Ход времени

Престон вошёл в церковь в Пустошах, чувствуя, как под ногами хрустит щебёнка. В последний раз он приходил сюда в прошлой жизни. Тогда он искал здесь человека у которого учился, с которым полжизни боролся плечом к плечу. В каком–то смысле, так оно и было. Престон отбросил жизнь Грамматон клерика первого класса, отринул бесцветное существование под влиянием Прозиума, отверг заповеди Вождя и стал просто Джоном Престоном. Чувствующим человеком, свободным человеком, главным лицом нового правительства сформированного Сопротивлением. Его прошлую и нынешнюю жизнь можно сравнить с камнем внезапно освещённым лучами заходящего солнца. И всё же, несмотря на поразительные перемены в себе, Престону иногда казалось, будто ничего не изменилось. Что значат недели по сравнению с годами прожитой жизни? Каждый шаг внутрь разрушенной церкви отзывался в душе эхом болезненных воспоминаний. У него было такое чувство, будто он вновь очутился в комнате, полной врагов. Которые были рядом всю жизнь. Его перерождение в эмоционального преступника, проснувшийся интерес к Мэри О’Брайен, переход в ряды Сопротивления, убийство Дюпона, которого миллионы людей знали, как Вождя… Всё это выросло из той последней беседы с напарником. – Цена велика, – пробормотал Престон, останавливаясь перед скамьёй, от которой он стрелял в Партриджа. – Но я с удовольствием её заплачу. Теперь Джон видел гораздо больше, чем мог тогда. Красоту некогда святого места, чувствовал аромат свечей, которые какой–то неизвестный бродяга зажёг в загороженном алтаре. Престон видел грубые линии простой деревянной мебели, мягкие изгибы недосягаемого совершенства архитектуры, глядя на которые у него захватывало дух. Абсолютно не похоже на серое бытие, в котором он прожил последние десятилетия, как предписывал Вождь. Ничего удивительного, что Партридж выбрал для прочтения украденной книжки именно это место. В безликой квартире клерика те же самые слова звучали бы совсем по–другому. Престон снял перчатки, по–прежнему необходимые ему в мире без Прозиума. Так, руки, ставшие сверхчувствительными, не причиняли боль. Он аккуратно провёл кончиками пальцев по спинке скамьи, чувствуя, что она влажная после недавно прошедшего дождя. Мокрое дерево создавало впечатление, будто мебель совсем недавно покрыли лаком. Грудь стиснуло от внезапно нахлынувшего чувства вины. Престон резко отдёрнул руку. Он до сих пор не привык, что пульс может биться с такой ужасающей скоростью, а горло сжиматься от переполнявших эмоций. Внимание резко переключилось на какое–то движение в дверях. Развернувшись, Престон увидел замершего на пороге человека, одетого в форму. Юрген приставил к нему охрану на случай, если Джону вздумается погулять за пределами города. Перестройка Либрии из диктатуры Вождя в новое свободное государство была не таким уж простым делом. Многие граждане, снова начавшие чувствовать, видели в Престоне болезненное напоминание о неприглядности их недавних жизней. Впрочем, в этом памятном месте Престона не от кого было защищать, разве что от его собственных призраков. Но с ними Джон предпочитал разбираться самостоятельно. Он вытащил из кармана тонкую книгу, сокровище из наследства Мэри. Большинство конфискованных предметов EC–10, после её кремации остались в архивах Дворца Правосудия. В последнее время Престон ежедневно наведывался туда, тщательно исследуя всё, что там оставалось. И лишь наткнувшись среди всего этого хаоса на томик поэзии, он понял, что искал. Когда же Партридж перестал принимать дозу? За несколько дней до того, как Престон его поймал? Или недель? А, может, он не принимал Прозиум в течение месяцев, а то и лет, как это делали Робби и Лиза? Интуиция подсказывала Джону, что он не разглядел бы в жене эмоциональную преступницу, пока она не выдала бы себя сама. Кроме того, несмотря на всю его заботу о детях, он даже не догадывался, что они не колются, пока Робби не прикрыл ему спину. А для того, чтобы начать подозревать Партриджа, Вождю пришлось напомнить Джону о Вивиан. И только после этого он обратил внимание на странности в поведении напарника. Престон открыл книгу, сглотнул комок в горле и начал читать вслух, смакуя каждое слово. – Будь у меня в руках небесный шёлк, Расшитый светом солнца и луны, Прозрачный, тусклый или тёмный шёлк Беззвёздной ночи, солнца и луны… За спиной раздались шаги, Джон резко развернулся, но незнакомец уверенно и спокойно продолжил цитировать за ним поэму, голосом расставляя акценты. – Я шёлк бы расстилал у ног твоих… – Но я бедняк и у меня лишь грёзы… – перехватил эстафету Престон. Освещение в церкви было тусклым, ощущение бумаги под пальцами нереальным. Дыхание срывалось от нахлынувших эмоций. Престон рукой нащупал скамью и буквально рухнул на неё. Он мечтал об этой встрече, но ничто в мире не могло подготовить его к тому, что он при этом будет чувствовать. – Я простираю грёзы под ноги тебе… – не сдавался напарник и, улыбнувшись, вышел на свет. Благодаря льющимся из разбитых окон солнечным лучам, Престон заметил, что волосы у Партриджа слегка светлее, чем у него. – Ступай легко, мои ты топчешь грёзы… – он закончил строфу, глубоко вздохнул, стараясь, успокоиться и криво улыбнулся. – Или чужие. Партридж ухмыльнулся. – Я вижу, что произвёл должное впечатление. Как и было задумано. – Я так и знал… – Престон не отрывал глаз от напарника, пытаясь понять, изменился ли тот. Он стрелял в Партриджа сквозь книгу, которую тот выставил на манер щита. Тогда Престон надеялся, что застрелив его лично, обеспечил Эрролу быструю и безболезненную смерть. Но с его стороны было глупостью не учитывать тот факт, что Партридж владеет ган–катой ничуть не хуже его самого. Или он проигнорировал это подсознательно? По сути, это был не первый его прокол... Джон отбросил неприятные мысли. – После того, как Дюпон рассказал, зачем он назначил Брандта мне в напарники… И вышел через меня на Сопротивление… Ситуация показалась мне немного… – Искусственной, – подсказал Партридж. Эррол стоял от него на расстоянии вытянутой руки, Престон с трудом подавил желание проверить, действительно ли перед ним живой человек. После уничтожения заводов по производству Прозиума, многие либрианцы слетели с катушек, не сумев справиться с проснувшимися эмоциями. Джону показалось, что теперь и он тронулся умом. Слишком уж часто ему снились синие глаза Партриджа и прижатый к его груди томик Йетса. – Да, – сухо согласился он. – В принципе, именно намёки о моей ошибке с Вивиан и стали причиной того, что я вычислил тебя. Партридж кивнул и сел рядом, положив одну руку на спинку скамьи позади Престона. Пару месяцев тому назад Джону не пришло бы в голову, что напарник может позволить себе подобный жест. Но сейчас его поступок был вполне уместен. Затянутые в перчатку пальцы Престона отделяло от обнажённой кисти Партриджа всего несколько сантиметров. Это напомнило Джону о тонких пальчиках Мэри, скользящих по зеркальной глади стола в комнате для допросов. Ощущения были такими же острыми и опасными, как и тогда. Престон вздохнул, чувствуя, что его начало знобить. – А потом Дюпон сказал тебе, что он и раньше пытался избавиться от Сопротивления, – Партридж говорил спокойным, ровным тоном, словно до сих пор был под Прозиумом. Только глаза потемнели. – Верно, – Престон кивнул. – А ты? – вопрос сорвался с губ раньше, чем мозг сумел обработать мысль. – Я знаю, что ты встречался с Юргеном и получил доступ к Подземке… – Необходимо было соблюдать осторожность, – возразил Партридж. – У него не было выбора. В ряды повстанцев меня допустили исключительно из–за наших отношений с Мэри. У Сопротивления в Тетраграмматоне было гораздо больше глаз, чем я предполагал. К тому же, он знал, что у меня проблемы. Мне дали адреса нескольких явочных квартир и периодически проверяли. В сложившейся ситуации мне было не под силу защитить всё Сопротивление от расправы Вождя. И чем больше я пренебрегал Прозиумом, тем меньше тот мне доверял. – Тогда Дюпон решил сменить тактику и использовал тебя, как приманку, – догадался Престон. Действия Партриджа нельзя было назвать предательством. Такому бесчувственному существу, коим Престон тогда был, значение этого слова было совершенно незнакомо. Но зато сейчас он чувствовал, будто его предали... – Ага, как наживку, – Партридж и не собирался оправдываться. Он пошевелился, устраиваясь поудобнее, и его рука оказалась в опасной близости от ладони Престона. Джон ощущал чужое тепло даже сквозь тонкую кожу перчатки. – Когда Робби сообщил в Эквилибриум, что я нечаянно разбил утреннюю дозу… – Дюпону большего и не требовалось. Ему ничего не стоило прикрыть ближайший пункт выдачи Прозиума и подождать, пока природа не возьмёт своё. И с того времени за тобой перестали пристально следить и те, и эти… А ты стал поступать в точности, как рассчитывал Дюпон. Вплоть до самого последнего момента… На последней фразе Партридж не сдержался. И улыбнулся. Престон недоумённо проследил за его реакцией. Уж не восхищение ли проскользнуло в голосе Партриджа? Джон горько пожалел, что годы под Прозиумом слишком сильно обеднили его словарный запас… Вздохнув, он попытался ответить как можно нейтральнее. – Ты был лучше Брандта… Партридж покачал головой. Волосы, не смазанные гелем, растрепались, делая их обладателя намного моложе. – Нет. Я может, и учил тебя, но ты давно меня превзошёл. И что значит жизнь одного клерика против свободы? Свобода. Престон отложил книгу, подумав, что слова напарника оказались истиной. Он поднял свободную от перчатки руку и крепко сжал ладонь Партриджа. – Я видел, как тебя сожгли, – будничным тоном начал Престон. – И перестал принимать Прозиум сразу после твоего, как мне казалось, убийства. Мне даже сон об этом приснился. И я помнил слова Мэри: «без любви, дыхание – только часы, оно просто тикает…». После всего, что случилось, я больше не мог колоться... Партридж перестал улыбаться, с силой сжав пальцы Престона. – Я действительно должен был умереть тогда. Но Юрген решил иначе. Солдаты, привёзшие моё «тело» в дежурный морг, и медики, подготовившие его к твоему приходу, работали на Сопротивление. Престон сжал челюсти, чувствуя, что в душе поднимается еще ранее неведомая ему эмоция. Мгновение спустя он понял, что чувствует гнев. Но с этим, по крайней мере, он мог справиться. – Скотина! – прорычал он, попытавшись вырвать свою руку из захвата Партриджа. – Ты бы не смог по–другому, – возразил напарник, отказываясь отпускать. – Скажи, что ты стал бы искать правду, Подземку и убил бы Вождя без горячей личной заинтересованности? На мгновение лицо Партриджа осветил солнечный луч. Если бы Престон не был так поглощён пристальным взглядом и железной хваткой на своей руке, то непременно бы подумал, что он снова находится в морге, горюя по мёртвому напарнику. – Заинтересованности? – прошипел Престон. – Почему же они тогда не спасли Мэри? Или её жертва была гарантией моего невозвращения к Вождю? Партридж вздрогнул, но глаз не отвёл. – Я был мёртв настолько, насколько были заинтересованы в Тетраграмматоне. Мэри, увы, нет. Нам не удалось бы вытащить её незаметно. А что касается жертвы… – Эррол скривился. – Да, мы рассчитывали, что найдя фотографию, ты найдёшь Мэри, но всё пошло наперекосяк. Я не знал, что о ней сразу стало известно Консулату. Мы были не готовы к тому, что её арестуют. – Но произошло именно так, – мрачно выдавил Престон, не бросая попыток освободиться. Партридж снова вздрогнул, сузил глаза, но не отпускал. – Что ты хочешь услышать? – повысил он голос. – Что мне жаль? Что я горюю о ней? Мне действительно жаль, Престон, – он помедлил. – Джон… Мне, правда, жаль вас обоих. Прости. Но я пришёл сюда не ради споров. Услышав своё имя, Престон почувствовал, как его отпустило. Вот уж воистину – велика цена… – Тогда зачем ты пришёл? – он посмотрел на их сцепленные пальцы. – Думал, что я обрадуюсь, узнав, что меня сыграли втёмную? Причём ещё и обе стороны? – он горько усмехнулся. – Даже мои собственные дети думали обо мне сперва как о клерике, и только потом, как об отце. А для вас я кто? Инструмент? Оружие? – Нет. По крайней мере, не для меня, – уверенно ответил Партридж. – Тогда кто? – Престон поднял голову и замер, увидев его лицо. Такое выражение лица, как у Эррола, Престон видел только однажды – у жены, перед тем, как она его поцеловала в первый и в последний раз за всю их совместную жизнь, смешивая в этом поцелуе всё – радость, горе, сожаление … и что–то большее. Престон прикрыл глаза, перебирая в голове фрагменты воспоминаний. Вивиан… Наконец–то он понял то, что не смог понять тогда… – Я помню… – прошептал Престон, открывая глаза. То, что он думал в тот момент, было легко прочесть по его глазам. И Эррол встретив его взгляд, улыбнулся. – Конечно напарник. Джон неуверенно улыбнулся в ответ. Конец