Мы останемся на старой кинопленке: Side B

— Я люблю вас, — говорит мужчина, делая широкий шаг вперед. Я резко отворачиваюсь, шурша подолом платья, и драматично смотрю в окно. — Вы изволите шутить надо мной? Я не позволю играть с моими чувствами! — Какие игры! — мужчина становится рядом со мной и берет нежно за руку. — С любовью я серьезен. Я люблю вас и не могу этого отменить. Моё лицо поворачивается к нему, глаза так нежно смотрят в его и теряются в нефрите. По моим губам пробегает улыбка, а лицо становится мягче. Нужно сосредоточиться, но сердце быстро бьется, когда его губы касаются тыльной стороны ладони. — Прошу, повторите это, только так, будто никогда этого не говорили другим, — наигранно вздыхаю. — Даю вам моё слово, я не говорил этих слов никому, кроме матери, — мужчина делает паузу. — Я вас люблю, и это самое большое счастье, случившееся за мою жизнь. Его руки так приятно ложатся на талию, притягивают плавно к себе. Не могу устоять и не прижаться к его груди, чтобы почувствовать его дыхание и приятное тепло. Сердце мужчины колотится, где-то под моим правым ухом. Его крепкие руки находят идеальное положение, голова легко, только одним подбородком, опирается на мою. Здесь так надежно и тепло. — Стоп мотор! Снято! — кричит режиссер, и вся съемочная команда выдыхает. Раздается шум от хлопушки-нумератора. Микрофон-пушка исчезает из поля видимости, камера, подъехавшая вперед, вновь возвращается назад во тьму помещения, плохо освещенную из-за съемок в полутьме гостиной, освещенной одним камином и парой свечей в углу. — На сегодня всё! Все отлично поработали! Всем хороших выходных! В следующий раз начнем со сцены в саду, — громко оповещает всех режиссер и после нескольких прощаний уходит. За ним следует его помощник. Статисты также покидают помещение, унося за собой реквизит. Световики сматывают провода от софтбокса, укладывают их в черные сумки, не забывая, как следует зафиксировать их. — В конце ты говорила искренне, или это была твоя блестящая игра? — горячий шепот Бенедикта касается моего уха, заставляя тело покрыться мурашками. Ох уж эти его низкие ноты в голосе, заставляющие плавиться, как железо в огне. — Не уж то ты перестал различать мою актерскую игру и реальность? — я отшатнулась и посмотрела на его лицо. — Ты слишком хорошо играешь эту роль, любимая. Не грех тут спутать, — он оголил свои передние зубы, в легкой ухмылке. — Мне не нужно это слышать, чтобы знать. Мы стояли и улыбались другу, смотря в глаза наполненные любовью. Если бы не шум работников, намекающий, что пора домой, мы точно провели бы так вечность. Ему всегда шли костюмы, но больше всего этот светло-коричневый, как молодая древесина, с жилеткой, где есть карман для часов на цепочке и пиджак-смокинг. Яркий галстук подчеркивал светлый цвет его глаз, прятавшийся за непослушными кудрями цвета спелого каштана. — Может, поужинаем в ресторане? — предложила я, ощущая усталость и нежелание готовить после рабочего дня. — Как скажет моя госпожа, — он снова поцеловал мою руку, но в этот раз ему захотелось вложить в свой жест больше кокетства и страсти. Мои щеки вспыхнули, будто я действительно барышня из девятнадцатого века. — Значит, идем в ресторан. Я сейчас же попрошу менеджера найти нам место и забронировать его. Может заказать что-то на закуску? — мы медленно двинулись к своим гримерным. Бенедикт, как истинный джентльмен, помог мне с увесистым платьем, приподняв подол с одной стороны. Когда-то давно у меня были мечты сыграть даму из прошлого, которая носит платье с кринолином или турнюром, а может даже с панье, обязательно с корсетом, пышно украшенным вырезом и обязательно струящимися рукавами. Но сейчас я начинаю жалеть. В моих ребрах уже отпечатался корсет, а руки, как и всё тело, ныли от постоянного ношения подола в руках и на себе. Обычно я надеваю несколько юбок, для создания правильной формы платья, но это совершенно не практично. Ноги находятся в постоянной бане, сопровождаемые неудобной обувью. Сочувствую всем женщинам, прошедшим этот путь от рождения и до смерти, после такого их точно невозможно назвать слабым полом. Несмотря на все сложности, отражение в зеркале меня радует, особенно сейчас. Мои щеки покрыты румянцем, шея выделяется за счет забранных волос и аккуратного ожерелья из ярких камней, претендующих на замену бриллиантов. Голубое платье струится вниз, подчеркивая талию, очерчивая декольте. Рукава, как я мечтала, струятся вниз, закрывая руки полностью, с отделкой внизу. Девушка с картины Джеймса Тиссо. Скрывшись за дверью гримерной комнаты, я принялась печатать сообщение для Эдди — личного помощника и менеджера, с просьбой найти ресторан, который работает до позднего времени. Сейчас было несколько минут за десять и многие кафе Сан-Франциско, где мы находились на съемках, всё ещё открыты, но, все же, лучше иметь место, ждавшее нас. Тем более, долгая жизнь в Лондоне научила тому, что лучшие места закрываются в десять, стоит учитывать это везде. Костюмер помогает мне избавиться от узких ботинок, завязанных на высокую шнуровку, и я с благодарностью выдыхаю. Её руки ловко справляются с корсетом, наконец, могу дышать полной грудью. Она помогает мне снять верхнее платье, затем слой за слоем, мы снимаем нижние юбки, пока я не остаюсь в платье комбинации. Несколько минут лежу на диване, пытаясь отойти от нагрузки, затем принимаюсь смывать грим, для того, чтобы снова накраситься, но уже не так плотно. На телефон приходит сообщение с адресом ресторана и одобренной бронью, пока я подкрашиваю карандашом брови. Костюмер с шумом убирает платье в шкаф, пряча его в кофр. Затем она кладет на диван платье футляр с квадратным вырезом, цвета фуксии и ставит рядом ярко-синие босоножки из кожи с платформой и толстым каблуком. Подмигивая мне, прощается и уходит домой, закончив свою работу на сегодня. Я наношу легкие коричневые тени, чтобы подчеркнуть глаза, затем прокрашиваю слизистую и наношу тушь на ресницы. Скульптором выделяю скулы, нос и овал лица, после чего наношу легкие румяна. Губы покрываю светло-коричневой помадой с матовым финишем. Из последних сил заставляю себя надеть платье, бросив куда-то в сторону нижнее платье, которое теперь совершенно не нужно. Платье село идеально и подчеркнуло фигуру, а аккуратные босоножки удлинили мои ноги. Теперь я могла показаться своему кавалеру. Бенедикт ждал меня на выходе из дома. Прислонившись к колонне, он активно набирал текст на телефоне, но завидев меня, прекратил и убирал телефон в карман. Сейчас он снова в костюме, но в более современном. Белая льняная рубашка свободно расположилась поверх его тела, тёмно-синие штаны идеально подчеркивают его накаченные ноги. В его руках покоились ключи от машины и пиджак, такой же свободный и прямой, как рубашка. В его глазах мелькает огонек, такой трепетный и одновременно откровенный. Языком облизывает губы, которые моментально растягиваются от улыбки. Он протягивает руку, желая получить мою в ответ. Я не решаюсь ему противостоять, мне всегда становится лучше, когда он рядом. Мы выходим на улицу, в остывший летний зной. Съемки в разгар лета, когда каждый из нас носит грим и большое количество одежды — попросту мучительны. Но это будет стоить того, когда фильм выйдет на экраны, а мы можем быть номинированы на престижные премии. На небе нет облаков, видимость звезд и полумесяца Луны отличная. Я заглядываюсь на их благородный свет, пока мой мужчина колдует с машиной. — Земля вызывает Порпентину! Ау! — Бэни пришлось пощелкать пальцами перед моим носом, чтобы вернуть моё внимание. — О чём задумалась, Тина? — Даже не знаю, — я машинально потянулась поправить его рубашку. Она была не застегнута, он знал, что я люблю его ключицы. Мне пришлось поднять голову чуть выше, чтобы столкнуться с его взглядом сверху вниз. Он был выше меня, даже каблуки не могли сравнять наш рост, слишком большая разница. Нам обоим это нравилось, и всё устраивало. — Меня привлек свет звезд, вот и всё, — нежно произнесла я. — Тебя влечет к себе подобным? — спросил он, сопроводив вопрос смешком. — Льстец, — протянула я. — Такой только для тебя. Он наклонился и коснулся своими губами моих. Они начали мягко впиваться в меня, пока руки гладили талию и намеревались опуститься ниже. Я решила не отставать и проникла своим языком в его рот, провела им по зубам. Бенедикт немного отстранился, но затем принялся кусать мои губы, постепенно углубляя поцелуй, делая его более влажным и страстным. Затем мы замедлили темп, наслаждаясь и растягивая каждую секунду. Нам было плевать, увидит ли нас кто-то, полетят ли наши снимки в сеть. Мы растворялись друг в друге, теряя голову, пока целовались по-настоящему, а не по сценарию, перед десятками людей. Наша страсть поднималась куда-то в небо, к звездам. Сцепившись последний раз горячими языками, мы отстранились друг от друга, тяжело дыша. Бенедикт отшагнул назад и облокотился на дверь машины. Его рука нащупала дверную ручку и дернула её, распахивая Рендж Ровер. Его глаза продолжали блестеть потаенными желаниями, а жесты стали галантными. Он помог мне оказаться на переднем сиденье, после чего обошел машину перед капотом и сел на место водителя. Длинные и тонкие пальцы обхватили руль. Включилось радио, сейчас играла легкая музыка с искушающими нотами. Руки Бенедикта задвигались в привычных жестах, снимая машину с ручника, переключая скорость на коробке передач. Мужчина улыбнулся своей ослепительной улыбкой, прежде, чем нажать на газ. Гравий шумел под шинами, пока мы медленно выезжали со съемочной площадки. Особняк викторианской эпохи, который идеально подходил под место действий фильма, находился на вершине одного холма, на востоке Сан-Франциско. Вокруг него располагался сад с пышными грушевыми деревьями, не все из них потеряли свой цвет. Даже в сумраке они приятно белели, указывая направление по витиеватой дороге. Выехав на шоссе, шум перестал перебивать радио, и машина набрала большую скорость. Рука Бенедикта легла на моё колено и принялась поглаживать ногу, по его старой и любимой привычке. Он всегда был серьезным за рулем, с максимальной концентрацией на лице, но этот жест был чем-то изнутри его сердца. Я повернулась к нему лицом, взглядом изучала. Мне всегда нравилось смотреть, как он ведет машину, в этом было что-то будоражащее. Казалось бы, рутина, а такая важная часть нашей жизни, почему огонь любви не иссякает. Наши отношения начались несколько лет назад, всё также со съемок фильма. Когда он появился на съемочной площадке в злосчастной белой рубашке с незастегнутыми пуговицами и черных штанах, перекрывавших ботинки, я не смогла успокоить свой ум и сердце ни на секунду. Позже, я узнала, что моё платье комбинация, с упавшей бретелью на плечо, лишило его сна на несколько дней, заставляя думать только обо мне. Разве это не сюжет для кино? Время пролетает незаметно, как кинопленка, расходуемая во время съёмок. Машина останавливается около стойки парковщика, за ней горит дорожка с воздушными шарами из стекла, ведущая к широкой белой лестнице и стеклянному ресторану. Внутри виднеется полупустой зал, лишь несколько людей сидят у окон и вкушают последние десерты. Официанты скучающе стоят у барной стойки и ждут окончания смены. Музыкант, играющий на фортепьяно с воодушевленным лицом, перебирает клавиши, воспроизводя приятную мелодию. Бенедикт вышел первым и вручил ключи от машины парковщику, только после этого он подошел к двери пассажирского сиденья и, открыв её, протянул мне руку. Мы двинулись вместе в сторону ресторана. Я взяла его под руку и прижалась всем телом, желая ощутить его тепло и приятный аромат одеколона. Для нас зарезервировали стол у окна, в самом дальнем зале, где никого не было. Появилось ощущение, что мы сняли этот ресторан только для себя. Я не стала долго думать над желаемой едой и заказала обычный для себя салат и стейк из лосося с запеченной картошкой. Без повода, мне в голову пришла идея выпить розового шампанского. Бенедикт не возражал и в поддержку заказал для себя розовый лимонад. Его лицо в этот момент светилось от счастья, а мне сложно было понять почему, ведь ничего удивительного не произошло. Мы недолго молчали, пока касались друг друга кончиками пальцев. Нам не нужно было говорить, чтобы донести свою мысль друг до друга. Нам не нужно было заполнять пустоту неловкими разговорами. Я вдруг вспомнила свежую сплетню, услышанную от переговаривавшихся статистов, и немедленно поделилась ею с мужчиной. Он не очень любил подобного рода разговоры, но ему всегда нравилось слушать мой голос, и не важно, что он говорил. К счастью, сейчас он проникся этим жанром и даже был готов реагировать. Из-за небольшой загруженности, еда была готова быстро. Мы продолжали незатейливую беседу, пока пища наполняла наши изголодавшиеся желудки. В этот момент все мои чувства вспыхнули, как теплое солнце внутри груди. Я ощутила эйфорию, поднимающуюся от кончиков пальцев на ноге до головы, медленной волной. Как говорится: это было в моменте. Это было моё счастье. Счастье от любви, которую ощущала, счастье от компании на этот ужин, счастье от вкусной еды рядом с тем самым человеком. Хотелось запечатлеть этот момент на пленке, чтобы он остался навечно. Я сделала глоток из бокала с шампанским. Пузырьки ударили в нос, нанеся удар исподтишка. Наклонив голову, мне виделся лишь стол и руки Бенедикта. Он суетился, неожиданно для меня. Подняв голову вверх, я изучала его лицо, которое продолжало быть светящимся, но с нотками предвкушения. — Я давно хотел завести этот разговор, — признался Камбербэтч. — Искал лучшее время, но его не существует, не правда ли? — он издал легкий смешок. — Что же это за разговор? — в мою голову закрылось сомнение. — Ты знаешь меня даже лучше меня самого, — он снова усмехается. — И моя любовь к тебе растет с каждым днем. Я никогда не мог подумать, что счастье работает рядом со мной, в соседнем павильоне. Но вот мы здесь. Мы любим друг друга и, хочу верить, не сможем прожить и дня друг без друга. Крепкая пара без тайн и недомолвок. Отношения, на которые многие ровняются, — его рука легко скользнула в карман брюк. — Буду краток, я хочу, чтобы ты впредь и до конца своих дней носила мою фамилию. Порпентина, ты выйдешь за меня? Бархатная коробочка распахнулась практически бесшумно. Внутри, среди красного бархата лежало маленькое кольцо, ровно в мой размер. На нем были жемчужина и большой бриллиант, и всё обрамлено золотом. Оно было настолько же утонченным, насколько был сам Бенедикт. Музыка заиграла громче, будто кто-то подсказал пианисту. Но весь мир замер. Не было никакого движения, кроме биения сердца и трясущихся рук шатена, которые доставали кольцо из коробочки. Его пальцы похолодели, я ощутила это, когда он надевал кольцо на безымянный палец. Губы были так нежны в поцелуе руки, что я не смогла удержаться и притянула его к себе через весь стол. Счастье разлилось новой рекой по моему телу, вновь заставляя ощутить седьмое небо под ногами. На этот раз поцелуй был менее страстным, но более значимым. Сквозь губы я ощутила нежность и заботу, которую Бенедикт был готов дарить от начала и до конца. Я ощутила сладость лимонада, что он выпил недавно, его привкус напоминал жвачку. Он навсегда останется в моей памяти. Внутри порхали бабочки, когда он так резко прижал меня к стене в прихожей. Квартира, которую мы снимали, находилась в старом жилом комплексе. В ней были высокие потолки и длинные коридоры, колонны хвастливо выглядывали из гостиной комнаты, пряча длинные окна в пол. Спальня находилась в самом дальнем углу, но в этот раз путь до неё был быстрее. Бенедикт мягко опустился на кровать, его рука потянула меня за собой. Сев на его колени, упираясь коленями в мягкий матрас, я наклонилась, чтобы снова поцеловать его. Моё платье неприлично задралось, собираясь на бедрах. Мы оба легли, не разрывая страстный поцелуй. Одна из его рук легла на мою талию, согнув ногу, он сократил пространство для движения. Я лежала на его груди, чувствуя сердцебиение и его возбуждение. — Ты так прекрасна, — его голос опустился на октаву и стал ещё более шершавым. — Ослепительнее солнца и невероятнее любого чуда света. — Льстец, — шепчу ему на ухо, пока руки расстегивают его рубашку. — Немного, — слово обрывается из-за стона, который непрошено вырывается из его рта, от моих случайных касаний к груди мужчины. Он быстро прощается с рубашкой и пытается помочь мне расстаться с платьем. Его глаза удивительно расширяются, увидев кружевное белье с цветами. Меня всегда удивляла его любовь к этому комплекту. Я как чувствовала, что сегодня его стоит надеть. Бенедикт облизывает губы, пересохшие без дополнительного увлажнения. Руки шатена не стремятся снять бюстгальтер, пока не получат эстетическое наслаждение, всё до капли. Я молча двигаю бедрами, заставляя его желать большего. Поднимаю руки вверх и опускаю, проходясь по всем выступающим частям собственного тела. Смотрю на нас в старое зеркало с резной рамой, стоит и это запечатлеть на пленке. Как я сижу верхом на своем муже, соблазнительно выгнувшись. Как он лежит подо мной, опираясь на локти, и смотрит шальными глазами. Теперь он целует шею, медленно посасывая кожу, оставляя маленькие укусы рядом с ключицей. Одним пальцем он поддевает лямку и опускает на плечо. Целует это место. Снова пальцами ведет по коже, переходит на спину и находит застежку. Аккуратно справляется с ней, будто намеренно оттягивает. Я чувствую его губы на груди, запрокидываю голову, когда он обхватывает сосок и играет с ним. Мой первый стон. А он ухмыляется. Отвлекая меня поцелуями, он расстегивает брюки. Вынуждает привстать чтобы избавиться от них. Наконец-то его руки смогут сосредоточиться на бедрах, пока рот занят грудью. Я чувствую, как внизу живота разгорается пламя, требуя тело Бенедикта. Одна рука отходит от цели и, отодвинув край кружева, проникает внутрь. Две фаланги входят в меня, проскальзывая до основания. Пара стонов срывается с моих губ. Я хватаюсь за его волосы, когда он находит клитор и начинает массировать его. Ноги начинают дрожать. — Ты готова? — спрашивает он со сбившимся дыханием. — Прошу тебя, — резко отвечаю, продолжая глубоко дышать. Мы подстраиваемся друг под друга, и после его член погружается в меня. Снова кричу, не сдерживая себя. Его член так приятно растягивает меня, заполняя идеально, будто мы во всем были созданы друг для друга. Медленно начинаю движение на нем, чуть вперед и вверх и также назад, от чего Бэни сносит крышу. Руками он направляет бедра, удерживая меня. Ему хочется быть ещё глубже. Ускоряюсь. Как наездница, я скачу на нем, пока тонкие пальцы играют с грудью или клитором. Его стоны возбуждают ещё сильнее. Влажные шлепки распространяются по комнате, смешиваясь со звуками с улицы. Он прижимается ко мне, вспотевшим телом, целует шею, оставляет засос. Мы оба приближаемся к кульминации. Бенедикт тянет меня на себя. Упираюсь руками в кровать рядом с его головой, нависая над ним. Его руки опускаются на бедра, помогают оставаться в одном положении. Теперь он актив, поднимая бедра, трахает, проникая глубже. Звук стал громче, я чувствую, как его яички бьются о нежную кожу. Выкладывается на полную, ускоряется. Смотрю в его глаза полные любви даже в этот момент истинной страсти. Выгибаюсь, перебрасываю волосы на одну сторону, заслоняя лицо Бэни. Наклоняюсь ближе и целую его, покусывая нижнюю губу. Он шипит, тяжело дышит и ускоряется. Мы оба близимся к завершению. — Быстрее! — на выдохе требую, а он повинуется. У меня это случается раньше. По всему телу проходится удар тока, приятно расслабляющий, превращающий в вату. Мои стоны не умолкают, пока мышцы влагалища сокращаются вокруг его члена, и изнутри вырывается горячая жидкость. Упираюсь головой в его плечо, после приподнимаюсь и целую. Член пульсирует внутри, ещё несколько рваных толчков и он кончает внутрь. Его рык проникает вглубь естества, заставляя возбудиться снова. Я продолжаю лежать на нем, пытаясь отдышаться. Он делает то же самое, сопровождает это путешествием его рук по моей спине. Нежно целует в висок, по своей давней традиции. Шепчет нежные слова, говорит о вечной любви, захватывая мой разум. Внутри всё пульсирует, до невозможности хорошо. Мы лежим прижавшись друг к другу, всё ещё без одежды, но уже под одеялом. Смотрим в глаза, не отрываясь. Я говорю приятные слова, и слышу их в ответ. Такая приятная истома. — Обещай, что мы останемся на старой кинопленке, — говорит Бенедикт, почти шепотом. — Я так хочу запечатлеть наше счастье. Вжимаюсь в его грудь, вдыхаю носом его запах, ощущаю себя, как дома. Моя нога переплетается с его, заигрывает и всё же так наивно. — Наша любовь и счастье останутся на старой кинопленке. Очередной поцелуй, наполненный нескрываемыми эмоциями, с полной отдачей партнеру. Он так дорог моему сердцу, как и это воспоминание, как и эта жизнь с моей любовью — Бенедиктом К.