Что было дальше? Или как я стала фанаткой Макара

Скорая и пожарная приезжают быстро и почти одновременно. Пока группа вторых забегает в дом, девушка фельдшер начинает расспрашивать, как все произошло и одновременно парень осматривает Иру. — Вы кем ей приходитесь? — Другом, наверное, или парнем… — Понятно. Сложные отношения. Поезжайте следом. Мы в первую городскую повезем. — С вами нельзя? — Не положено. Только близкие родственники. Документы ее с собой? — Нет. Так пожар же. Я не знаю, сохранились ли они… — Ладно. Едем. Реанимация, — говорит она водителю, он включает сирену и резко трогает с места. Документы. Я поднимаюсь на её этаж и вижу, что огонь удалось погасить. Везде этот страшный дым, будто тут прошёл фестиваль этих индийских красок, только вот цвета, которые бросали в воздух — серый и черный. Пожарные бродят по квартире и что-то записывают у себя в планшетах. Кто-то открыл окно, чтобы было легче дышать. Я подхожу к ванной — на полу валяется маленькая сумочка. Поднимаю её, как сокровище, и аккуратно стряхиваю с нее пепел и стираю копоть. Внутри ее паспорт со снилсом и полисом. Меня замечает пожарный: — Вы кто? — Молодой человек пострадавшей. — Понятно. Пожар быстро удалось локализовать своими силами. Мы лишь немного помогли. У вас ремонт? — Не понял. — На косяках и двери обнаружены следы лакокрасочных материалов. Либо пожар возник вследствие неосторожности, либо поджог. У меня ударами колокола в мозгу отзываются слова пожарного. Лакокрасочные материалы. Дверь была исписана краской, сказала соседка Ире. Может, кто курил в подъезде, из-за чего полыхнуло. Но у меня нет вариантов, почему у нее был заклеен рот и связаны скотчем руки. Все внутри кипит, и я обязательно разберусь с этим, но сначала нужно в больницу. Я прошу бабу Таню дождаться, как все уйдут, проследить за квартирой, беру документы и спускаюсь вниз. Лифт опять кто-то опережает, и я спускаюсь пешком. «Лакокрасочные материалы» — все звенят в голове. Тут неожиданно я вспоминаю паренька с банкой краски и останавливаюсь на ходу. Я удивился тому, что он побежал, едва увидев меня. А что, если он знал, кто я и куда направляюсь? Я лихорадочно держу эту мысль всю дорогу в голове. Кажется, я знаю в лицо поджигателя. На входе в больницу я спрашиваю, куда поступила девушка без документов после пожара. Немного запнувшись, я понимаю, что даже не знаю её фамилии. Заглянув в паспорт я передаю ее сведения и прошу разрешения её навестить. Регистратор неумолимо начинает твердить: «Не положено». «Сколько вас таких тут проходит каждый день — мне что всех пускать? Тем более она в реанимации». Я начинаю скандалить, перехожу на свой громогласный бас и едва не матерюсь. На помощь приходит охранник, и они вдвоём уже криком пытаются мне объяснить правила. Но я не понимаю. Не хочу понимать. Она там одна. Ей нужен я. Так проходит около получаса. На наш крик приходит мужчина в белом халате. Представляется дежурным врачом и просит успокоиться. Я начинаю рассказывать врачу еще раз, что мне нужно к ней, хотя бы увидеть, и не понимаю как, но через минуту слезы катятся из глаз и теряются в бороде. — Доктор, я боюсь её потерять… — говорю я тихо. Для меня реанимация — это всегда страшно. Зрелище ему предстаёт странное: здоровый бородатый дядька стоит перед ним и плачет. Но я не стесняюсь своих слез. Он улыбается и говорит: «Пойдем со мной». Большего мне и не нужно. Я, довольный, прохожу мимо перекосившихся охранника и сотрудника регистратуры. Мы останавливаемся у бокса. «У тебя 5 минут» — произносит доктор и пропускает внутрь. Ира лежит на высокой подушке с закрытыми глазами. На лице кислородная маска. К рукам идут провода и стоит капельница. Некоторые локоны в маленьких частичках пепла. Я стою и любуюсь ею. Нет даже намёка на то, что пару часов назад я её вынес из пожара. Если бы не все эти провода и палата — можно было бы подумать, что она просто спит. — С ней все в порядке. Немного надышалась дыма. Показатели уже в норме. Пару дней понаблюдаем и отпустим. — Она спит? — Да, действие успокоительного. Так что иди домой и не беспокойся. Завтра переведём ее в общую палату. И больше не истери, а то не пустим. Я беру ее ручку, целую и аккуратно кладу обратно. «Завтра увидимся, моя маленькая» — шепчу ей на ушко я и выхожу. На улице уже почти ночь. Впереди звонки бабе Тане, Андрею и, по-ходу, в ментовку. Это поджог и я видел поджигателя в лицо. Я вдыхаю полную грудь воздуха и смотрю в небо. Среди ночных вывесок в этом городе видны редкие звезды, не то, что в Москве. Я любуюсь ими, и мне на нос приземляется первая снежинка. С Ирой все в порядке. Я успел. Это ли не новогоднее чудо?