Всё и ничего

Голова лежит на жёсткой коре дерева, пальцы переплетены на груди — ты почти уверен, что ты в раю. Могло быть и получше, конечно. Ты, правда, не считаешь, что тебя это волнует. Отсюда можно наблюдать и чувствовать. Чего ещё желать? Этот воздух, это небо, этот момент (ты знаешь о времени всё, протанцевав сквозь множество воспоминаний и солидное количество вариантов будущего) твои любимые. Потому что у подножия холма ты видишь его. Он выглядит уставшим, даже в очках, и тебе хочется смеяться. Ты так хорошо его знаешь — и теперь тоже. Ты едва не начал переживать, что после его смерти что-то со временем позабудется. Но, как уже говорилось, — ты знаешь о времени всё. Если начистоту, ты готов признать, возможно (не точно, но возможно!) хотел бы кое-что забыть. Пару раз, ночами, когда становилось одиноко, и ты терялся в собственных мыслях. Тебе не хватало… не хватает множества мелочей. Ты хочешь поговорить с ним, коснуться, просто обнять — и ты уже столько раз думал об этом, что начал съезжать с катушек. Это — твоё любимое место, чтобы скоротать минутку. Хотя последнее время «минутка» растянулась во множество минуток, а потом — в часы. Но тебе есть, о чём поразмышлять, и достаточно часов с минутами для истребления. Понял бы он? Ты не уверен, и, возможно, это к лучшему. Здравый смысл не даёт тебе спуститься вниз и вмешаться в собственное прошлое. По-крайней мере, сейчас. Ты не уверен, есть ли тебе вообще дело до временных петель и прочего дерьма. Ты ведь даже не знаешь, было ли это: тебя завораживает то, как он сидит здесь один, в полном молчании. Ты всегда полагал, он посещает качалку или занимается неебическим количеством рандомных подработок, как было всегда — ну, или как тебе казалось. Твоё прошлое «я», должно быть, в школе, либо просто где-то болтается. Ты этому даже рад. Пиздец как устал от себя. Прямо бодрит — разок побыть Дэйв-фри. Он здесь в полном одиночестве. Не с тобой. Ни с кем-то ещё. И тебя как-то мутит от этого. Он может сидеть один, сколько вздумается, но ты почти чувствуешь, как множится у него внутри всё, что его мучает. Как же ты никогда не замечал этого раньше? Господи, ты был маленьким избалованным эгоистичным куском дерьма. Нужно подняться. Ничего так идея, прямо даже хорошая, надо бы осуществить, не плохую-то. Ты встаёшь. Ты просто встал с места, не так ли? Тебе нравится ветерок, даже когда Эгберта поблизости нет. Просто постоять. Ага. Ну и где твоё хвалёное уважение к временным фокусам? Ты делаешь первый шаг ещё до того, как осознаёшь, что стоит, а что не стоит проделывать. Шаг за шагом превращаются в медленный бег, и склон холма остаётся позади. Скамейка приближается; ты замедляешься только когда чужие плечи напрягаются — знакомый признак. Ты знаешь: он слышал, однако, к твоей чести, ты не пытался остаться незамеченным. Даже если бы попытался — кажется, он всё равно бы услышал. Он же Бро. Он такой. Ты слегка удивлён, когда на секунду твой слух оглушает тяжёлый стук, доносящийся из твоей собственной грудной клетки. Сердце просто неприлично колотится, а рассудок костерит тебя на все лады. Рассудок утверждает — это ужасная идея, но тебе всё равно, рациональность может идти лесом. Допустим, тебе пофиг. Правда, блин, пофиг. Что не пофиг — так это он. Его руки. Его улыбка. Всё в нём всегда будет взывать к тебе — и вот оно — на метафорическом блюдечке с золотой каёмочкой, прикинувшемся скамейкой в парке. Ты киваешь своим мыслям, забив на то, каким психом, вероятно, должен казаться, и садишься, но не можешь заставить себя взглянуть на него. От того, что вы так близко, твой разум застилает кровавая муть, и тебе приходится медленно вдохнуть и выдохнуть, чтобы согнать с груди навалившуюся тяжесть. Блядь, даже просто сидеть рядом — уже слишком. Он молчит, и ты против воли издаешь вымученный смешок. «Вымученный» — иначе не назовёшь — хриплый и прерывистый. Бро наверняка удивляется, какого чёрта с тобой не так, что ты издаёшь подобные звуки. Даже глаза начинаются слезиться, пальцы впиваются в ткань штанов. Так тупо. Он молчит — и это как бы ожидаемо, но когда на твоё плечо ложится рука, ты понимаешь вдруг, что он пытается сказать. Вероятно, он не знает механизма, но догадывается, кто ты. Походу, не надо быть гением, чтобы сложить два и два, даже если это эти два и два — довольно нереальные. — Почему ты сидишь здесь?.. — голос срывается, в горле пересохло и от этого слова получаются как бы надтреснутые и сухие, но плевать. Тоже неважно. Это всего лишь интонация, всего лишь фраза, всего лишь грёбаная солёная вода, от которой у тебя склеивается рот. — Хочется. Ты чувствуешь, что улыбаешься против воли, киваешь. — Это было оч конкретно, поверить не могу во всю эту содержательность, чувак. Так всеобъемлюще. Он притягивает тебя ближе, согласно хмыкает в ответ, и с его губ срывается дрожащий выдох. — Знаю, ты не… Рука в перчатке ложится на твой рот, и Бро качает головой. Его губы вытянуты в тонкую линию, ты почти слышишь, как он решает про себя, хорошая ему в голову пришла идея или плохая. Вот бедняга, ты и сам не уверен, но склоняешься к «плохой». Которая «правда, блин, пофиг». Но так ты решил бы, да... да без разницы. — Не надо, — просит он, пожимает плечами. — Не имеет значения. Просто скажи, что тебе нужно. Коротко и по существу — ты и представить не мог, как тебе этого не хватало. Раньше тебя сводила с ума подобная манера, ты всё думал, почему он отвечает только «да» и «нет», или выплёвывает сердитые фразы, стараясь уложиться в наименьшее возможное число слогов. Ты чаще всего улавливал и ту часть информации, которая содержалась в приподнятых бровях и безэмоциональном взгляде, но тебе хотелось слышать его голос, знать, что он думает о тебе достаточно, чтобы сказать об этом. Ну вот. Теперь у тебя точно все лицо в чёртовой воде, потому что на миг он замирает. Очки сползают с его носа ровно на столько, что ты успеваешь увидеть, как светлые глаза за стеклами расширяются от удивления — а ещё через секунду он обнимает тебя, и ты утыкаешься лицом ему в шею. Боже, он пахнет чистым бельём и солнцем, и потом, и совсем чуть-чуть — табаком от случайной сигареты — и это блядское совершенство. Это всё, чего ты, блин, когда-либо хотел и всё, чего у тебя больше не будет. Ты упустил свой шанс. Облажался. Не смог защитить его, а вот он — снова спасает тебя, просто поглаживая по спине, как всегда. — Люблю тебя, — выдавливаешь ты из себя. «Прости», должно быть, тоже прозвучало, ты не уверен. Грудь разрывает, горло горит, плечи трясутся против воли — ты рыдаешь у него на плече и хочешь пропитаться этим ощущением насквозь. Ты слышишь, как он вздыхает, его руки медлят, ложатся посередине спины, точно им предназначено быть там — и, на краткий миг, ты чувствуешь, как его губы касаются твоей щеки. Как-то неловко. Очевидно же, ты совсем этого не ждал. Никогда не мог предсказать его следующий шаг — и вот он снова тебя опередил. — Я тоже люблю тебя, братишка. И всегда буду.