Кафе "Одноглазый валет"

Кафе на центральной площади маленького городка было его неофициальным, но узнаваемым символом. По крайней мере, по мнению жителей. Если для туристов это было лишь место, где можно поесть перед экскурсией, сфотографироваться и отдохнуть, наслаждаясь видом старинной площади и темного векового леса, окружавшего городок, то местные воспринимали "Одноглазый валет" как место встреч, как пересечение дорог всех тех, кто так или иначе был связан с Клыково. Там, где туристы могли рассмотреть лишь каменную кладку да резной декор, местные видели душу города, его сердце, где все сходилось воедино, где заклятые враги могли разойтись без драки и кровопролития, где сильнейшие из Первородных подчинялись признанному хозяину этого места - волкодлаку, чьих магических сил не хватило бы даже для короткой трансформации. "Одноглазый валет" был островом мира и спокойствия в бесконечном противостоянии Зодиака с драконом для всех тех, кто волей случая оказался к нему причастен. От мыслей Тараса Стахеева отвлек низкий голос Устиньи: - В долг мне, сынок, обед мой запиши. Кошелек с собой взять забыла, вечером занесу. Тарас кивнул, спокойно улыбаясь. - Заноси, Устинья. Сама знаешь, здесь буду. Сатановская улыбнулась. Нехорошо, дико, как, пожалуй, только она во всем городе и умела. Местные привыкли и не реагировали, туристы же пугались и спешили уйти. Тарас знал, зла на него Устинья не держит. По-другому она просто не умеет. Разучилась улыбаться, двоих детей похоронив да реками кровавыми, что текли по Клыково тогда быстрее, чем лесные ручьи весной раннею, умывшись. Свела боль с лица ее красоту точеную, кровью детей ее смыла с волос черных, как крыло воронье, темный цвет, обелила пряди густые, усыпала морщинами кожу. Свет и разум из глаз ее карих вывела, пробудив тягу к пророчествам. Не знал бы Тарас, что она алабастр в пятом колене, посчитал бы ее темным оракулом. Вихрастый рыжий мальчишка, явно не местный (Тарас видел его впервые), подошедший к барной стойке, тихо фыркнул. Устинья резко развернулась, подняла голову, вперилась в туриста мрачным взглядом выразительных темных глаз, в которых, как казалось иногда Тарасу, плескались еще отблески безумного пламени пробуждающегося дракона. - Чего смеешься?, - процедила она сквозь зубы, вцепившись пареньку в рукав. - Вы все смеетесь сначала, улыбаетесь, веселитесь, потом ножи в руки берете и сердца чужие вырезаете, чтобы время былое вернуть. Потом кровь по улицам рекой пускаете, пламенем жжете, безумные. Но все не вечно: кровь высохнет, дождями смоется, огонь погаснет, пепел ветер по полю разнесет. Ничто не вечно... Зато циклично. Все сначала начнётся, да по-новому повернется, но к огню все равно придет... Беги, пока можешь... Отпустив руку оцепеневшего парня, Устинья фамильярно похлопала его по плечу и медленно пошла к выходу. - Вы чего-то хотели, молодой человек? - разрывая неловкую тишину, воцарившуюся после хлопка двери, спросил Тарас, наклоняясь ближе, к замершему, будто язык проглотившему, мальчишке. - Сумасшедшая, - пробормотал паренек, тряхнув головой. - Да, я заказ хотел сделать... Странные у вас тут жители, конечно... Тарас широко улыбнулся: - Не переживайте вы так, Устинья вполне безобидна. Она не совсем в себе, но, поверьте, вреда она вам не причинит. Что касается заказа, могу порекомендовать вам пирог с мясом... Принимая из рук Стахеева еду, парень вдруг бросил: - Вы же понимаете, что она вам ничего не вернет? Тарас усмехнулся и покачал головой. - Вернет. Уж что-что, а долги свои Устинья помнит. Всегда расплачивается. Даже слишком хорошо помнит. Спустя годы, платить за боль свою и смерть детей своих готова. Лучше бы забывала. Глядишь, спокойнее ей жилось бы. Радовало лишь то, что Сатановская не была пророком. Тарасу хотелось верить, что повторения не будет, что круг разорвется. Но он слишком хорошо знал и Зодиак, и Дракона, чтобы понимать - никто из них не отступит.