Пусть его закрыли бы до конца жизни в гнилостной сырости, превосходящей ту, что царила в замке Иф. Всё это не страшило бы Фернана, знай он, что жена и сын остались на его стороне. Ведь любят же убийц, насильников и сумасшедших! Любую подлость в дорогом человеке способно простить любящее сердце. Как знать, будь на месте Мерседес другая, она смогла бы убедить сына не отрекаться от отца. Они бы как настоящая семья прошли бесчестие и человеческую злобу, и он бы умер, зная, что любим.       Фернан отнял окровавленную ладонь ото рта. Он выпрямился, черные глаза сверкнули былым огнем. Что же, пора вспомнить, каково это — быть одним из рода Монтего. Упрямые рыбаки, их невозможно было согнуть — только сломать. Словно морская вода и воздух выдубили их душу, напитали солью и твердостью ядро душевной нежности. Он никогда не слышал, чтобы мать или отец жаловались, чтобы они проявляли слабость, когда в доме не оставалось еды и денег. В такие дни мать всё равно топила очаг и ставила на огонь пустой котёл в котором варила воду с щепоткой соли. Этот суп они все ели с особой любовью, гордость выпрямляла натруженные спины и возвращала жажду жить. После отец выходил в море и обязательно возвращался с хорошим уловом; Фернан был мал, но он уже знал, что если тому не удастся наловить достаточно рыбы, он попросту утопился бы. Однажды рыбак Энрике Монтего не вернулся домой, его жена устроила скромные похороны и заказала в церкви службу. Вдове соседи помогли приобрести новую лодку и раздобыть снасти. Полгода они с Фернаном выходили в море, чтобы расплатиться с долгами. Тяжелый неженский труд подорвал здоровье матери, и мальчик двенадцати лет от роду остался сиротой. Его приютила тётя, тоже вдова, которая жила с единственной дочерью ещё скромнее, чем они с матерью.       В первый вечер своего сиротства Фернан лежал, отвернувшись к стене, когда к нему на край жесткой постели села маленькая Мерседес. Она была ребёнком, и не знала, как утешить другое человеческое существо, раздавленное столь непосильным горем. Девочка дернула его за плечо, и когда он нехотя обернулся, протянула ему своё единственное сокровище — розоватую раковину. Мальчик отрицательно помотал головой, тогда Мерседес очень серьёзно посмотрела на него и поцеловала в лоб. Может быть, она повторяла за кем-то из женщин, которые одаривали такой лаской своих сыновей, но намерения у неё были самые добрые. А Фернан с этого самого вечера похоронил семейную гордость, бросив свою жизнь под ноги красивой девочки с серьезными большими глазами.       Умирая, тётя благословила их брак с Мерседес, но своевольная девушка, которой в ту пору исполнилось пятнадцать лет, отказалась выходить за него замуж.       — Я люблю тебя как брата, — ответила она на его горячие мольбы. — Я не смогу быть тебе хорошей женой.       А спустя три года она повстречала этого хлыща Эдмона Дантеса. Мерседес не умела любить понарошку, как это часто делали девушки в том же возрасте, её любовь была глубока и неистово, как море. Она не стыдилась дарить своему любимому поцелуи и с гордостью носила те безделушки, которыми он её одаривал. Фернан был уничтожен, он пытался уговорить её одуматься, вновь взывал к памяти покойной тетушки — сестры отца. Но Мерседес оставалась непреклонной, напротив, — она заставила его поклясться, что он не навредит Дантесу. Фернан пообещал, стиснув зубы; если бы не удачная выдумка Данглара, он бы бросился с обрыва в тот самый день, когда она пошла бы под венец с наглым мальчишкой! Но всё получилось, Дантеса забрали прямо с помолвки, увели как последнего вора. Фернан никогда не жалел о содеянном: если понадобилось, он бы вновь и вновь поступал так же, бессчётное число раз поднимая смятый лист с доносом. Мерседес была убита горем, она даже ходила просить королевского прокурора отпустить Дантеса, но всё напрасно. Когда Фернана забрали в солдаты, она провожала его такая потерянная, немного растрепанная, но плечи были расплавлены, семейная гордость не позволяла согнуть их. На прощание он припал губами к её холодным устам, но не получил желаемого отклика: девушка, видимо пожалев его, не стала грубо отталкивать, просто мягко отстранилась и покачала головой.       — Брат мой, — сказала она, привязывая ранец к плечам каталанца, — единственный друг мой, береги себя, не оставляй меня одну на этом свете, где я проливаю слезы и где у меня нет никого, кроме тебя.

***

      Фернан с горя подумал, что в её словах, несмотря на холодность поцелуя, таилась надежда. И он с яростью отдался службе. Всегда собранный, быстро соображающий и не ведающий сомнений Фернан понравился начальству, спустя год безупречной службы он получил увольнительную, чтобы навестить родные края. В солдатской сумке он вёз подарки для Мерседес: среди них жемчужное колье, которое удалось утащить из дома опознанных бонапартистов. Пока остальные избивали хозяина дома, а другие были заняты грабежом и насилием, Фернана привлекло внимание брошенное на мягкий турецкий ковёр колье. Он проворно поднял его и спрятал за пазухой, всё остальное время успешно скрывая своё сокровище от товарищей по службе и начальства. Розоватый жемчуг напоминал ту самую раковину, которую принесла ему в утешение маленькая Мерседес.       Но возвращение в Каталаны выдалось невеселым, рыбаки его узнали и бурно приветствовали, хотя он стремился от всех отделаться, чтобы поскорее увидеть её. Мерседес поразила его своей невероятной худобой, видно было, что она недоедает: остро выпирали ключицы, под большими глазами залегли глубокие тени. Они слабо улыбнулась ему, а когда он с криком бросился к ней, чтобы заключить в объятия, упрямо покачала головой. Фернан остановился, опасаясь, что если прикоснётся к ней, то она может не выдержать и рассыплется мелким песком.       — Как ты могла себя довести до такого? — вопрошал он с болью, рассматривая хрупкую как тень Мерседес.       Девушка будто не слышала вопроса, только посмотрела на него печально.       — Отец Эдмона умер три месяца назад, — она устало опустилась на кровать и села, приобняв себя за плечи. — Бедный старик, он до последнего звал сына, — девушка посмотрела в сторону. — Я столько раз хотела сброситься со скалы, но меня поддерживала вера и надежда, что Эдмон вернётся.       Фернан издал сдавленное рычание.       — Твой жених, наверное, мёртв, — произнёс он, встав напротив неё. — Его отец тоже умер, ты ничем не обязана ему, вас даже не повенчали!       — Ты сердит, — она поднялась и подойдя к кузену посмотрела на него снизу вверх. — Эдмон жив, а если нет, то и мне жить не стоит. Я не могу наложить на себя руки, но я могу уйти в монастырь и до конца жизни молиться за него. Фернан мучительно застонал, схватил её за руку и стиснул, Мерседес поморщилась.       — Ты живая, и я живой, — говорил он с горящими глазами. — Ты ведь помнишь слова своей матери? Выходи за меня замуж, и мы уедем из Каталан, уедем из Марселя и больше никогда сюда не вернёмся.       Мерседес посмотрела на него с невыразимой грустью, затем с нежностью погладила кузена по небритой щеке и тихо произнесла в ответ:       — Нет, я не могу быть ничьей женой, кроме Эдмона.       Фернан отпустил её руку и несколько мгновений смотрел на девушку расширенными от ужаса глазами. Он видел, что потерял её, навсегда — Мерседес скорее даст себе умереть с голоду, чем захочет предать память о женихе. Затем, в отчаянной попытке выторговать себе новый шанс, он достал из ножен кинжал — ещё один трофей — и приложил острое лезвие к горлу. Мерседес вскрикнула и всплеснула руками, от Фернана не укрылся её испуг.       — Я клянусь тебе прахом моих родителей, что без сомнения перережу себе глотку, — произнёс он горячим шепотом. — Ты должна выйти за меня замуж, иначе мне не жить, я слов на ветер не бросаю.       Его решительность испугала её, Мерседес отчаянно вцепилась в его руку.       — Прошу тебя, Фернан, — на глазах показались слёзы. — За тебя любая девушка пойдёт с радостью, ты сильный, красивый, не заставляй меня!       — Мне нужна ты, — он нажал на кинжал, и тот слегка укусил его, по шее потекла тёплая струйка крови.       Мерседес, ослабевшая и подавленная происходящим, тщетно пыталась отвести его руку с кинжалом от горла. Наконец, почувствовав, что она проигрывает, девушка, рыжая, осела на пол.       — Я согласна, — произнесла она, вскидывая заплаканное лицо. — Я не выдержу ещё одной смерти.       Он отшвырнул кинжал и, подхватив её на руки, отнёс к кровати, но когда его горячие губы принялись лихорадочно целовать прекрасную смуглую шейку, она нашла в себе силы для сопротивления.       — Не сейчас, Фернан! — раздался сиплый от слёз голос.       Он отступил; только на следующий же день их обвенчали в местной церкви, а через три дня Мерседес дала себя увезти. Она старалась быть хорошей женой, но в моменты супружеской близости неизменно плотно закрывала глаза — только так она могла отвечать на поцелуи и ласки. Вскоре Фернану показалось, что их в постели не двое, что призрак ненавистного Дантеса проник на брачное ложе. Очень быстро стало понятно, кому Мерседес дарила вздохи удовольствия, она никогда не называла имени, но Фернан знал. Когда она забеременела, он был счастлив, надеясь, что совместный ребенок точно изгонит проклятого капитана из мыслей Мерседес.       Сам же Фернан грезил богатством, не для себя. Ему не много было нужно, но Мерседес и ребенок были достойны лучшего. И тогда он совершил предательство паши, за которое получил столь щедрое вознаграждение. Если бы его спросили, смог бы он повторить предательство, то Фернан, ни минуты не сомневаясь, ответил бы утвердительно. Это нужно было для Мерседес и маленького Альбера. Поэтому предательство паши Али Тебелина было делом неизбежным, хотя и не самым приятным. Мечта Фернана стала явью, он ценой своей гордости и чести сделал из супруги даму, а из сына рыбака — юного графа де Морсер.       И жизнь потекла мирно, они с Мерседес души не чаяли в Альбере, сын сделал их по-настоящему близкими, и порой Фернану удавалось изгнать из собственной спальни призрак молодого капитана. Но вот прошло время, и Эдмон Дантес вернулся. Вернулся, чтобы разрушить всё, забрать у Фернана счастье, добытое кровью и предательством. Он жаждал мести, этот негодяй, и получил её сполна. Граф де Морсер старался не думать о том, соединятся ли Дантес и Мерседес — он был уверен, что нет. Фернан открыл шкатулку и достал пистолет.

***

      Мерседес и Альбер сидели рядом; как только лошади тронулись, до них донесся звук пистолетного выстрела. Юноша вздрогнул, но мать сильнее сжала его руку, её взгляд был устремлен вперед. Альбер не стал останавливать экипаж — и так было понятно, что он обнаружит в кабинете отца. По щекам молодого человека скатились слёзы, но мать, прямая и непримиримая, словно не замечала их. Мерседес вспомнила тот вечер, когда убитый горем Фернан лежал на кровати лицом к стене и она хотела подарить ему розовую раковину. Им следовало остаться детьми, невинными и добрыми, он не сотворил бы всех этих злодеяний, увлеченный её проклятой красотой. Мерседес было жаль Фернана, но семейная гордость не позволяла показать это. Она будет продолжать идти по жизни с высоко поднятой головой — такова её доля.