these walls.

Под вечер ей становится совсем «расклеено». Не мгновенно, нет, а накатано. Сперва оно чувствуется призрачно, едва больно, а потом лупит тебя со всей силы своим драматизмом. Попробуй выживи, попробуй не сдохнуть. Сможешь? Так чувствуется, когда в голове непонятно что, в груди комком скручивает голые нервы, а единственное вот твое желание — вытворить какую-то фигню, да фигню полнейшую, для себя в первую очередь непредсказуемую. Чтобы забыться, хоть на секундочку. Потому что после съемок Милли видит Мэтта. Это даже не новость. Это очень предсказуемо. Шанс столкнуться с ним на этом испанском сете — двести тысяч к десяти. И вот она видит Мэтта, который стоит себе посреди улочки: рубашка у него белая, расстегнутая, волосы в разные стороны, а сам он уверенно собирает на себе взгляды всех остальных. Да так он ловко их цепляет, словно берет на крючок, узелками всех перематывает. И говорит. О да, он безбожно тупо рассказывает очередную очаровательную историю, громко, театрально, руки в стороны, кольца на пальцах, а все вокруг, бля, очарованно кивают ему головами и заглядывают ему в рот. Сказка — сказкой. Джимми Фэллон плачет, потому что Мэтт мог бы заполнить ему эфир от начала до самого его дурацкого конца. Своей скорпионской энергетикой, понятно же. Милли останавливается в тени одного из трейлеров, прижимая к себе сумочку. Ее никто не видит. Она (сперва) четко наблюдает за самим Смитом, за тем, как он склоняет голову, как опирается на капот одной из тачек для перевозки камер, а потом ее взгляд невольно цепляется за остальных ребят. Несколько парней из массовки, (гвардейцы), Оливия Кук с Эммой Дарси (в руках по бутылочке темного пива, подружки — подружками), старый дядя Фрэнк, молодой вот Фрэнк (целованный), Чарли-помощник, ну и Райан Корр, аля Харвин Стронг. Хорошенький он, прям пиздец. Только сам без парика на голове. У него стрижка почти под buzz cut в реальности. Фабиан появляется возле Милли неслышимо, как призрак. Он нависает на ней, а потом ловко склоняется к ее уху и шепчет: — Привет, Миллс. Почему ты прячешься тут? Тебе лучше не знать, дурачок. — Играю в спец-агента, котяра, — она пожимает плечами, улыбаясь ему, ведь ему легко улыбаться. — Ну а ты? — А я что? — Он опять наклоняется, ну и Алкок чувствует приторный запах его этого вот диснеевского парфюма. — Я предпочел тебя, а не это маленькое шоу. Хотя, честно говоря, я всегда поражался тому, как Мэтт умеет разговаривать. Он сразу же цепляет публику на все сто процентов. Ну да. Ага. Милли шарит. Она сама видит. Ей ничего больше и знать не надо, ведь улыбки на лицах людей настоящие. И их реакции тоже. Светловолосая кивает Фабиану, а потом ловко достает мятную сигаретку. Франкель следует ее движению, потому у него во рту оказывается идентичная, нагло украденная из ее собственной пачки. Подлец. Милли тупо подкуривает. И одновременно с этим, она ясно видит еще одну картинку, после которой, ясное дело, все ее явное состояние становится «расклеенным». Как будто кто-то специально сводит курок на очередном револьвере. И тут же стреляет тебя в грудь на поражение. Бах. Она видит, как какая-то симпатичная девушка (скорее всего из отдела гримеров), громко чертыхается себе под нос, пытаясь удержать равновесие, так как ногой она случайно вот становится на один из змеек-электрических-проводов, потому чуть было не падет прямо на землю. А Мэтт (чертов-чертов Мэтт), он так быстро реагирует на подобное, что сам тупо оказывается рядом, придерживая ее за плечи. А та ему так благодарно улыбается, что-то на ухо шепчет, светится солнцем, поистине. Милли видит, как Смит учтиво ей показывает ладонью направление, чтобы она… что? А вот что — чтобы она села на капот черной этой машины, ну и вообще позволила ему помочь ей еще и с такой дурацкой застежкой у нее на туфлях. Невероятно. Потрясающе. Трэш. Милли старается держать себя в руках, потому что за спиной все-таки Фабиан, а во рту у нее сигаретка. Но она продолжает наблюдать за этим хоровым шоу, спрятанная тут в тени этого вечера. Ее глаза на Смите, ну и это единственные глаза, правда, да, так как все уже заняты своими разговорами, своими историями. Внутри груди все саднит. И то, как Мэтт аккуратно приседает и цепляет девушку за лодыжку пальцами — совсем не помогает. Но… по сути, давайте подумаем, по сути, ага, если присмотреться глубже — он Милли ничего не должен. Он свободный человек, который имеет полное право делать все, что захочет. Правда? Он не виноват в яркой огненной ревности, даже в ее чувствах. И не виноват в том, что она сама позволяет ему с собой делать, ведь она никогда ему не говорит «нет». Понимаете? Когда дело касается Мэтта — существует одно сплошное «да». Ну и парочка подколок, чтобы он не расслаблялся. Потому, если это работает в такую сторону, то Милли невольно задумывается, стряхивая пепел себе под ноги… она задумывается, может ли она тоже спать с теми, с кем она захочет? Ну или просто вытворять то, чего ей хочется? Ну конечно. Ответ на сто баллов — конечно. Ей нужно выбить из себя закрученное вокруг ее бедер возбуждение. Выбить так быстро и так четко, чтобы она имени своего не помнила, когда кончала. Пожалуйста. Кто бы смог пойти ради нее на такое? Увести Фабиана с собой так просто, так неимоверно просто, он аж сам подпрыгивает, а головой кивает, рукой ее маленькую ладошку ловит. В трейлере подкуривает сигаретку, удобно устроившись на большом кресле. Потому все вот так и происходит. Сперва такие глупые разговоры, потом бутылочка вина и Алкок стягивает с себя рубашку через голову. Фабиану приглашение не нужно — его руки тут же обхватывают ее тонкое тело, словно она тряпичная куколка. Он даже не разговаривает. Его рот другой, вообще для нее неподходящий, но становится все равно, так как он уже прикасается к ней под резинкой белья. А дальше все забывается: боль уходит, ей тепло и понятно. Но ей не огненно, нет. С ним никогда не огненно. С ним всего мало. Там попросту нет того, чего стоит разжигать. Милли как-то целуется с ним хаотично, сама даже толком не замечая того момента, когда Франкель в нее наконец-то толкается. И это не волнительно, ничего такого. Он просто и так тупо механически делает свои движения, что связь никакая не возникает, она даже не думает начинать там существовать. Милли закрывает свои глаза и думает о том, что как же она чертовски сейчас похожа на Рейниру. По поведению. По чувствам. Маленькую Рейниру, пламенную Рейниру. Которая хочет дядю до белых костяшек, а Кристон-сука-Коль это способ забыться, сделать все на дяде на зло. Но кому от этого станет лучше? Никому. Потому что Фабиан не выбивает из нее желание, он едва расслабляет ее. Так кино переплетается с жизнью, так оно становится его имитацией. Милли закономерно ловит оргазм, а потом просто лежит на кровати, натягивая на себя одеяло под горло. Франкель тут же отключается рядом с ней, так и оставаясь лежать на животе. Такая глупость, поистине. Хочется схватить телефон, а потом написать Мэтту, рассказать ему о том, что, кажется, ничего больше не помогает. Ничего не проходит. От этого так страшно, вы бы знали. Но какой… к черту Мэтт прямо сейчас? Он занят, как обычно. Он не ответит на ее смс-ку. Милли чувствует, как у нее даже то, что не может болеть — болит. Завтра она обязательно сделает лицо попроще и послаще, опять окунется в свое детское поведение. Потому что в этой истории — ничего про нас. Так думается ей. Она, потерянная в своих слезах, засыпает. А утром становится немного легче. Вот кофе, вот очередная книжка. Вот довольный кот Фабиан, которого она целует в губы просто так, чтобы еще раз убедится — не помогло. Не подействовало. Такая трагедия, честное слово. И они, раздетые до шорт и маек, с большими чашками кофе — идут вот на общее собрание шоураннеров, потому что это четверг, а по четвергам у них сборы, как в школе. И Райан опять будет ставить всех на место, опять сверять графики съемок и графики репетиций. Милли скрывает глаза под черными очками. 1. В зале действительно много народа. Сидят все за большим белым столом, как для чистки сценария. Малые отдельно в конце комнаты заговаривают Райану рот о том, что им нужно несколько профессиональных световых приборов, чтобы снять очередной тик-ток. Любимое. Милли падает в кресло рядом с Эмили Кэри, целуя подружку в щеку, а сама принимаемся ей рассказывать все то, что рыжеволосая пропустила. Удивленные взгляды, Кэри берет и ладошкой рот свой закрывает, а глаза широко открывает, перебирая шок и энергетику. Ну понеслось. И пока они делятся своими приколами, громко, уверенно и с небольшим количеством матов, в зале появляются Пэдди с Мэттом — в руках кофе, на лицах улыбки. Они садятся чуть дальше, ни на секунду не прерывая свои споры и обсуждения. Алкок тупо так утыкается в Мэтта. Он все лишь раз встречается ней глазами, а потом просто отворачивается к ней спиной. Даже на нее не смотрит, он даже ей ничего не говорит. Просто абстрагируется в мир, где, по всей видимости, ее не существует. Милли хмурится. Непонимание застилает ее разум, словно снегом дороги (просто-таки посреди зимы). Мда. Когда Райан начинает свои деловые разговорчики, девушка достает телефон. Она сама кликает на диалог со Смитом, ну и пишет ему: сегодня жарко, забери свою ветровку Она вертит в руках айфон до тех пор, пока Мэтт ей не отвечает: Не отвлекайся. Пф-ф. Тоже мне. Милли: как у тебя прошел вчерашний вечер? Мэтт: Явно не так мокро, как у тебя. Чего-чего? А откуда он вообще знает? Милли стреляет в мужчину взглядом, но тот только сам весь концентрируется на Райане. Пэдди рядом закидывается шоколадными печеньками. Милли: что это должно значить? Мэтт: У вас с Фабианом завтра «сцена секса», я наслышан. Просто невообразимо, что ты сама решаешь наглядно репетировать реальный секс с человеком перед тем, как вам вот предстоит его сыграть на экране. А что, если бы у тебя были такие сцены постоянно, ну и с разными мужчинами? Ты бы их всех тоже трахнула, а? Забавно. Может быть, ты себе не ту профессию выбрала? Милли буквально открывает рот в удивлении. Она склоняет телефон в сторону Эмили, чтобы та молча оценила весь пиздец. Забавно говорит, ну не ахуеть теперь ли? Милли: это не твое дело, понял? Мэтт: Трахни Фабиана еще раз, может тебя попустит. Сука. Алкок чувствует, как внутри нее закипает злость. Дурацкий Мэтт со своей тупой-тупой вот философией. Но даже это ее не бесит так сильно, как-то факт, что она теряет контроль, прямо сейчас, а Смит так удачно от нее уворачивается, обороняется. Но почему? Его так сильно расстроило то, что она переспала с Франкелем? Та ну. Не может такого быть. Они же не… Злость подступает к глазам, потому там вот-вот появляется слезы. Милли резко подпрыгивает на ноги, тем самым привлекая взгляды. Райан резко замолкает. Милли пытается успокоить дыхание, но ничего не получается. Эмили беспокойно поглядывает на подружку, робко хватая ее за ладошку. — Какой же ты… мудак! — Светловолосая буквально выплевывает это в сторону Мэтта, а Пэдди так и заклинивает на месте, он так и сидит со своим печеньем, только взгляд свой переводит к Мэтту, а потом к Милли. — Ненавижу! Мудак. Никто в этом зале так не считает, кроме нее самой. Смех. Милли громко выбирается из-за стола, едва не перекинув кресло. Она хватает сумку, а потом вылетает из помещения. В лицо тут же ударяет теплый воздух, становится жарко, жарко, это вообще вот последняя капля. Девушка отчаянно выдыхает, а сумку свою берет и кидает себе под ноги. Хочется что-то разбить. Что-то сломать. Нахера он вообще такое ей сказал? Он что, не понимает? Не понимает, что трах с Фабианом должен был ее спасти, ее немного вылечить, потому что… — Сколько драмы, ты просто меня поражаешь, — вдруг слышится голос Смита, он сам вот оказывается возле парковки, руки в карманах, на лице хмурое, хмурое выражение. Что он тут делает? — Опять же… какого хера ты срываешься вот так? Милли ловит отчетливое дежа вю. Только в прошлый раз не было слез на ее лице. Не было темных подтеков от косметики под глазами. И дрожащая руки. — У тебя еще хватает наглости сюда заявиться и меня об этом спрашивать? Цирк. Обязательно. — Да, — Мэтт просто кивает, а сам почему-то задерживает дыхание. — Такое поведение вызывает вопросы у других. Оставляет непонимание. А ты прям заботишься о том, что скажут другие, да? Ну прикольно. — Главное, что не у тебя. После твоих прекрасных рассуждений о том, что у меня могла бы быть другая профессия. Смит делает несколько шагов в ее сторону. Милли резко от него уворачивается, наоборот почти убегает. Между ними опять происходит полнейший ток. Воздух электризуются, вот вот и ударит молния кому-то из них в лоб. — Почему ты, бля, с ним переспала? Хороший вопрос, но вы все знаете ответ. Милли фыркает. — Какая тебе разница? — Отвечай. Алкок утирает рукой слезы, а потом наклоняется, чтобы поднять сумочку. И пока она это делает, у Мэтта, кажется, случается очередной сдвиг по фазе. Моментально. Он берет и оказывается возле нее достаточно близко, чтобы его слова буквально чуть-ли не выбили из нее сознание. Черт. — Тебе понравилось? То, как он заполнял тебя? Как шептал на ухо всякие гадости? Или же у него духу не хватило, чтобы вытрахать из тебя всю твою душу, м-м? Не смог тебя удовлетворить. Только толкнулся внутрь так, будто бы имеет на это полное право. Думаю, что ты даже не была достаточно мокрой, — его слова горячим шепотом бьют ее прямиков в грудину. Потому что он прав, бля. И как он все это чувствует? — Почему ты на такое согласилась? Он тебя не достоин. Все, что он может дать… это слабый проблеск желания, но он никогда не превратит тебя в огонь. Ого. Вот так монолог. Милли старается подкурить себе сигаретку. Пальцы дрожат, почти ничего не получается. Мэтт делает шаг еще ближе. Она уже запросто может уловить его запах. — Если ты хочешь узнать все подробности, Мэтти, то ты просто можешь об этом спросить. И не делать мне больно. — Я не хочу знать об этом ничего, — почти лихорадочно отзывается Мэтт, противоречия сам себе. В его глазах есть что-то очень опасное, недоброе. То, что сможет разнести ударной волной целый съемочной сет, по истине. — Только то, почему ты это сделала. Отвечай! Отвечай, отвечай, отвечай. Ты что, в сказку попал? Милли уворачивается от мужчины опять. Она делает шаг назад. Сигарета в руках вот-вот и обожжет ей пальцы. Становится невыносимо. — Потому что… потому что… я пытаюсь забыть тебя! Как ты не понимаешь? Тебя. Мне так сильно- — Что? Он понимает. Ловит всю суть с первой секунды. Мэтт опять оказывается слишком близко. Милли чувствует, как он ловко перехватывает у нее сигарету, ну и делает последнюю затяжку, выдыхая белый-белый дым ей в лицо. И пока дым этот создает какой-то блядский эффект, хер пойми что, он наклоняется, ну и сам едва касается губами ее собственных. Между ними один ебучий сантиметр, Милли сама вот случайно скользит по его рту своими губами, но тут же подается назад. Ее как током шарахает. Мэтт опять говорит, ее буквально обдает его жарким дыханием с привкусом мятной сигареты: — Если тебе «так сильно» хочется, то почему ты просто не придешь ко мне? Ха. Разве так просто? Милли смотрит на него, словно загипнотизированная. До нее доходит, что он просекает самую важную суть всей ее трагедии — он теперь знает, что она хочет ощутить его всего, целиком и полностью, ну и думает, что только так ее от этого безумия попустит; — А ты? — Она слегка толкает Мэтта в грудь, чтобы он создал между ними расстояние, ведь вокруг все еще люди. Их могут запросто увидеть. — Или проще срывать на мне свою злость? Ясно, что это проще. Понятно, что так. Мэтт молча прикасается к ее лицу большим пальцем. Он стирает слезинку со щеки, а потом почему-то еще больше размазывает черную тушь. Милли медленно моргает. — Проще было бы тебя вообще не знать. Милли робко цепляется рукой в его рубашку на локте. Как ребенок. Она тянет его на себя, а потом делает несколько маленьких шагов, умоляя его (бессловесно), чтобы он за ней пошел следом. Мэтт идет. Они пересекают главную площадку — пальцы Милли все еще сжимают его рубашку, — а потом оказываются в восточной части съёмочного городка. Милли молча отпускает мужчину, потом тянется к своим ключам. Молчание настолько сильно бьет ее в голову, что становится только жарко и влажно между ногами. Она сама до конца не понимает, почему она его ведет к себе. Нет плана, есть только жажда. А Смит заходит внутрь трейлера за ней, часто дышащий и взлохмаченный. Он останавливается по середине комнаты, наблюдая за девушкой настороженно, неоднозначно. Милли бросает ключи на стол, а сама поворачивается к Мэтту. Их буквально разделяет два метра. Никто ничего не говорит. Только дыхание, которое пытается подстроиться под другое. А потом случается кое-что невообразимое. Потому что они, не сговариваясь, опускают руки на свои тела, не прерывая зрительного контакта. Боже. Милли прикасается к своей груди, сжимая ее. А Мэтт стягивает рубашку свою через горло, ну и ведет большой крепкой рукой по животу к поясу брюк. Они следят друг за другом, но потом одновременно поддевают пуговицы, пробираясь рукой себе в белье. И вдвоем же издают первый стон, что нарушает вязкое молчание. Милли самой кажется, что она сейчас умрет. Она видит, как Мэтт оборачивает руку вокруг своего члена, что все еще спрятан у него в боксерах, как он сам весь дергается, а на его скулах появляются красные пятна. Она сама ведет пальцами по своему клитору, ощущая как ей мокро, как липко ей. И его глаза наблюдают за движениями ее руки. Они тяжко и громко дышат ртами, вообще не понимая что сейчас происходит. Мэтт чертыхается, когда стирает большим пальцем со своей головки смазку, а Милли прикусывает губы, как только вводит в себя указательный и средний. — Ч-черт, — она не удерживается, все-таки говорит к Мэтту, а оргазм уже не за горами, он уже почти рядом. Ее почему-то настолько сильно волнует то, чем они сейчас сами вот занимаются. И пусть это в одежде, пусть это так… необычно, но возбуждение так сильно закручивает нервы, что если Мэтт просто оближет свои губы еще раз, то Алкок тут же кончит. — Так- — Недостаточно? Она кивает. Она чуть ли не насаживается на свои же пальцы, в то время, как Смит так сильно вдалбливается себе в руку, что невозможно оторваться от картинки, где мышцы у него на крепких плечах и на животе — перекатываются, движутся. Милли всхлипывает. — Мэтт. Она зовет его. И он откликается тут же, моментально. Как по щелчку. Опять забивает на свой стояк, опять становится ему важно только то, что она его просит. И как она говорит ему его же имя. Милли тут же вынимает руку из белья, а сама хватается за ладонь Смита. И опускает ее себе на живот, управляет ей. Мэтт заворожено смотрит на все это, его глаза в мутной пленке, а губы открытые, он громко и часто дышит. Милли ведет его руку ниже, держа ее в своих двоих, а потом чувствует, как он прикасается к ней внизу — его пальцы тут же чувствуют то, какая она мокрая, ну и Мэтт приближается к девушке ближе, утыкается носом ей в волосы. — Подайся бедрами вперед ко мне, — Просит он, а она тут же делает это, тут же ощущает, как он скользит дальше, как большой палец надавливает на ее клитор. — Еще раз, давай. Она подается немного вперед. Она склоняет голову Мэтту на плечо, утыкается в него лбом. — Не сжимай ноги, — он едва соображает, что он вообще говорит, но это действует, так как Алкок расставляет их чуть в сторону, а сама цепляется за Смита, чтобы найти хоть какую-то точку опоры. — Вот тут? Он утыкается двумя своими длинными пальцами в нее, едва не начиная проталкивать их внутрь. Милли сжимается. Она стонет, а губами хаотично оставляет маленькие поцелуи у него на плече. Да тут, просто вот тут. Девушка хочет сказать ему, она хочет наконец-то попросить его трахнуть ее, пусть даже так, пусть даже… но она буквально ловит свой оргазм в момент, когда Мэтт всего на чуть пальцами входит в нее. Немыслимо. Оргазм такой яркий, такой громкий (то, как она стонет), такой поглощающий, что Милли вообще едва может стоять на ногах. Она почти падает, да только Смит ее подхватывает на руки, а потом ловко переносит на небольшой синий диванчик. Утыкается взглядом в ее лицо, в ее закрытые глаза, улавливает то, как вздымается ее грудь, когда она дышит. Пиздец. И какими мокрыми стали ее шорты. Что-то клацает у него в мозгу, потому он выпрямляется, а потом тянется к своему члену. Пару движений вниз и вверх — Мэтт ловит себе свой личный оргазм тоже. Сперма брызгает ему на живот, на брюки, но становится так поебать, просто вот реально. Милли склоняет голову и только за всем этим наблюдает. Она все еще смущена. Мэтт падает в кресло, откинувши голову свою назад. Он сидит так пару минут, пока Алкок не появляется просто-таки рядом с ним, с салфетками в руках. Мэтт цепко перехватывает ее руку. — Что ты, по твоему, делаешь? Милли пожимает плечами. — Ничего, — она просто и тупо смотрит на его живот, ну и пытается вывернутся, чтобы он ее опустил. — Решила тебе помочь. Мэтт забирает у нее салфетки, а потом вытирает себя. Но под самый конец Милли вдруг тянется к нему, а потом своим пальцем стирает каплю его спермы, ну и быстро слизывает ее своим розовым языком. Ебануться. — Боги, — прерывисто выдыхает Смит, ну и встречается глазами с девушкой. — Тебе обязательно быть такой… Идеальной. Горячей. Маленькой моей мечтой. — М-м? Он не отвечает. Просто оставляет на ее губах мягкий поцелуй. От этого у Милли сердце бьется почти что в горле. Она проводит по его волосам рукой, приглаживая их. Впервые, кажется, Мэтт становится спокойным, знакомым, таким близким ей, что становится дурно. Ты что, даже понятия не имеешь, как глубоко проникла в моё сердце? Господи. 2. С Фабианом сцена секса проходит нормально. Настолько нормально, насколько может. Он, конечно, начинает задавать ей какие-то тупые вопросы, связанные с ее поведением на сборах, ну и последующим ее побегом, после которого ни ее, ни Мэтта не было вот поблизости. Милли его игнорирует. Она выполняет свою работу, а в голове только жар, только большие крепкие руки Мэтта. Мэтт сам заявляется на эту сцену. Он стоит возле режиссера, тупится взглядом в плейбэк. По его лицу невозможно узнать, о чем он думает. Но то, как сжимается его челюсть — это говорит и кричит буквально обо всем. Милли не стесняется. Она буквально имитирует секс у Франкеля на коленках, создавая абсолютную магию этой вот маленькой Рейниры. Мэтт все видит. Он уходит до того, как сцена заканчивается. Идет пить джин, вероятно, теряется в Испании — так профессионально, что Алкок не натыкается на него ни разу за следующие четыре дня. Она тусуется с Эмили. Она тусуется с Эммой. Она ходит на перекуры с гвардейцами, а ночами она вспоминает то, как Мэтт смотрел на нее, когда пальцами своими… ох, Мэтт. Кофе, кофе, жара, жара. Стивен Кинг. Все по классике. Все так, только в груди пусто, слишком прозрачно пусто. Милли пытается написать Мэтту смс-ку. Она ничего не пишет. В среду она напивается пивом. Она ему звонит. Никто не берет трубку. Потому девушка надевает его ветровку, а потом приходит к его большому белому трейлеру. Садится на ступеньках, подкуривая сигаретку. И сидит так долго и нудно, утыкаясь своим невидящим взглядом в одну точку перед собой. Ползу обратно к тебе. Она засыпает. Она просыпается от голоса, ранним прохладным утром. Спина и шея затекают, а в руках так и остается пачка сигарет. Мэтт приседает, поддевает большим пальцем ее подбородок. — Ну да, — он чуть ухмыляется, будто это так очевидно, будто он этого ожидал всем своим сердцем. — Ты что, была тут всю ночь? Милли пожимает плечами. Смит прикасается второй рукой к ее лицу, ведя дорожку от ее лба к щекам. — А ты где был? — Будет лучше, если ты этого знать не будешь. По факту. — Можно я посплю рядом с тобой? Да. Мэтт пускает ее внутрь, ну и пока сам возится с дверью, с душем, со своей одеждой, Милли ложится в его кровать, укрывается с головой и моментально засыпает. Впервые за недели ей не снится кошмаров. Впервые в своей жизни, кажется, она просыпается рядом с горячим солнцем, свернувшись под боком у Мэтта.