Если б знать, где упасть...

От всего уберечь тебя хочется От ненужных и скверных попутчиков И рябого крыла одиночества Что на лбу поселилось лучиком В. Черенцова

Тихий стук в дверь номера Новогорска. Щелчок замка. Ласковый взгляд в лучиках морщинок: - Ну, привет что ли, моя пропажа! Этери не успевает даже слова сказать, как мужчина просачивается в узкую для его габаритов щель между косяком и полотнищем открывшейся двери. Тянет за собой ручку, обхватив женские пальцы, слышит как закрылся замок. - Сереж, опять?- она бы его выставила, но по силам не справится, а по добру он не уйдет. - Обязательно,- мужские пальцы продолжают лежать на женских, держа дверную ручку.- Этери, родная, не будет по-твоему! - Хватит!- выдергивает руку из его.- Дудаков, что ты там себе придумал?! Любовь до гроба? Жили они долго и счастливо! Один раз! Одна ночь! Все! Все кончилось! - Тшшш!- прикладывает палец к губам мужчина. Не шуми. Вечер на дворе, а тут стены не слишком звукоизолированные. - Сереж, ну, хватит! Ну, правда,- плечи устало поникают, руки скрещиваются в замок.- мы же в Ташкенте обо всем поговорили, договорились. Я думала, что понятно было. И тебе, и мне. - Все понятно, Этери, но ничего же не изменится,- сделал шаг к ней.- Ты понимаешь, все, что может менять нас, уже произошло. И теперь все уже есть. - Ничего нет. Одна ночь, когда мне было слишком холодно и одиноко. Это было плохо, так тобой воспользоваться. Но раз уж было, что же теперь? - Чем быстрее забудем, тем лучше,- вздохнула и направилась в глубь номера. - Ты хочешь, чтобы снова было холодно и одиноко?- говорит негромко, но голосом забирается под кожу.- Этери, пусть тебе не будет одиноко. Хотя бы иногда, когда совсем холодно. - Не надо, Дуд,- женщина разворачивается,- это убогая жалость. Не люблю. - Это меркантилизм,- Сергей изнервничался и устал за те полтора месяца, что она провела в США, потому что боялся и ждал. Нет ничего тяжелее, чем ждать человека, который не обещал вернуться. Может, она и не знала, что нужно пообещать, но, наверное, после той апрельской ночи, даже зная, не сказала бы Этери Дудакову - жди. Она теперь все время хотела, чтобы он не ждал, не надеялся, а лучше и вовсе все забыл. Апрель пахнет растаявшим снегом. Этот запах живет в коре деревьев, ветре, тропинках и тротуарах. Он даже кудрях тоненькой и потерянной женщины находит свой приют, им же пахнет шубка собачки, которую эта женщина не выпускает из рук. Это тонкий фимиам потерянности середины весны. Безысходного ожидания чего-то лучшего, хотя бы лета. - Сереж, ты торопишься?- голос у Этери тихий и очень ласковый, когда она выходит из образа тренера на льду. - Нет, а что?- Дудаков, вообще-то, даже спешил, но это неважно. - Я сегодня на такси приехала, может, отвезешь меня домой?- удивился, конечно, но не отказал. Промолчали всю дорогу. Так-то Этери любит поговорить, Дуду нравится, когда ее голос наполняет воздух в автомобиле, но сегодня молчит. До самого дома. - Хочешь чая или кофе?- внезапно спрашивает на подъезде к ее дому.- Если не спешишь, конечно. - Да не спешу я!- несколько даже возмущается мужчина.- Только что с тобой сегодня?! - Я вдруг поняла, что у меня дома - пустота. Везде пустота. Во мне пустота. Побудь со мной. Немножко,- как-то вся спряталась после просьбы, пальчиками перебирала кудри собачки. - Пошли, конечно,- согласился Сережа. Пили чай и молчали. Тишина аж звенела в ушах. Он смотрел за движением длинных тонких рук, вглядывался в напряженное лицо, видел, как под кожей шеи движется гортань, когда она глотает горячую жидкость из кружки. Потянулся, чтобы почувствовать эту подвижную кожу, ощутил, как чуть вздрогнула под пальцами и прижала его ладонь своею. Молчала. Он тоже молчал. И целовал молча. И раздевал. И любил, заполняя собой пустоту и одиночество. - Все хорошо?- спросил в макушку после, оставляя поцелуй. - Да,- прошептали ему в грудь нежные губы. И это “да” поселилось, разрослось, превратилось в боль и слабость. К утру от ее дыхания, ладошек маленьких и теплых на его коже, этого тихого “да” стал совсем истонченным, мягким, нежным, а она вдруг похолодала, наполнилась силой. И между ними встала неловкость случайных любовников. Сергей бился об нее, как об острый угол. Бился. И не выдержал к Ташкенту. Хотел поговорить. Попросить ее стать слабее, стать, как он. Смягчиться. Не захотела. Сказала что-то про глупость, свою, ситуации, всего, что натворили. Глупости не нужно повторять. Не заканчиваются они хорошим. А потом улетела, оставив Дуда терзаться неопределенностью, ожиданием, страхом потери. Сегодня вернулась. Нет. Вернулась вчера, конечно. Все они уже знали и ждали, но пока не вышла на лед, на тренировку - не считается. Дудаков не ехал к ней, его несло, будто парус надувало счастьем душу. Летел на маяк улыбки. Дурак старый. Счастливый старый дурак. - Это меркантилизм!- он изнервничался и устал за те полтора месяца, что она провела в США, потому что боялся и ждал.- Я хочу, чтобы тут тебе не было одиноко, чтобы мне не было больно, когда ты там. И я даже не знаю, приедешь ли назад? Я хочу знать, что тебе есть куда и к кому приехать. Пожалуйста! Ничего больше! - Сереж,- не договорила, оказавшись в крепких объятиях, укутанной теплом большого мягкого и болящего мужчины.- Сереж! - Ну, пожалуйста! Не надо одной! Не хочу тебя одинокой!- держал сильно, даже больно, тесно и близко. И плечи его обвились тонкими ручками. И губы прошептали: - Я не буду одинокой. Хорошо. Мне будет, к кому возвращаться. Помада у нее со вкусом холода и запахом тающего снега. А, может, так пахнут его воспоминания и надежды. Слабость. Боль. Нежное женское “да” в ответ на опасливое движение ладоней, снимающих черную кофту. Красивую, но без нее лучше. Без всего лучше.